Вновь зазвучали трубы и барабаны. Спустя минуту тот же глашатай выехал на середину ристалища, чтобы перед началом турнира зачитать торжественную присягу.
Сия присяга гласила:
«Благородные сеньоры, рыцари и оруженосцы, не угодно ли будет всем вам поднять правую руку к небу и торжественно присягнуть, обещать верой и правдой, жизнью и смертью, что никто из вас на предстоящем турнире не ударит своего противника острием копья ниже пояса. Если же у кого-нибудь из участников турнира во время боя упадёт с головы шлем, то никто из противников этого рыцаря не дотронется до него до тех пор, пока он вновь не наденет шлем и не застегнёт его как следует. Также запрещено всякое нападение на соперника с тыла. Кроме того, никто не должен вступать в бой после того, как звук труб известит об отступлении. Призываем вас соблюдать и укреплять кодекс рыцарской чести, бороться честно и отважно! Ослушник будет изгнан с турнира и лишён своего оружия и коня!»
На это все рыцари в один голос ответили: «Да, да, да!»
После ухода глашатая торжественная часть завершилась, и все, затаив дыхание, приготовились к началу турнира.
Традиционно в королевствах Кастилии и Леона, Португалии и Арагона рыцарские состязания начинались с бофордос. Такое название получила забава, во время которой соревнующиеся воины должны были пробить деревянный поднос, выставленный на флагштоке, бросая в него специальные затупленные копья- бофорды. Это зрелище являлось своеобразным разогревом перед рыцарскими поединками, представлявшими собой основу турниров. Традиционно бофордос считались делом оруженосцев или же неимущих рыцарей, которым не хватало средств для покупки тяжёлого вооружения. Также метание бофордов было наилучшей тренировкой для воинов, сражающихся в стиле хинете. Когда-то хинетов, вооружённых метательными дротиками и лёгкой саблей, использовали исключительно в мусульманских армиях, но со временем и христианские короли, осознав свою уязвимость и всю трудность борьбы тяжеловооружённой конницы против лёгких и проворных мавританских всадников, также начали создавать в своих армиях многочисленные отряды лёгкой кавалерии и вооружать их наподобие хинетов или туркополов. Обычно в рядах лёгкой конницы служили наёмники-профессионалы или же нищие идальго, способные на свои скудные доходы приобрести более или менее сносного арабского жеребца и нехитрое вооружение, которое стоило в разы дешевле, нежели дорогие доспехи тяжеловооружённого рыцаря. И очень часто случалось так, что воин-хинет, обладающий хорошим подвижным скакуном, мог превзойти своего тяжеловооружённого противника. Искусно маневрируя на поле боя, хинеты запросто изматывали тяжёлую конницу, чем и пользовались мавры во время своего покорения Иберии, а ловко брошенный дротик мог прошить противника насквозь вместе со щитом и кольчугой.
Продемонстрировать своё искусство вызвались с десяток храбрецов, состоявших в услужении у дона Франциско. Вооружённые двудольными щитами-адаргами, двумя-тремя дротиками и лёгким копьём для метания, с низкими сёдлами и короткими стременами, хинеты лихо гарцевали на своих поджарых проворных скакунах, производя эффектное впечатление на собравшихся. Огибая по кругу ристалище, они проносились лихим кружащимся вихрем, высоко поднимая столпы пыли. На подходе к флагштоку, на котором был подвешен круглый поднос, каждый делал замах и на полном скаку метал копьё в цель и сразу же, резко меняя направление, отходил в сторону. Каждый из выступавших так или иначе сумел поразить висящий поднос, пока тот с шумом не рухнул на землю. Сделав ещё пару заключительных кругов, под одобрительный гул восхищённой публики, хинеты один за другим покинули ристалище.
Первым бросить вызов зачинщикам решил Родриго Гонсалес Хирон. Облачённый в полный доспех, верхом на могучем тяжеловесном дестриэ, он выехал на ристалище и, держа наперевес длинное турнирное копьё, с силой ударил им о щит графа Нуно Гонсалеса де Лара. Граф не заставил себя долго ждать. Он был почти готов, словно предчувствовал, что первый вызов будет брошен именно ему. Оруженосцам оставалось лишь покрепче завязать шнурки его кольчужных рукавиц и помочь господину усесться в седло.
Но вдруг перед самым выездом графа на ристалище произошло то, чего уж никто не мог ожидать.
Со стороны замковых ворот, где собралось наибольшее количество зрителей, показался отряд из четверых всадников. Бесцеремонно протиснувшись через гомонящую толпу, незнакомцы выехали на пустое ристалище. Среди зрителей послышался ропот недовольства и недоумения. Въехав на ристалище, четвёрка сразу же разделилась. Трое сопровождавших остались у изгороди, а один, который явно был во главе, как ни в чём ни бывало направился прямиком к галерее, где сидел дон Франциско вместе с семьёй. Первой мыслью, которая пришла в голову сеньору и всем окружающим, было то, что четвёрка этих наглецов, изрядно опоздав, прибыла на турнир, чтобы померяться силами с его участниками. Но если это люди благородных кровей, как они могли позволить себе столь бесцеремонно ворваться на ристалище, нарушая этим самым все нормы приличия? Родриго Гонсалес Хирон, в полном вооружении ожидавший своего соперника, хотел было загородись наглецу дорогу и с помощью плётки прогнать его прочь, но тот, ловко проскочив мимо рассерженного рыцаря, продолжил свой путь, прямиком направляясь к центральной галерее. Подъехав к самым ступенькам, незнакомец застыл, так и не произнеся ни слова.
По одежде было трудно сказать, кем является этот пришелец и к какому сословию он принадлежит. Чёрный, как копоть, конь был отличной породы, но при этом видно было, что он еле держится на ногах. Конь был практически загнан, и вообще было удивительно, как он ещё выдерживает своего ездока. Не лучшее впечатление производил и сам всадник. Вся его одежда была в дорожной пыли, мокрый, ещё не успевший высохнуть плащ говорил о том, что ночью путник попал под дождь. Сапоги же покрылись таким слоем грязи, что стальные шпоры на них едва могли показаться наружу. Всем своим видом он напоминал странствующего паломника или же бандита с большой дороги, которого в пути застигла нелёгкая. На голове у незнакомца был сильно натянутый хвостатый капюшон, скрывающий добрую половину лица. Именно из-за него всадника было трудно узнать. На шее висело красивое золотое ожерелье с драгоценными камнями, а руки поверх кожаных перчаток покрывали золотые перстни. Если бы не эти дорогие украшения, всадника легко могли бы принять за бродягу или паломника, настолько жалко он выглядел.
Увидев, что всадник, бесцеремонно въехавший на ристалище, направляется к центральной галерее, дон Франциско сделал молчаливый жест, повелевающий пажу подойти к незнакомцу и спросить у него, кто он такой и чего ему надо. Сеньор вполне терпимо отнёсся к пришельцу, иной на его месте сразу же приказал бы схватить наглеца.
Как только незваный гость остановился у подножия главной трибуны, к нему подъехал один из пажей, стоящих в оцеплении.
Кто вы такой? Немедленно назовите себя! настойчивым голосом потребовал молодой паж.
Незнакомец молчал.
Назовите себя! Или немедленно покиньте ристалище и замок, в который вы так бесцеремонно ворвались! продолжал потребовать паж.
Но незнакомец лишь загадочно улыбнулся.
Может быть, он немой?! послышалось из толпы.
Если он немой, пусть тогда жестами объяснит, кто он и что ему надо! грубым голосом крикнул Родриго Гонсалес Хирон, держа наготове плеть.
Но вместо объяснений незнакомец отодвинул с лица капюшон и уставился на дона Франциско.
Не понимая, что происходит, тот изумлённо наблюдал за происходящим, переводя взгляд то на незнакомца, то на своего пажа.
Сидящая рядом сеньора, также приподнялась со своего места, рассматривая незнакомца.
Гоните его прочь! приказала донна Мария, после того, как тот вновь отказался отвечать.
Стоящие в оцеплении слуги потянулись за оружием, а дон Родриго уже закинул плеть, чтобы огреть ею непрошеного гостя.
Стойте! внезапно крикнул дон Франциско. Остановитесь!
Держа поднятой правую руку в знак того, чтобы никто не тронул таинственного гостя, он встал со своего места и начал спускаться по лестнице. Все, кто наблюдал за этим зрелищем, просто-напросто опешили от такого поворота событий. Спустившись вниз, сеньор остановился на предпоследней ступеньке, чтобы лицом быть на одном уровне с незнакомцем. Тот, в свою очередь, внимательно наблюдал за ним, и с его лица не сходила ехидная загадочная улыбка. Лицо же дона Франциско в этот момент походило на статую, ни один мускул не мог шевельнуться, ни один нерв не мог дрогнуть, видно было, что сеньор просто-напросто поражён. Словно заворожённый, он стоял напротив незнакомца, не в силах проронить ни слова.
Так продолжалось с минуту, над ристалищем нависла полная тишина.
И тут пришелец впервые заговорил.
Неужели мне тут не рады?! с нескрываемой иронией произнёс незнакомец. В моём замке, где я родился и вырос, меня просто не узнают! Неужели я так изменился?! и в показном жесте он стянул с головы капюшон, который продолжал скрывать часть его лица.
Пречистая дева! перекрестившись, сказал дон Франциско. Фердинанд! Неужели это ты?! Сколько же лет прошло? Мы уже и не надеялись увидеть тебя живым! и он бросился к лошади незнакомца.
Ну, наконец-то! Хоть родной брат меня признал! рассмеялся всадник.
Брат, брат шёпотом повторял дон Франциско, ещё не веря своим глазам.
Тем временем гость спрыгнул с коня и широко расставил руки, чтобы его обнять.
Пятнадцать лет. Пятнадцать лет. повторял сеньор. -Неужели ты вернулся?
Да, как видишь, ответил гость.
И они крепко обнялись.
Ну всё, вот и свиделись! держа брата за плечи и трогая его длинные, спадающие до плеч волосы, шептал дон Франциско.