Кровавые снега Суоми. Повесть о Зимней войне - Евгений Петропавловский 2 стр.

 Всё верно,  грустно кивнул мой собеседник.  Именно такой настрой царил среди красноармейцев: мы не сомневались, что прорвёмся, сокрушим. Все безусые пацаны, что ты хочешь. Молодые смерти не боятся, пока её вдосталь не нахлебаются. Нам со школы героизм внушали, гренаду эту, будь она неладна

 Мы тогда не знали, что творилось на юге, на Карельском перешейке,  продолжал старик свой рассказ.  Нас бросили на помощь 163-й стрелковой дивизии, окружённой в районе местечка Суомуссалми. Это немного к югу от Лапландии Ни лыж не было, ни санок: топали по снегу, делая всего по нескольку километров в день. От мороза не чуяли рук и ног. А по лесу вдоль наших флангов скользили в темноте полярной ночи финские лыжники. Бегали они на лыжах без помощи палок, так что руки оставались свободными для стрельбы. Вообще у белофиннов всё было поставлено на лыжи: пулемёты, обозные повозки, пушечки лёгкие. Без звука, невидимые в своих маскхалатах, вдруг выскакивали они из-за деревьев  поливали нас автоматным огнём и мигом исчезали, ровно привидения. Мы палили потом по лесу, да чаще без толку А своих раненых они не оставляли: если забрать не могли, то сами достреливали. Только это редко случалось. Зато для наших красноармейцев ранение означало верную смерть: если не погибнешь от потери крови, то замёрзнешь. Ведь вывезти человека в тыл, чтобы медицинскую помощь ему оказать  такой возможности тогда не имелось. Мы, хоть и оболваненные были политзанятиями, и то возмущались головотяпством командования: до чего же это надо не думать о людях, чтобы не позаботиться о тёплом обмундировании для личного состава! По сей день в уме не укладывается, что в боях с врагом у нас погибло намного меньше народа, чем от мороза! Я, например, так мёрз  просто никаких сил не было терпеть Но повезло: случился бой, когда половина моей роты полегла, и убили мы сразу пятерых белофиннов  я поспел у одного из них позаимствовать тулуп и валенки. Тулупчик, на груди пробитый пулей, подштопал, кровь просушил. И валенки как раз впору оказались

Мысль моего собеседника часто перескакивала с одного на другое. К тому же прошли годы, и сегодня передать его воспоминания в той последовательности, в какой мне довелось их слышать  задача невыполнимая. Но здесь я стараюсь уложить повествование старика в хронологические рамки, более или менее соответствующие происходившим событиям:

 А до Суомуссалми мы не дошли километров десять, когда стало известно: 163-я дивизия больше не нуждается в нашей помощи, поскольку она разгромлена, а комдиву Зеленцову с остатками личного состава удалось прорваться назад, на советскую территорию Зато в начале января финны принялись за нас: взорвав мост на границе, они отрезали дивизию от тылов и стали громить её с флангов. Это было нетрудно, поскольку мы растянулись вдоль дороги на десятки километров. Тогда комдив Виноградов приказал подорвать всю технику и пробиваться назад, к своим. Легко сказать Нас били как куропаток. Из лесу налетали егеря и выкашивали подразделение за подразделением. А то подкрадывались к спящим  и без единого звука вырезали всех своими ножами с кривыми лезвиями: такие тесаки финны называют «пуукко», это их национальное оружие. Но страшнее всего были снайперы. У нас их окрестили «кукушками» за то, что они устраивали на деревьях гамаки наподобие гнёзд, в которых могли сидеть сутками, поджидая удобного момента для стрельбы. Затаится такой стрелок и кладёт наших бойцов одного за другим. Потом слезет с дерева, встанет на свои короткие лыжи из карельской берёзы  и поминай как звали Ну, это мы все представляли себе «кукушек» таким образом. А спустя время мне разъяснили, что на самом деле легенду про гнёзда и гамаки на ветках распускала вражеская разведка  чтобы наш боевой дух подорвать. Ведь, в самом деле, финский боец мог оказаться на дереве только с целью наблюдения, но никак не для того, чтобы находиться в засаде. Попробуй-ка зимой залезть на ёлку, просидеть на ней несколько часов с винтовкой, а потом попасть из неё хоть во что-нибудь. Более неудачного места для этого вообще трудно придумать: тебя демаскирует первый же выстрел, а быстро сменить позицию невозможно. Потому финские снайперы чаще прятались в сугробах или за деревьями, однако на земле Но легенда очень действовала: красноармейцы, двигаясь по лесу, постоянно озирались на деревья. Одну «кукушку» при мне подстрелили  как раз в сугробе, за пнём была у неё лёжка. Оказалась молодой девчонкой. В плен, правда, не далась: пока мы добежали, она успела перерезать себе сонную артерию. К слову говоря, женщины в финской армии были не редкость

 В общем, в январе нам стало уже не до героических песен,  признался он.  И тем более не до бодрых частушек наподобие тех, что распространяли на специально отпечатанных боевых листках:

 Странно,  удивился я.  Если положение на фронте печальное, откуда у народа брались силы сочинять частушки

 Да это не народные,  пояснил он.  Писатели старались для пропаганды. Видно, им задание спустили сверху. Был такой поэт Александр Прокофьев, его в ту пору часто печатали в газетах  вот по частушечной части в основном он и старался.

Позже я поискал в Интернете  действительно нашёл немало боевитых прокофьевских «кричалок» в таком духе:

Временами мой сосед надолго прикрывал глаза, точно желал отгородить зыбкие картинки прошлого от всех видимых помех внешнего мира, однако рассказа своего не прерывал:

 Бесконечная полярная ночь, постоянная угроза нападения из заснеженной чащобы, да ещё боязнь «кукушек»  это действовало на нервы; некоторые из наших в прямом смысле сходили с ума. А ещё мы скоро вконец оголодали  истощены были поголовно. Нам пытались сбрасывать припасы с самолётов, но парашюты уносило ветром очень далеко  где-то там уже были финны; однажды комбат отрядил целый взвод в сторону, куда улетели сброшенные тюки  никто не вернулся Ещё оставалась у нас лошадь, мы берегли её в качестве неприкосновенного запаса. Наконец не выдержали и перед очередной ночёвкой зарезали. Сварили, на весь батальон разделили: разумеется, там каждому достались сущие крохи. А наутро, кто пораньше успел, на месте забоя лошади подгребли всё: и кишки, и копыта, и обрывки шкуры. Мне досталось лишь немного крови, замёрзшей в снегу: я её аккуратно, вместе со снегом собрал в котелок, потом туда же натолок немного древесной коры и, прокипятив над костром, похлебал это варево. Всё не пустой желудок А на следующий день пошли мы на прорыв с боем  тут уж о еде и думать забыл: почти двое суток то бегом, то ползком, да под пулями Как видишь, выжил. Опять повезло.

По прошествии времени мне удалось отыскать некоторые цифры по 44-й дивизии. Её численность перед вступлением в боевые действия составляла 17500 солдат и офицеров. Вырвалось из окружения 700 человек; сдалось в плен  1200; остальные погибли. Что касается техники, то замнаркома обороны Л. З. Мехлис телеграфировал Сталину: «дивизия оставила противнику 79 орудий, 37 танков, 130 станковых пулемётов, 150 ручных пулемётов, 6 миномётов, 150 автомобилей, все радиостанции, весь обоз»

Потери финнов в боях с 44-й и 163-й дивизиями составили 809 человек убитыми.

 И ещё одно везение получилось у меня,  добавил он, печально покачивая седой головой.  В том, что винтаря своего я не бросил, хоть и патронов у меня уже не осталось: из всех боеприпасов только РГД последнюю в кармане тулупа и держал. Для себя А тех бойцов, что безоружными из окружения вернулись, очень скоро отправили в лагеря Но ещё прежде того построили нас на льду озера Васо-Ярви. Прибыли командующий 9-й армией Чуйков и замнаркома Мехлис. И устроили суд над комдивом Виноградовым, начполитотдела Пархоменко и начальником штаба Волковым. Недолго судили, минут тридцать или сорок А после всех троих расстреляли перед нашим строем