Шёл дождь, и все сидели на маленькой тесной веранде. Сержант встал и подошёл к нему, как только он показался в дверях.
Случилось что?
В голосе Сержанта было искреннее волнение, вокруг стояли, сидели, прохаживались, и он ответил, недовольно оглядываясь.
Нет, всё в порядке.
Чего тогда прискакал? сурово спросил Сержант.
Вот, протянул он ему купленную по дороге пачку трубочного табака.
Зря тратился, курить запрещено, забыл, что ли, я ж тебе ещё в тот раз говорил, рассердился Сержант, быстро оглядываясь, не видит ли кто.
Обёртку возьми, нашёлся он, нюхать будешь. И пойдем куда.
В дождь выходить запрещено, хмыкнул Сержант, чтоб не болели, и, предупреждая его вопрос, и в палату нельзя. Мы не лежачие. Ну, так что?
У меня выпуск.
Знаю.
Придёшь?
Сержант вздохнул.
Я уж думал. Но не выпустят меня. Ты ж не сын мне. Вот если отец твой вызов мне сделает
Сержант не договорил, безнадёжно махнув рукой, и он угрюмо кивнул. Обращаться к отцу с такой просьбой бессмысленно. Он вообще никогда отца ни о чём не просил, ему это и в голову не приходило. Сержант ещё раз огляделся, быстро и ловко содрал с пачки обёртку и спрятал её в рукав заношенного мундира, а пачку сунул ему в карман.
Продай. Как это тебя на проходной с ней не замели.
Я её не в руках нёс, огрызнулся он, чувствуя, что может это себе позволить, и перепрятывая пачку под мундир. Я её стрельбищному капралу отдам, он тоже трубку курит.
Та-ак, сразу посуровел Сержант. Это ты что у него откупаешь? Чтоб он в твоей мишени дырок навертел?!
Он невольно рассмеялся. Как раз здесь у него полный порядок.
Нет, он нас в личное свободное время пускает, обещал водный рикошет показать.
Дело, кивнул Сержант. Слышал я о таком. Ладно, беги, а то опоздаешь. А выпуск Придёшь потом, расскажешь, и подмигнул ему, когда проспишься
Он так и сделал. А что Сержант сказал: «твой отец», а не «мой брат» тогда как-то прошло мимо сознания. Это был третий раз. Да нет, тот, первый, потом после летних лагерей, перед выпускным курсом, этот не в счет, в третий раз после выпуска, а в четвёртый, когда ему дали отпуск перед отправкой в Чёрное Ущелье. Конечно, им не сказали, куда их отправят, но и так было ясно. Такие послабления и вольности только у смертников: из Чёрного Ущелья мало кто возвращался живым, а целым ни один
Его направили в девятый корпус. К лежачим. Сержант, какой-то маленький, ссохшийся, в седой редкой щетине, морщинистая тонкая шея жалко, как у новобранца, торчала из широкого ворота больничной рубахи. Он бы не узнал его, если бы медсестра, встретившая его у входа в корпус, строго проверившая его пропуск, но охотно позволившая ему подшлёпнуть себя по упруго торчащему из-под халата задику, пока они шли по коридору, не провозгласила от порога.
Яшен Юрд, к тебе!
На «ты» и без звания. Палата на двенадцать коек, и он сразу увидел, как на третьей во втором ряду зашевелилось, высвобождая из-под одеяла руки это Сержант?! Но он сразу справился с собой и лицом, шлепком развернул хихикнувшую медсестру к двери, взял стоявшую у стены табуретку, подошёл и сел. Сержант смотрел на него слезящимися глазами и улыбался беззубым ртом.
Здравствуй, сказал он. Это я.
Вижу, не слепой ещё, ответил Сержант. Получил ещё нашивку?
Получил, кивнул он.
А за что сняли?
Не тому морду набил.
И снова дали?
Дали, кивнул он, недоумевая, откуда Сержант всё знает. Это тебе отец рассказал?
Я сам вижу, Сержант приподнял чуть подрагивающую руку, указывая на его воротник. Пришил, спорол и снова пришил. А отец твой не приходил, нет
И снова «твой отец», а не «мой брат». И снова он не понял. И сейчас не понимает, а вспомнил и почувствовал: неспроста. Но тогда не задумался, и сейчас не до этого
Давно?
Ни разу.
Сержант сказал это так спокойно, что он на миг растерялся.
К нам никто не приходит, вдруг сказал лежавший на соседней кровати старик, до жути похожий на Сержанта, мы никому не нужны.
А ко мне пришли, возразил Сержант.
Ему просто больше не к кому идти, возразил старик. Смотри и запоминай, молодой. Если не погибнешь в бою, умрёшь здесь.
Тьфу на тебя! Сержант даже попытался плюнуть в сторону соседа. Не слушай его. Ты куда теперь?
Куда прикажут, отшутился он. Вот, я конфет принёс. Они мягкие.
Яшен Юрд, к тебе!
На «ты» и без звания. Палата на двенадцать коек, и он сразу увидел, как на третьей во втором ряду зашевелилось, высвобождая из-под одеяла руки это Сержант?! Но он сразу справился с собой и лицом, шлепком развернул хихикнувшую медсестру к двери, взял стоявшую у стены табуретку, подошёл и сел. Сержант смотрел на него слезящимися глазами и улыбался беззубым ртом.
Здравствуй, сказал он. Это я.
Вижу, не слепой ещё, ответил Сержант. Получил ещё нашивку?
Получил, кивнул он.
А за что сняли?
Не тому морду набил.
И снова дали?
Дали, кивнул он, недоумевая, откуда Сержант всё знает. Это тебе отец рассказал?
Я сам вижу, Сержант приподнял чуть подрагивающую руку, указывая на его воротник. Пришил, спорол и снова пришил. А отец твой не приходил, нет
И снова «твой отец», а не «мой брат». И снова он не понял. И сейчас не понимает, а вспомнил и почувствовал: неспроста. Но тогда не задумался, и сейчас не до этого
Давно?
Ни разу.
Сержант сказал это так спокойно, что он на миг растерялся.
К нам никто не приходит, вдруг сказал лежавший на соседней кровати старик, до жути похожий на Сержанта, мы никому не нужны.
А ко мне пришли, возразил Сержант.
Ему просто больше не к кому идти, возразил старик. Смотри и запоминай, молодой. Если не погибнешь в бою, умрёшь здесь.
Тьфу на тебя! Сержант даже попытался плюнуть в сторону соседа. Не слушай его. Ты куда теперь?
Куда прикажут, отшутился он. Вот, я конфет принёс. Они мягкие.
Сержант ухмыльнулся.
Под подушку положи. На проходной сколько отсыпал?
Он подмигнул в ответ.
Обошлось.
Не оставит тебя отец в городе? тихо спросил Сержант. Можно же в учебку пристроить. Ты ж через бои уже прошёл, аттестат хороший, я помню. А то и в свою охрану мог взять.
Он молча мотнул в ответ головой.
Куда всё-таки? совсем тихо спросил Сержант. Неужто
Нам водку в пайке выдают, так же тихо ответил он, строевой, считай, что, нет, и увольнительная свободно, девок прямо в казарму приводим.
И ничего?
Ничего, угрюмо кивнул он.
Значит, туда, вздохнул Сержант и закрыл глаза, полежал так, с сочащимися из-под ресниц слезами.
Он молчал, сидя рядом. В палате слабо стонали, кряхтели, шуршали чем-то.
Ты аккуратнее, попросил, не открывая глаз, Сержант, по дури не лезь.
Не буду, кивнул он.
Я помню, как привезли тебя. Грязный был, тощий.
Я и сейчас не жирный, попытался он пошутить.
Я помню, продолжал своё Сержант, а я поглядел, ну, думаю, в этом кровь наша, нашего он рода. Ты выживи. Самое главное на войне не победить, а выжить. Кто выжил, тот и победил
Кто выжил, тот и победил. Попробуем, по-твоему, Сержант. Свет гаснет, ночь ему устраивают, а поесть перед темнотой не дали. На кого-то это, может, и действует, а на него Постараемся, чтоб не подействовало.
А после дембеля он к Сержанту на кладбище пришел. Армейское кладбище там же, при госпитале-интернате. Зелёное поле, аккуратные ряды гипсовых, под камень, табличек. Звание, имя, фамилия, год рождения, год смерти. Таблички стоят так тесно, даже вплотную, что понятно: под ними не саркофаги, а простые урны с пеплом, а то и вовсе ничего. Уборщик показал ему нужный ряд Уборщик спутанные волосы падают на лоб, между прядями просвечивает синий кружок над переносицей, неровная щетина на подбородке и щеках, в растянутый ворот старого свитера под оранжевым полукомбинезоном виден ошейник Раб. Ошибся ты, старик на соседней койке, не лежать мне в этом лазарете-интернате и на этом кладбище. Где рабов хоронят, и хоронят ли вообще, никто не знает. А кто знает, то не говорит
На столе вперемешку переполненная пепельница, чашки и кружки из-под чая и кофе, тарелки с бутербродами и вяленой рыбой, пивные бутылки, растерзанные на отдельные листы газеты, исчерканные листы рукописей.
Пойми, суть не в том, чтобы отыскать жареное! Даже горячее. Как кто-то кому-то набил морду в фешенебельном кабаке! Или с кем спит очередная пассия очередной высокопоставленной сволочи!
Кервин!
Извини, Мийра, но
Но дети слышат.
Детям пора спать. Гаор, понимаешь, есть вещи, о которых все знают, или догадываются, но о которых не говорят. Вот это вытащить на свет, обнародовать
И пойти по политической статье?
Смотря как подать.