Ты так и будешь называть меня «Пареньком»? хмуро спросил юноша вместо ответа.
Кликухи погромче не заслужил ещё. А имя у тебя больно хорошее для этого места.
Дагмар Штарс, ничего себе. Штифт в его возрасте не мог позволить себе такую роскошь, как фамилию и место в богословской школе. Но Пареньку высшие материи, видать, чересчур скучными показались, вот он и начал стучать на вольнодумающих школяров и профессоров, а потом и вовсе бросил учёбу и увязался за агентом.
Как результат нынче он со слегка обвисшей на костях одеждой, бледной рожей со впалыми щеками и горящими глазами больше походил на студента-артиста, а не теолога, и всё же казался вполне довольным. Иногда.
В этом омерзительном городе порок на каждом шагу, о, сейчас-то он доволен не был. Но то было недовольство, направленное наружу. Что ещё можно сказать о нём, если даже в левистерианской бане падших девок предлагают?
Святой Левистер сказал: Чистота есть благо и Орудие Веры; посему основанный им монашеский орден посвятил себя очищению паствы от грязи телесной, духовной и вероучительной, для чего повсюду открывал благочестивые общественные бани. Ну, пожалуй, в основном благочестивые. Ренато усмехнулся.
Как удобно. Измарался, отмылся и тут же на исповедь! Бросив взгляд на непроницаемое лицо спутника, он продолжил уже серьёзно: Ладно, мы здесь не за тем, чтоб монахов пороть. В нашем деле любой порок это ключ, рычаг для давления, помнишь?
Конечно.
Юноша отрывисто кивнул, не поворачивая головы смотрел прямо вперёд, сквозь полумрак, в сторону цели их вечернего путешествия. Надо бы велеть ему оглядываться почаще.
Только на кого давить будем?
Посмотрим. Ты хотел мне что-то сказать в кабаке?
Да
Штифт мельком глянул назад, тронул широкий рукав пилигримской рясы и свернул в переулок. Вот теперь, спохватившись наконец, Паренёк тоже осторожно зыркнул по сторонам, покуда плавно и непринуждённо поворачивал, не отставая ни на полшага. Ловко движется, внешне ничем себя не выдаёт. Только бы ещё поменьше во всяких фанатичных мыслях витал.
Я встретился с твоими ребятами и передал им адрес. Где-то через час начнут подтягиваться по одному.
Пришёл черёд мужчины молча откиваться, думая о своём на этот раз о толстяке, возлежавшем у следующего поворота. Свернувшись калачиком, пьянчуга обнимал какой-то свёрток. На первый взгляд, картинка вполне безобидная.
Но всё же мысленно Ренато ощупал широкий кинжал за поясом, шило в рукаве, ножик над лодыжкой, в тысячный раз прикинул, как быстро он может достать каждый из них. Пьяница не шевельнулся, когда они прошли мимо, и проверять не пришлось. На этот раз.
***
«Гнёздышко» для Штифта приготовили за десять дней до того, как его нога пересекла городскую черту. Двухэтажный домик стоял на северо-восточной окраине Грушевого Сада, прямо у канала. Триста шагов вверх по улице и ты на пороге района ткачей, столько же вниз упрёшься в меньший из двух мостиков. К воде дом обращался глухой стеной, так что в этот раз о прыжках в воду можно забыть.
Смеркалось. В направлении от моста показался белобрысый здоровяк Ганс в латаной куртке. Тем же путём вскоре проследовал ссутуленный Тихий Эгберт. Задержавшись на лестнице, он опасливо покосился на запертую дверь первого этажа. Хозяин-лавочник получил изрядную сумму за то, чтобы держать язык за зубами и временами исчезать по важным делам.
Шпионы успели выпить по полкружки грога в ожидании низенького крепыша Йохана Язвы, что по верёвке вскарабкался в окно, выходящее на засранный задний двор. Предосторожность, пожалуй, излишняя, но спорить с Йоханом хуже язвы.
Паренёк подал Йохану его кружку. Штифт внимательно посмотрел на мужчин, заполонивших комнатушку. Эгберт сидел на окне, покачивал ногой, изредка поглядывал в щёлку между ставнями. Ганс сидел за маленьким столиком в центре, отчего стол казался ещё более утлым, а помещение ещё более тесным. Йохан опасливо потыкал пальцем в древний потёртый сундук и развалился на нём, вольготно подперев спиной стену и закинув ногу на ногу.
Серьёзные, сдержанные ребята, каждый по десятку лет на службе разменял кроме юнца Дагмара. Впрочем, и в его ловкости Ренато мог не сомневаться, иначе бы и не взял с собой. В имперской разведке совать новичков жопой в костёр принято точно так же, как и везде, но только если это не грозит всю операцию подпалить.
Докладывайте, ребятки, произнёс старший агент и указал кружкой на блондина: Ганс, пришёл первым так и начинай.
Меня в первый же день взяли докером Вверх по реке, из Хафелена, везут сахар, пряности, табачок всякое добро из колоний. Вниз по течению и по каналу спускают баржи с шерстью, зерном, ячменем, хмелем, грушами. Из Кальвара в три стороны вывозят ткани и бренди. Много. Другого барахла меньше. Работы завались, в доках берут всех. Гербовая стража присматривает за рынками и домами купцов. В конвой купцы обычно нанимают ребят Тиллера.
Здоровяк говорил так же неторопливо, как двигался, точно опасался, что слишком разгонится и уже не сумеет остановиться. Вместе с тем такая манера очень помогала его маске тугоумного облома.
Дай угадаю: если их не нанимают, они сами же лодку грабят? мрачно осведомился Паренёк.
Ганс пожал плечами.
Иногда они. Иногда не они. Чем дальше от города, тем опаснее.
Он нахмурился и поджал губы, аккуратно сметая ладонью хлебные крошки в одну кучку в центре столика. Ренато молчал, терпеливо ждал, пока «докер» выскажет, что у него на уме:
Сегодня утром к капитану одной лодки приходили двое в зелёных кушаках. Громилы ткачей. Капитан много задолжал банку Дьяубергов. Ткачи сломали ему левую руку и правую ногу. Ребята в доках говорят, мастеровые давно для цвергов деньги выбивают. Ганс оторвал взгляд от крошек, приподнял могучие плечи до загривка и подытожил: Всё.
Штифт коротко кивнул и повернул голову к окну.
Эгберт, мастеровые твоя работа.
Ну, в цех-то попасть не так просто, голос Эгберта был низким от природы и приглушённым от привычки; лучше для увещеваний за кружкой и соблазнения и не придумаешь. Но мне дали работу в красильнях, на той стороне Рёйстера. Вайду, кошениль11 и остальное дерьмо с причалов перетаскивать и размешивать.
То-то тут вонь, как в сральнике, пробормотал Йохан.
Ганс сдержанно улыбнулся, Штифт жестом велел шпиону захлопнуться и кивнул Тихому, чтобы тот продолжал.
Всеми мастеровыми заправляет гроссцехмейстер Дирк Ткач. Я его не видел, но мужик суровый, говорят. К ткачам и красильщикам стража вообще не заглядывает они и так по струнке ходят. А бузотёров сами же решают на месте. К тем, кто шибко любопытный, это тоже относится, между прочим.
Мой пьянчужка рассказывал про Колёсного Дирка, мысленно Ренато вернулся к дурно пахнущему источнику сведений по имени Уве и потянул за нужные имена. Вроде как по молодости людей прибивал к колёсам и спускал по откосу в реку. Это он?
Угу. Только сам Дирк уже никого не прибивает. За него это зять делает, Вернер Фёрц. Он же командир цехового ополчения. Зелёные кушаки самые крутые фёрцовы ребята носят вот их и шлют, когда порядок навести надо. В Красильном Углу есть один притон. Его содержит какой-то Лелуй или Лелой валон на подхвате у Даголо. В ткацком квартале ни винокурен, ни кабаков, скука смертная. Ну, зато уж там-то ничем не воняет.
Итак, в весёлый сад Даголо как в сточную яму, вырытую в центре города, со всех сторон стекались жаждущие выпивки, игр и продажной любви. Штифт восстановил в памяти старенький план Кальвара, мысленно изображая на ней примитивные картинки: трущобные крысы с юго-востока, ткачи с северо-востока, купцы, лавочники, капитаны и другие солидные бюргеры с северо-запада.
Юго-западный край Сада граничил с полноводным Рёйстером там склады с бренди и сырьём для оного, а за рекой, где вдоль берега располагались красильные мастерские, для тамошнего люда держали отдельный кабачок. Видимо, чтобы красильщики не бегали ночью из Сада домой через мост и не тонули спьяну Или чтоб просто не шлялись.
Оставалось ещё одно место холм на севере Кальвара, именованный «Застеньем». Прежде за этой стеной от остального города пряталась городская знать. Казалось бы, заслать агента туда должно было быть сложнее всего только вот стену давно уж разобрали, когда закладывали помпезный собор.
Язва, твой черёд.
Третий агент допил грог и потянулся на сундуке, как кот, прежде чем начать доклад:
Ну-у, так уж вышло, что у герра Лодберта фон Манцигена недавно пропал с концами один лакей, вполне довольный собой, Йохан подмигнул Пареньку. Я показал охренительные рекомендации, которые вы мне нарисовали, и меня приняли с распростёртыми объятиями. Хозяин давал обед в честь епископа и Речной Вдовы и ни в коем разе не желал ударить в грязь лицом.