Она с удовольствием сплетничала с прислугой на кухне, помогая накрыть стол. И вот однажды, когда дворецкий громким шёпотом рассказывал ей о хозяйке, на словах: «Она была просто святая женщина!» в комнату вошёл хозяин и тихим, скрипучим старческим голосом сообщил: «Довольно, Франсуа! Благодарю Вас, но о милой Мадлен я пока в состоянии рассказать самостоятельно!»
Дворецкий с трудом сдержал шумный выдох, почтительным кивком головы выразил своё почтение и с достоинством удалился.
Так вы хотите узнать о моей дорогой супруге? Извольте! Я охотно расскажу вам, дитя моё! Пройдёмте в мой кабинет!
К вечеру работники недоумённо переглядывались: впервые за последние семь лет после смерти госпожи они весь день не слышали музыки из окна старого замка.
А уже на следующий день, сразу после завтрака, все вместо привычно плачущей скрипки раздался громкий трубный звук, больше напоминающий гудок паровоза, чем скрипичную мелодию. Вслед за ним послышался заливистый девичий смех, и работники углубились в ряды зелёных лоз, с трудом удерживая язык за зубами, чтобы не стать вдруг сплетниками, ведь это занятие скорее приличествует женщинам почтенного возраста, чем здоровым мужчинам, у которых много работы.
В открытом окне мелькнула девичья фигурка, похожая на хрупкую эфиопскую статуэтку, и из открытого окна сквозь звонкий хохот послышался старческий голос:
Похоже, твоей мечте не суждено сбыться. Нет в тебе нежности, мягкости. Бедная флейта! Я и представить не мог, что она способна издавать такие звуки!
Вскоре сбор винограда был окончен, и большинство рабочих, получив расчёт, разошлись восвояси. В опустевшем замке стало непривычно тихо. Только покрасневшие виноградные листья перешёптывались с похолодевшим ветерком.
Но менеджеру клининга было некуда идти: большую часть заработанного она уже истратила. Достав из недр бесформенной и безразмерной полотняной сумки тростниковую дудку, она сотрясала воздух душераздирающими стонами инструмента что было мочи.
Собравшийся было спать, месье Дидьен высунулся в окно в ночной сорочке и колпаке. Он постарался как можно вежливее осведомиться, не сошла ли она с ума. Но девушка, подчиняясь воле проснувшейся в ней практически животной находчивости, и, всхлипывая с гримасой, которая должна была изображать рыдания, она проговорила:
Ах, месье! Сегодня годовщина гибели моего отца! А кроме него у меня никогда никого не было и нет!
В привыкшей к боли душе старика шевельнулось что-то потаённое, почти замолкшее
Дитя моё, что же ты там сидишь одна? вымолвил он и поспешил вниз, по-молодецки перескакивая через две ступеньки, с бутылкой коньяка в руках, чтобы поддержать вдруг обретенную родственную душу.
Впервые в жизни месье Дидьен пил что-то крепче вина собственного производства. Коньяк обжигал, и его пришлось закусывать виноградными листьями.
Стремительно пьянеющий старик с неподдельным интересом слушал о том, как однажды, когда ещё девчонкой служанка впервые села в вертолёт отца, ей стало тошно прямо на лету от запаха удобрений. После этого девушка всегда закрывала уши руками, едва заслышав шум вертолётных двигателей.
Выплеснув в её стакан остатки коньяка, старик поднялся и, шатаясь, скрылся в дверном проеме. Спустя примерно полчаса он вернулся со скрипкой в руках и заявил, что хочет написать повстанческую музыку. Но едва смычок коснулся струн, взрыв девичьего смеха заглушил его игру.
Вот теперь мы с Вами настоящий дуэт! Так и я могу играть! с этими словами она подняла закатившуюся под лавку дудку и что было сил стала дуть в неё, усиливая какофонию голосов нещадно терзаемых инструментов.
В какой-то момент её помутневший блуждающий взгляд остановился на виноградниках, и дудка замолчала. Месье Дидьен изумлённо уставился на уборщицу, вдруг посерьёзневшую, глядящую в одну точку. Руки её повисли, словно плети, тело стало обмякать, и казалось, что она вот-вот упадёт. Пытаясь предотвратить падение, старик отечески взял её за плечи. Девушка подалась к нему, и уже через секунду голова её лежала на коленях хозяина, который, несмотря на головокружение от употреблённого алкоголя, ещё мог сидеть ровно и впитывать поток воспоминаний, нахлынувший вдруг на девушку.
А ей было что вспомнить! Вот она, будто стрела, выпущенная из лука, бежит между лозами винограда наперегонки с соседским мальчишкой, её другом. Вот, почувствовав на своём теле его уже по-мужски крепкие руки и не сумев освободиться из их цепких объятий, она нащупывает мотыгу, брошенную работниками между рядов, и изо всех сил бьёт ею по голове обидчика, защищая свою чистоту. Он валится с ног, как мешок с удобрениями, и хрипит, задыхаясь, в тумане ядовитой пыли. Но девушка, освободившись, бежит, бежит Вот ровные ряды между лозами сменяются соревновательными полосами.
А ей было что вспомнить! Вот она, будто стрела, выпущенная из лука, бежит между лозами винограда наперегонки с соседским мальчишкой, её другом. Вот, почувствовав на своём теле его уже по-мужски крепкие руки и не сумев освободиться из их цепких объятий, она нащупывает мотыгу, брошенную работниками между рядов, и изо всех сил бьёт ею по голове обидчика, защищая свою чистоту. Он валится с ног, как мешок с удобрениями, и хрипит, задыхаясь, в тумане ядовитой пыли. Но девушка, освободившись, бежит, бежит Вот ровные ряды между лозами сменяются соревновательными полосами.
Вот она стоит на пьедестале, получив бронзовую медаль на городских соревнованиях по лёгкой атлетике, затем ещё несколько наград. Потом слёзы, когда выясняется, что все её награды украдены зулусами при переезде в Париж. Потом другие слезы, когда ей сообщили, что отец, потеряв управление вертолётом из-за технических неполадок, потерпел крушение и упал в виноградник.
Она и сейчас ясно видит перед собой разбросанные по виноградникам части вертолета: заржавевший мотор, зарытое в землю одно крыло пропеллера, виноградные корни, омытые кровью отца. Каждую ночь, во сне принесенные в ладони отцом гроздья черного винограда, не радующие дочку, создавали лейтмотив этой грустной музыки. Словно, эта музыка выражала внутренний монолог девочки, которая была убеждена, и о ядовитости винограда. Она осталась одна, совсем одна, и потому не смогла получить нормального образования. Она работает уборщицей, на судьбу не жалуется. Но раз в году, в день смерти отца на нее находит, словно волна.
Едва забрезжил рассвет, удивлённый дворецкий получил распоряжение перенести девушку в её комнату и накормить, когда она проснётся. Месье Дидьен ещё не сомкнул глаз, но выглядел бодрым и свежим и вместо спальни направился в кабинет. Там он совершил несколько звонков, договорившись об аренде чистенькой и уютной квартирки недалеко от центра, о сумме спонсорского взноса, позволявшего без экзаменов быть зачисленной в один из лучших университетов, и дал распоряжение своему управляющему внести средства для оплаты первого года обучения там за новую студентку. Потом он заказал машину и куда-то уехал.
Проснувшись в привычной обстановке, в комнате для слуг, девушка долго пыталась понять, приснился ли ей странный сон или с ней произошло нечто необъяснимое. Но солнце было уже довольно высоко, поэтому, спешно одевшись, она поспешила вниз. В кухне убирали посуду после обеда слуг. Хозяин ещё не вернулся, но куда и зачем он уехал, ни кухарка, ни дворецкий сказать не могли. Девушку усадили за стол. Не успела она дохлебать тёплый суп с ароматным букетом трав, составлявшим предмет гордости поварихи и её профессиональную тайну, девушка услышала странный шум в гостиной. Дворецкий поторопился туда. Доедать уборщица не стала. Приступ тошноты от выпитого с вечера заставил её спешно выйти из-за стола, поблагодарив кухарку.
По лестнице на второй этаж поднимался незнакомец, которого едва было видно из-за пакетов и коробок, которые он нёс. Судя по форменной одежде, это был таксист. Пока девушка соображала, что происходит, в дверь вошёл месье Дидьен. Он выглядел бледным и уставшим, но, заметив менеджера по клинингу, сделал ей знак следовать за ним.
В кабинете, в углу которого возвышалась гора упаковок, коробок и пакетов с эмблемами магазинов, месье Дидьен сообщил, что берёт девушку на содержание, выдал ключи от её новой квартиры и визитку с её адресом, рассказал, где теперь будет учиться юная красавица.
Если ты сможешь собраться быстро, то таксист, которого ты видела внизу, отвезёт тебя туда прямо сейчас. Здесь небольшая сумма на твои карманные расходы. С этими словами он протянул служанке толстенький плотный конверт, на котором был выведен адрес поместья Сент-Эмильон и номер его телефона. А теперь иди, дитя моё, и не трать время на благодарности. В другой раз. Я очень устал.
Чемодан её не был разобран со вчерашнего вечера, когда она шла за расчётом. Схватив его и не веря, что всё происходит наяву, она выбежала на улицу, уселась в такси и покинула поместье.
Через четыре месяца в кабинете месье Дидьена зазвонил телефон. Старик очень ждал звонка своей подопечной, оправдывая то, что она ни разу не позвонила ему раньше, тем, что ей приходится привыкать к новой жизни, обустраиваться на новом месте, и это занимает всё её время. Но вот наконец долгожданный звонок. Месье Этьен зачем-то взглянул в зеркало, прежде чем снять трубку, приосанился, поднёс трубку к уху и важно, как ему казалось, весьма значительно произнёс: «Месье Дидьен у аппарата». Мужской голос в трубке представился деканом факультета и сообщил, что протеже месье Дидьена уже больше месяца не посещает университет и не отвечает на звонки. Вопрос состоял в том, что за определённый штраф место за девушкой можно сохранить, но сумма штрафа зависит от длительности отсутствия и его причин. Решение принять месье Дидьену нужно было до конца оплаченного им месяца.