Тогда то Петр и выследил Терентия, хотя бабка, его всячески покрывала, не желая, чтобы он с внуком виделся. Случайный их разговор за сараем услышал. Под утро уж во двор вышел, а они шепчутся. Мало лиха она через него приняла, а все же жалела ирода, а может боялась просто. Жизнь их потемки.
Терентий сулил через пару дней вновь заявиться, болел он, старым стал, силы не те; конь ему нужен был, да провиант просил заготовить; соли, муки, да спичек. Всю ночь протопал Петр по его запутанному следу, чуть было не потерял из виду. Нашел таки его бандитское логово. Там, прижатый к стенке, он все и выложил. Про долгую свою скитальческую жизнь рассказал. Пригрозился внучок его властям сдать, за голову ирода десять тысяч обещали. Всем известно, что разбои на дорогах, грабежи и убийства людей это его рук дело. Только вот поймать, душегуба, не могут.
Сошел Терентий с лица, почернел, долго сидел молча, словно подменили его, как последнее сокровенное отняли. А Петр ему:
Спрятался в дебрях, не сыщешь. Старуха Полина, вон уж, обо всех твоих зверствах давно поведала. И что ключа от сейфа ты домогался, который у Пантелея был. Чего ты только добился от жизни такой: гнильем у тебя тут пахнет, вот и душой ты прогнил, Терентий. В милиции уже все про твой сейф известно. В розыске он давно. Найдут ведь все равно. Да и стар ты уж стал, попользоваться добром не успеешь. Другое дело мне, молодому Все еще впереди; сподобит и нужное хозяйство поставлю, дом отстрою, женюсь, да и глядишь, тебя старика, без помощи не оставлю
Черней чернозема стал Терентий лицом, и чего он только тогда не умер, не пришлось бы грех на душу брать, да через это столь лиха хватить; на десятерых делить можно.
Так что показывай дед свой тайник велел Петр, будем думать как поклажу отсюда вывезти, да чем отпереть.
Поддался Терентий уговорам, куда деваться; указал сейф. Внук все же, не чужому человеку доверился. Да и понимал он, как никак, что стар и кто, кроме внука и дочери о нем, старике, хоть малую заботу проявит. А за такую услугу, кто знает, может и в его, отшельническую, горемычную, жизнь, помощь придет.
Погрузили вместе сейф на подводу, и при двух лошадях, что были у Терентия, отправились к поселку. Решили поближе сейф захоронить до поры, пока ключ к нему подберут. Не наездишься ведь за каждым разом в тайгу, за тридцать верст почитай, да и не безопасно; выследить могут. Дорога шла в ночь, мимо топких Яшинских болот. Тропы были узкие, почти непреодолимые для упряжки из двух лошадей. Пришлось тянуть поклажу одной лошадью, поочередно меняя их. Ближе к утру, когда уже светало, топь стала просматриваться лучше; заговорила растревоженная, болотным газом, прелью травы пахнуло. Подвода, то и дело вязла, прорезая острыми ободьями колес, скользкую, мякоть почвы.
Петр, тогда, решил не пытать судьбу. Остановил подводу; чего лошадей в прорву толкать, неизвестно что марь таит. Может и непреодолимая вовсе для тяжелой поклажи. Одному куда проще меж кочек продираться, нежели с подводой. Хотя Терентий упорно уверял, что двигались правильно, да и с лошадью он здесь не раз хаживал. Все сходилось. Однако внук решил иначе; велел Терентию еще раз проверить дорогу, сам же принялся перепрягать уставшую лошадь. Терентий послушно двинулся вперед, громко чавкая промокшей кирзой сапог.
Болото, то утихало, таясь и крадучись опутывая путников тревогой предстоящего перехода, то недовольно бурлило и предостерегало, заходясь вонючими пузырями, изрыгая их из бездонных, неведомых и пугающих недр. Приходилось невольно прислушиваться к тишине таинственного, мертвого леса и к неровному дыханию ворчливой топи.
Прошло какое-то время Петра неожиданно испугали тревожные крики о помощи; Терентий вопил на всю тайгу, словно бы встретил медведя. Провалившись в липкую, грязную топь, он изо всех сил пытался высвободиться. Однако его нестерпимая суета, только вредила и он быстро погружался в глубь. Когда Петр подоспел, болото ухватило его уже крепко. Поначалу рванулся помочь и вызволить из беды Терентия. Но у самой кромки топкого, гиблого места, вдруг остановился, не мог понять самого себя; что-то неведомое, тайное, словно сила какая, не давала ему сделать это, отталкивая от вонючей топи. Возникла коварная, навязчивая мысль: «Не нужно, зачем тебе? Судьбе так угодно Оставь все как есть не ходи, не надо, не помогай, тебе же все достанется. И нет хлопот» словно твердил ему голос черного, неживого леса. И он остановился, тупо уставившись на взывавшего о помощи Терентия.
Судьба уже запустила в него свои безжалостные когти. И теперь не выпустит эту добычу. Так ей тогда угодно было. Все истошнее и нестерпимее, бессвязно вопил старик, силясь высвободить усталое тело из дьявольских, цепких объятий торжествующей, беспощадной стихии, которая, в то далеко унесшееся время, правила угодный ей пир, сделав такой выбор
А что же он? теперь сама судьба назначила Петра, стать неизменным и единственным хозяином сокрытых в сейфе, неведомых никому сокровищ. Зачем ему этот старый, отживший свое Терентий? Природа взяла свое и разбуженная, потревоженная бедой тайга, вновь обрела прежний, свойственный ей предутренний покой.
Вот и тишина Ждал он тогда этой тишины как никогда. Сердце по прежнему стучало туго, хотя и успокаивалось, словно мирилось с выбором, сделанным не им. Не ждал Петр, что в топких болотах на грибников нарвется. Что вот только искали они в такую раннюю пору в лесу? Наверняка с дороги сбились, заплутали, да ночевать в тайге пришлось. На крики и вышли. Троп в глуши мало, вот и свела судьба; кому на счастье, а кому на беду
Окликнули они тогда Петра, ну а он то, с перепугу, бежать. Лошадь воротить давай; она не идет увязла. Винтовку с подводы схватил, нацелил на чужаков; сейф при нем, не делиться же с проходимцами. Выстрелил в воздух, припугнуть решил; те в тайге и скрылись. Должно быть поняли они тогда, что произошло. Только вот помочь Терентию не успели. Петр надеялся, что не признают, ведь не видели в лицо. Одно вот только; война свою метку поставила хромой на одну ногу. По всему они в милиции и рассказали, про то, что человека в болоте утопили. Ну а тех не учить; свою работу знают Так вот и оказался он в тюрьме. А сейф успел назад вернуть, там сохраннее. Что поделать, коли уж наследил. Упрятал однако надежно, будто знал, что на долго с ним расстается
Тут мысли Петра сбились, спутались. Кто-то из сокамерников шумно окликнул его. Ничего не оставалось, как сползти с нар, чтобы вновь погрузиться в ненавистный, чуждый ему мир страха и, невыносимой до боли, тоски.
Глава пятая
Странная находка
Осень в Сибирь приходит по разному, как и всюду наверное. Но особенность ее в том, что она, как и все прекрасное, неожиданна и быстротечна. То затяжным бабьим летом удивит, то снегом в сентябре. И все- то у нее сюрпризы да загадки
Наступившая осенняя пора нравилась тем, что была похожа на лето; дарила тепло и уют, белокрылой бабочкой порхая над округой, радуя сельчан прекрасной и мягкой погодой. Давала редкую возможность без помех убрать урожай, развести по токам зерновые, откоситься, просушить и заготовить к долгой зиме корма. Нравилась осень людям своей разумной, неприхотливой покладистостью.
Вот и Вовку с Пончиком радовала. Хоть и начались уже занятия в школе, но все же никак не хотелось прощаться с теплом цветущего, уходящего лета, игрищами да забавами до темна. А за учебники сесть, всегда успеется. Сентябрь для раскачки. В дождь, слякоть или когда первый мороз ударит, тогда и азарт поубавится; не тот душевный подъем, не тот разгул, да и заботы иные.
Одним из таких ясных погожих дней, когда ничто особо не тревожило спешностью своего исполнения, друзья решили встретиться после школы. Прихватили с собой собаку по кличке Пират; преданного и неутомимого спутника мальчишек. Это был Вовкин дворовый пес, который с радостью, всюду, следовал за ними. Устремились за село в сторону третьего отделения, к старым, брошенным озерам. Разумеется захватили удочки для вечерней рыбалки; поговаривали, что крупный карась там берет, не нарадуешься.
Пошли пешком, что там какие-то три километра, да и велосипед был сломан, а с собакой так даже веселее и проще в миг у цели окажешься. По дороге уцепился Лебедь, один из школьных приятелей; так за компанию. Ему кто-то из родных подарил настоящую, армейскую совковую лопатку. Невидаль конечно. Позавидуешь да и только. Он таскал ее уже вторую неделю за собой и никак не мог распрощаться. Изрыл и ископал весь домашний участок, взрыхлил все что было возможно. Укажешь пальцем; Лебедь тут же копает, словно собака послушная.
Да хватит тебе уж, ворчал Пончик, Надоел ты со своим рытьем. Мы рыбачить идем, а ты вон опять с лопатой. Кстати, червей бы лучше накопал, куда без них.
Лебедь пообещал взять мардушку и поставить ее на ночь на озерах. Он тут же унесся куда-то вдоль улицы. Друзья ненароком даже подумали: «Отстал и не вернется».