«Улица собак легкого поведения» - Петр Альшевский 5 стр.


 Классно выглядишь Наклеил, наверно?

Потеребив усы, Виктор высокомерно усмехнулся.

 Глупо ты себя ведешь, Люда,  сказал он,  имей в виду: глупой жила, глупой и умрешь. Проверяй, если веры нет.

Проверяя, Людмила ради проформы несильно дернула Зоткина за усы, и они, оторвавшись, остались в ее ладони: бросив их в кусты, Людмила Голицына с Зоткиным  то ли с ехидным презрением, то ли презрительным ехидством, но не сходя с их заветного места  распрощалась.

 Твое право, Витя, таким образом попытаться,  сказала она,  но я не понимаю Не понимаю, на что ты рассчитывал.

Ей было сложно его понять. Да что ей: Виктор Зоткин и сам там столбом простоял пока скорая не подобрала.


Четвертый день не дышишь. Но ты не сдаешься и решил попробовать еще раз? Ты затеял большое дело.

О ком это сказано? Не об одном Викторе Зоткине  изнадеявшись достичь материального достатка путем честного проживания отпущенных ему лет, экзальтированный приказчик Матвей Савельев похитил действительного статского советника Парамона Опухтина, запер его в подвале обветшалого дома своей тещи Марининой и, чтобы подтвердить всю серьезность совершаемого им деяния в расширившихся от ужаса зрачках получателей, запланировал отрезать у Парамона Опухтина левый мизинец и отослать данный обрубок его богатым родственникам. По почте  приложив к обрубку требование о выкупе и велеречивый наказ о строжайшем запрете беспокоить полицию.

В те времена, когда московский градоначальник И. Гудович срывал с ревизоров очки, поясняюще выкрикивая: «Не вглядываться! Нечего вам здесь так пристально разглядывать!», отрезанный палец являлся крайней редкостью, но, взяв пилу и подступив к связанному Опухтину с немалой жестокостью в намерениях, Матвей Савельев ни на что не решился. Изнемогая без домашних котлет и четко поставленной цели в жизни  мысли думы завихрения об отрезанном пальце его садняще не покидали, и Савельев, ранимое и богобоязненное существо, порешил отхватить свой и, претерпевая под штоф «Анисовой» страшные, неописуемые мучения, кривовато отпилил. Покорчился, вложил в конверт, забрызгал его кровью  ответа все нет. Матвею Савельеву без денег никак: постно ущербно потрогайте какая у меня бедная голова моей невестой обладал Мудрец  приняв еще штоф, он избавил себя и от правого.

А-аааа! Я-яяяя! Ударры по металлллу, типииичное оззаренние!  второе послание получилось у него еще более требовательным, впрочем, реакции как не было, так и нет, и Савельев понурился; выпросив у Парамона Опухтина честное слово о гробовом молчании, он выгнал его из подвала: «Ты меня какой разговор, Матвей Алексеевич однако, ты меня я совершенно не против вас не выдавать, вы же обращался с ним по-людски; пели грустные деревенские песни, проигрывали в сутенерский безик, подкармливали расстегаями с рейнским»  выгнал и отправился бродить по Руси Обделенным Боженькой человеком.

И как ушел из Москвы, так и ни слуху о нем, ни духу: лишь в семье Опухтиных о нем не забыли, из поколения в поколение рассказывая перед сном историю о «странном господине без мизинцев». Никого не обвиняя  исключительно ставя задачу пощекотать занятной историей крепкие у всех Опухтиных нервы и как бы развеяться перед устойчивым мраком сновидений: повествование о приказчике Савельеве Редин услышал от изредка, да и то не им, вспоминаемой Марии Опухтиной  сорокалетней котломойщицы с гламурными повадками Ренаты Литвиновой.

Познакомившись с женщиной, Редин всегда звонил ей два раза. Второй звонок он называл контрольным. В третий раз он никого никуда не приглашал.

Один, один, пусть лучше я один, слоны трубят, солнце пляшет; пошатываясь в вишневом джемпере по Севанской улице, Редин обратил внимание на отиравшегося возле раскидистого тополя мужчину.

Семена «Марафета» Белковского.

Он что-то делал с проволокой, и Редину показалось, что он ей плодотворно убивает дерево: делая так, чтобы оно не росло и в ближайший месяц полностью скончалось.

Редин ощущает у себя на душе множество грехов. Пьет водку, не дает ни копейки на детские дома, но он подумал: «Если я помогу дереву, то я и ему помогу и себе хотя бы один грех с души спишу»; Редин до сих пор просыпается под «Thunderstuck» AC /DC и он не любит, когда живое гробят прямо на его глазах.

 Послушайте, мужчина,  с ржавым железом в голосе сказал Редин,  я бы порекомендовал вам отойти от дерева и вернуться к нему только в том случае, если вы захотите на нем повеситься.

 Послушайте, мужчина,  с ржавым железом в голосе сказал Редин,  я бы порекомендовал вам отойти от дерева и вернуться к нему только в том случае, если вы захотите на нем повеситься.

Но «Марафет» Белковский от дерева не отходит. Как стоял между ним и Рединым, так и продолжает стоять, угрожающе сдвинув белесые брови и потеряв счет бросавших его женщин.

 Давайте оставим это дерево без нашей с вами компании,  все еще старался избежать драки Редин,  вы уйдете, да и я

 Не мешайте мне делать мое дело!

 Твое дело,  с недоброй усмешкой проворчал Редин.  Не хотел я сегодня руки из карманов вынимать, но за твое дело я тебя сейчас, мягко говоря, урою. А ну, уйди от дерева!

 Не уйду!  прокричал «Марафет».

 Тогда тебя унесут,  предупредил его Редин.

 Поглядим!

Глядели они друг на друга недолго: все больше махали кулаками. Редин его, разумеется, перемахал и славы ему это не прибавило  подбитый бумерангом суеты Семен Белковский был тощ, как политзаключенный после навязанной ему голодовки.

Редин, не напрягаясь, откатил одной ногой «Марафета» за дерево и внимательно посмотрел на проволоку, думая про себя: «Не до конца он ее закрутил: помешали ему, не позволили я я молодец мужчина я»; о чем думал Семен «Марафет» никому неизвестно.

Валяясь за деревом, он гневно бормотал:

 Убийца Давай закручивай ее снова, убийца  старайся, если сердце ампутировано Все равно я ее потом размотаю

Совсем от побоев рехнулся: его и до этого со здоровым человеком было трудно спутать, но теперь градус мысли и вовсе упал ниже нуля.

 Ты что несешь?  спросил Редин.  Это же ты ее закручивал, а я наоборот размотать собираюсь. Ради этого и мимо не прошел.

Дымящийся Старик, от него не скрыться, он скоро настигнет меня и наяву  выглянув из-за дерева «Марафет» Белковский тускло заискрился крайне недоверчивым взглядом.

 Что значит, разматывать?  недоуменно пробормотал Семен.  Ее кто-то до меня замотал, я ее, уважаемый, как раз разматывал, а ты мне за это морду набил За это?

 За это я тебе морду не бил,  отрицая очевидное, сказал Редин.  Постой, я что-то немного запутался А ты ее разматывал?

 А что же еще! Я же за живую природу и куда более страшные муки на себя навлечь не побоюсь, я за нее

 Ладно, хватит уже о тебе.  Редин с досадой отвернулся.  Я, между прочим, хотел грех с души списать  списал, ничего не скажешь. Новый-то поярче большинства старых будет. Избить человека и к тому же избить его за совершаемое им благое дело  это поступок, ни в какую не относимый к безусловно идущим в плюс при определении

 У меня и сейчас в голове зудит!  страстно пожаловался Белковский.

 Ладно, ладно

 Даже очень! Моя голова

 Да замолчи ты со своей головой!

Белковский насупился и примолк: у него что-то близкое к стоической атараксии. Не поспав два дня он выглядит особенно заспанным. Женщина моя над ней я  большой, воздушный, надувной словно бы плаваю.

На той же Севанской, несколько барочно сложив на животе ветхие руки, в высокой кровати лежал мертвый старик Кирилл Юрьевич Смирнягин.

Скомпрометированный стечением обстоятельств футуролог  и молился, как жил, и жил, как у сердца в немилости.

Вся семья скорбно стояла рядом, и, когда маленький мальчик, по-видимому, внук, ожидаемо разрыдался, бросилась его утешать:

 Не плачь, милый, не стоит плакать! Успокойся, зайчик! Не порти цвет лица! Дедушка уже стареньким был, подошло его время.

Мальчишка их не слушает; еще больше рыдая, он порывисто выкрикивает сквозь слезы:

 Это я дедушку убил!

 Как ты?!

 Часом ранее я подошел к дедушке и сказал: «Дедушка Кирилл, ты знаешь, что сейчас по квартирам ходят специальные люди, которые отлавливают стариков? Чтобы потом сделать из них мыло. Они говорят, что из стариков оно получается особо пригодным». Дедушка разозлился, открыл рот, наверное, чтобы меня отругать, и тут пена пошла..

Мельком взглянув на отца, мальчик истерично всхлипнул.

 Папа, я убийца, да?  спросил он.

Улыбнувшись ему с нескрываемой горечью за родителя, снисходительный hard loser Василий Смирнягин ответил сыну:

 Нет, сынок, ты не убийца Ты шутник.

Солнечный луч бьется в стекло  черных очков молодого слепого. Ему не узреть, как меня из метро тащит подруга. Под бранное слово; объяснив этому мальчишке дорогу на тот свет, Семен Белковский не покатился бы впереди него ариадновым клубком и не попросил бы пригубить его печали.

Назад Дальше