Я не могу, я уже сообщила, что вы здесь, на четвертом этаже участвуете в конференции.
Ну, тогда, пусть они изволят подняться на четвертый этаж.
Какоето время спустя, когда мы с Клавдией Петровной переходили в другой кабинет, в фойе стояла расфуфыренная дама, сощурив недобрые глаза. Мы уже проходили мимо, но она буркнула:
Александр Павлович, вы, что не узнаете меня? Я Трусова из главка, впрочем, еще узнаете, кто такая Трусова. Я не намерена оставаться в этом кошмаре, но прежде, чем покинуть етот вертеп, хочу у вас спросить: кто давал вам право нарушать учебный процесс? Вместо занятий по расписанию, он проводит какуюто кунференцию. Я буду готовить материал на коллегию главка. Посмотрим, чем это кончится.
Инспектор Трусова, сколько времени вам надо потратить на подготовку приказа.
Дня два, а что?
Тогда торпитесь в Главк, вас там уже ждут, а пока не мешайте нам работать. Срочно спуститесь на первый этаж и к метро, оно от нас недалеко. Только смотрите, не поскользнитесь на ступеньках, а то можно лишиться и верхних двух зубов.
Александр Павлович, сказала Клавдия Петровна и помахала пальчиком, мне кажется, вы немного переборщили. Нельзя так обижать дам. Она просто в этих делах не кумекает. Ваш Главк похож на мешок дерма, в котором кишат необразованные тупоголовые черви, но им об этом напоминать не следует начнут кусаться.
Уже кусаются, Клавдия Петровна, да еще как.
Можно сказать, что конференция это был праздник ума для всего педагогического коллектива. Он завершился ужином, на котором я огласил победителей. Это была учебная группа. Группа, занявшая первое место, награждалась поездкой в Киев, или Волгоград и денежной премией, группа, занявшая второе место однодневной базой отдыха в Подмосковье, группа, занявшая третье место, экскурсией в какойнибудь музей. Кроме того, каждый учащийся фотографировался у красного знамени, и эта фотография с сопроводительным письмом благодарности направлялась родителям по месту жительства.
Я ждал экзекуции, очередной порки со стороны родного, но такого ненавистного Главка за развал учебного процесса и нарушении учебной дисциплины, но ничего этого не было. Работники Главка, да и сама Солодкая молчали, в рот воды набрав. Тут, несомненно, поработала инструктор райкома партии Максимова. А Солодкая боялась любой партийной чинуши, как огня. Она понимала: райком это не только райком, это и горком партии, а там стоит сказать «гм» и тебя, как ветром сдуло. Тем более, что Зоя Ивановна уже считалась старушкой. Она когда опаздывала, спешно занимала место в президиуме и долго не могла отдышаться. Дома ее никто не ждал: у нее никогда не было мужа, судьба не подарила ей ни одного ребенка, а среди нас, директоров (мужиков) бытовало мнение, что Зоя Ивановна в свои шестьдесят все еще была девушкой.
Сейчас, когда ложатся на бумагу эти строки, Зоя Ивановна в иных мирах, и меня все время мучает поговорка: мертвых не судят. Хотя я, как художник, леплю образ. А образто все еще живой. Сколько столетий он еще будет мешать прогрессу, ставить палки в колеса тем, кто способствует развитию общества? Зоя Ивановна отошла в мир иной только физически, но ее дух, ее методы руководства людьми, остались. Ведь руководила не только она одна. Она собрала в своеобразный мешок многочисленных червей от педагогики, которые в педагогике ничего не понимали, которые не способствовали развитию учебного процесса, а только мешали ему.
7
Мне так хочется рассказать о работниках главка, ведь они тоже трудились на благо профессиональных училищ: перекладывали бумажки из одного ящика в другой, потом снова извлекали эту бумажку и долго искали потерянную букву в тексте, потом судачили, обсуждали того или другого директора и, получив одобрение остальных работников отдела, заносили его фамилию в черный список. Это было очень важно, ибо в руководстве Главка укоренилась традиция разгромных приказов, подписанных Солодкой и рассылаемых во все училища. А над сочинением приказа, как правило, работали все отделы. Вот тутто извлекались фамилии из черного списка и ложились на десятую страницу разгромного приказа.
Особенно радостным был любой праздник Новогодний праздник, День Советской Армии, международный женский день 8 марта, день рождения Ильича, Первое мая, День Победы и особенно день Октябрьского переворота 17 года.
В преддверии этих праздников директора отсутствовали на рабочем месте, они стояли в очереди к начальнику отдела Главка, к его заму, к инспектору, к заместителю Солодкой. Они выполняли великую миссию миссию прочной связи начальства с училищем: чем дороже было подношение, тем училище лучше работало и стало числиться в передовых. А как там дела в самом училище, бьют ли ребята стекла в кабинетах, глушат ли сивуху, устраивают ли драки, никого не интересовало. Поэтому не было ничего удивительного, что из 200 училищ только в шести был организован нормальный учебный процесс. Такое положение не могло не бросаться в глаза работникам горкома партии, но они почему то молчали.
Я не особенно переживал, что числюсь в отсталых, что училище, которым я руковожу, занимает первое место по нарушителям дисциплины, что моих воспитанников правоохранительные органы сажают по 20 человек в течение учебного года. Я пытался доказать Солодкой, что такие цифры это цифры десятилетней давности, что это можно посмотреть в отчетах за любой год, но Зоя Ивановна стучала кулаком по столу и говорила:
Да как вы смеете отрицать те данные, которые я получаю от Мацнева, Поповой, от моих замов и помощников, ишь умный нашелся.
Но слава об училище стала распространяться, минуя Главк. Должно быть, это был райком партии, исполком, заглянувшие работники телевидения и газета «Комсомольская правда».
Однажды к нам заглянул некий Лев Абрамович, сотрудник Московского Государственного Педагогического Института имени Ленина (МГПИ), затем зачастил в училище, а потом привел аспирантов для изучения особых методов обучения в профессиональных училищах.
Я предлагаю вам написать кандидатскую диссертацию, поскольку вы уже сейчас заслуживаете степени кандидата педагогических наук, скал Лев Абрамович, сидя у меня в кабинете. Кроме того, я приглашаю вас на заседании кафедры в МГПИ в следующий четверг.
Я не шибко обрадовался, но согласился присутствовать на заседании кафедры.
И вот 23 июня 1979, в одиннадцать утра я уже был на Малой Пироговке, дом, 1.
Девушка, очевидно студентка, провела меня на кафедру педагогики. Там уже сидели Лиферов, академик Махмудов директор НИИ и около двадцати соискателей. Все ждали заведующую кафедрой педагогики Мальковскую Татьяну Николаевну, которая не могла не опоздать. Двадцатиминутное опоздание положено было ей по должности. Едва она вошла, как все встали, кроме Махмудова, приняли стойку смирно. Татьяна Николаевна поздоровалась, разрешила садиться, и объявила начало заседания кафедры.
Каждый соискатель скромно и очень неуверенно называл тему будущий диссертации. Махмудов задавал много вопросов каждому, после чего тема бедного соискателя не утверждалась.
Пожалуй, самым независимым соискателем был я, поскольку мне было все равно, буду я ученым, или останусь практиком, ведь зарплата у меня была в два раза выше, чем у любого кандидата наук. К тому же, я как был, так и остался бы директором, а за ученую степень мне бы доплачивали смехотворную сумму в размере пятнадцати рублей. Поэтому я был в игривом настроении, и когда дошла очередь до меня, я на ходу сочинил сразу две темы и представил их в шутливом тоне. Я сам улыбался, а остальные просто хохотали.
Никто мне не задал ни одного вопроса. Мальковская объявила заседание кафедры закрытым, всех отпустила, а мне велела остаться. Я тут же сочинил третью тему и тут же зачитал ей и Махмудову. Мальковская наклонилась к уху Махмудова и чтото ему пошептала.
Записывайте тему, произнесла она, глядя на меня учеными глазами. Она называется так: «Формирование познавательной самостоятельности учащихся ПТУ как условие их социальной активности». Я и товарищ Махмудов будем вашими руководителями. Это большая честь для вас. Мы заставим вас сдать кандидатский минимум, написать и защитить диссертацию. Считайте, что вы в наших рядах. Я сейчас улетаю в Махачкалу, а через неделю вернусь. В это же время, к одиннадцати часам жду вас здесь на кафедре.
Я, как дисциплинированный соискатель, явился на кафедру точно в одиннадцать утра, но Мальковская была занята с гостем, немецким профессором Шмидтом, а меня взяли в оборот две дамы, несколько моложе меня. Они выразили мне свое восхищение тем, что мне достался такой знаменитый руководитель, как сама заведующая кафедрой. Она женщина одинокая, очень умная, необыкновенно талантливая, авторитетная в ученом мире, а вот в личной жизни ей не повезло.