«Постояльцы черных списков» - Петр Альшевский 4 стр.


Он пил много лет.

Долго и часто, но бросил  не принимая в расчет мольбы любивших его людей, а исключительно после того, как увидел наяву благодарно кивающего ему дьявола.

Семен «Пачино» Багаев не пьет уже практически месяц, и денег у него становится больше; их достаточно и на подарок сестре  недорогой вибратор или иконку с ее святым  и на игрушки для детского дома.

На выпивку тоже есть.

Вовсю ночуя на пеньке, он не давал обет молчанья.

Крича в сне, вопя в тайге: «Я человек! В беде сознанья!»; удивившись своему материальному достатку, поддерживающий тайные контакты с верхоянскими эзотеристами Семен Багаев снова начал пить. Благо, за последнее время он не истратил на водку немало средств.

День пьет, а второй уже терпит; пить не пьет, но похмеляется. День пьет, неделю похмеляется.

Похмелиться и, не удержав в памяти личину благодарно улыбающегося дьявола, еще немного выпьет.

Случается и упадет, но руки впереди себя Багаев никогда не выставляет  расколет подбородком нециклеванную паркетину и худо-бедно соберется с мыслями.

Сам поднимется, а приподнять мысли «Пачино» не в состоянии: неподъемные они у него.

Подобных людей ни за что не вытолкаешь из-под их зонта. Смертельный удар наносится изнутри лишь бы не пропустить в хранилища эго какую-нибудь Лизу; однажды на Полянке Семен под сырный пирог жестко надрался с Мартыновым.

Семен «Пачино» Багаев по привычке упал, Мартынов шатается  на его пути развязно обнимающаяся парочка, и Мартынов чуть-чуть не рассчитывает степень своей качки и задевает отнюдь не дефективным плечом низкую девушку; она практически не удерживается на ногах, Мартынов думает: от удара об мое плеча голова у нее, наверное, распухнет  она увеличится в объеме и в ней появится еще больше свободного пространства. Девушке будет еще более не по себе. Но если ее мужчина попробует меня отмудохать, то и я ему с каждой стороны выбью по несколько зубов, так как мне уже надоело, что меня бьют, а я понимающе не сопротивляюсь.


Мартынов не изливает свою душу в матерных частушках. Он готов сцепиться и с продажными егерями, и с деятельным трезвенником Константином Цепковским; с одного попадания, я имею намерение положить его с одного попадания, с одного занятно: похоже тут надо сначала положить, а потом попадать; при ближайшем рассмотрении выясняется, что кавалер этой девушки отнюдь не мужчина. Ее сопровождает определенно женщина. Комично настаивая на своей неженской сути, она обзывает Мартынова излишне хриплым голосом  давай-давай, напрягайся я вряд ли пригожусь твоему зову плоти; у Мартынова уже проходит его настроение биться: не кладите меня в катафалк. Я сам дойду до могилы. Она его оскорбляет, но Мартынов, по старым традициям всегда отплевывающий на землю перед тем, как поцеловать икону, не притрагивается к ней ни рукой, ни озлобленным взглядом.

 Иди, алкаш,  процедила она.  Ставь на ноги своего обожравшегося друга. Все лучше, чем с залитыми глазами из угла в угол ходить.

 Как-нибудь без тебя разберусь,  промолвил Мартынов.  Согласно Дайсэцу Судзуки «истинные Бодхисаттвы выше чистоты и добродетели».

 Да пусть твой твой как ты сказал?

 Ступай на гору Кайлас и найди там Шиву  он еще иногда заходит в свой райский сад. Поздоровавшись с ним за одну из его рук, ты

 Гляди, сволочь, огребешь сейчас!

 Не сутулься,  усмехнулся Мартынов.

Она все же женщина: гротескная декадентка-лесби Светлана Горюнова провинилась перед ним не настолько, чтобы осоловелый Мартынов ее по-серьезному бил. Да и настроение биться внутри Мартынова далеко не завсегдатай: оно посещает его не чаще заблеванных гуманоидов.

Не место ему в нем.

В Мартынове и без него дышать нечем.

Но есть кому.

После состоявшейся в марте 1999-го семичасовой хмельной беседы с крупнейшим из не засматривающихся на мальчиков теологов Александром Палычем Кавало-Лепориниди для Антона «Бурлака» Евгленова Рождество Христово также является очень большим событием: он посещает храм не только по праздникам, но на Рождество он прибывает туда в обязательном порядке; постоит, покреститься и выдвигается на мороз принимать посильное участие в крестном ходе и хлебать из старого термоса обжигающий мятный чай  выныривать из каждодневного дерьма; он и неухоженные женщины, мордовороты и облака, Плотник и Морж

Пройдя крестный ход, Антон идет домой и незамедлительно звонит ущербному человеку современного типа Николаю Чаялову, которому, что Рождество, что тараканьи бега: Чаялов давно спит. Он отдается возвышенному труду плотских утех статным лирическим героем и примеряет перед ромбовидным куском чистейшего льда шляпу с султаном из перьев марабу; печень не болит, крест шею не натирает, до рассвета Николаю еще далеко: звонок, искры, взрыв, нашаривание стоящего на тумбочке аппарата  из трубки слышится приподнятый голос Антона Евгленова.

Чаялов его радость не разделяет.

Проорав, чтобы «Бурлак» больше никогда не звонил ему посреди ночи, он вновь пытается уснуть.

В этом году Евгленов ему опять позвонил  Николай Чаялов не подошел к телефону, и Антон «Бурлак» искренне за него обрадовался: Чаялов, вероятно, тоже ушел на крестный ход, подумал Антон, лучше я ему попозже перезвоню  с Рождеством от всего сердца поздравлю.

Николай Чаялов на крестный ход не ходил.

Он лежал под ватным одеялом, фактически рыча от плохо скрываемой ярости; Чаялов знает  Антон ему звонит с Рождеством, как обычно, поздравлять собирается.

Чаялову не спится.

Только что спалось, а теперь нет, не спится, и во взгляде на рождественскую ночь у Чаялова не наивный восторг  черное пламя у него там. Бушующее и не пропитанное даже по самым верхам беззаветной любовью к человечеству.

Чаялову не спится, телефон снова звонит; Николай этой ночью один, жена вместе с дочерью в санатории под Каширой: катается, если ей верить, на лыжах и санках  Чаялов вспоминает, что, когда он с женой, его организм работает, как часы.

Все три года семейной жизни он занимается с ней любовью под две песни «Jethro Tull»: предварительные ласки он проводит под «Aqualung», а сам половой акт происходит у них под «Cheerio».

«Aqualung» длится около семи минут, «Cheerio» всего одну, и организм у Чаялова работает, как часы  его жена ненавидит «Jethro Tull», словно бы Иан Андерсон и подыгрывающее ему сопровождение виноваты перед ней в чем-то непростительном.

Привычку к «Jethro Tull» привил Николаю именно Антон «Бурлак» Евгленов. Занимавшийся любовью не совсем под те же песни, под которые ей подчинялся Чаялов, как-то слышавший, что одна из женщин «Бурлака» Евгленова  Инна Поликанова, начинающий специалист в области естественного лесовосстановления  обрадованно визжала за стеной на протяжении песен пяти-шести. Ну, а у Чаялова организм работает, как часы: ни минутой, ни лишними десятью секундами не поступится.

Чаялов бы не изменил себе и в рождественскую ночь, и при мысли об этом, Николай Анатольевич подошел к телефону: может быть, ему звонит жена? она или Антон Евгленов? она или он? он «Бурлак» друг

В рождественскую ночь, помимо выбивающих из колеи звонков, случаются и великие чудеса: с дочерью Чаялова Леной они ранее никогда не случались, однако в санатории под Каширой, скорее всего, свершилось; проснувшись, Лена вскрикнула и протерла глаза  возле живой, но уже мертвой елки неспешно прогуливался пластмассовый пупс.

Лена Чаялова звала своего пупса Сережей.

Он заметил, что она на него смотрит и быстро-быстро прикрылся руками; Сережа же совсем не одет: елка горит не ярко, но он все равно стесняется.

Ни капли не сочувствуя его смущению, Лена Чаялова громко и ехидно рассмеялась: повсюду ночь, многие уже спят  ей все это не важно.

 Что же ты, Сережа, пустой твой чан, руками-то прикрываешься?  риторически спросила она.  Тебе же там и прикрывать нечего!

Лене Чаяловой абсолютно не стыдно, а пупсу Сереже не по себе: лицо пластмассовое, но из-за несовершенства представшей перед ним конструкции оно багровеет и предстает решительно злым.

Рождество, рождественское чудо  Сережу едва ли удовлетворяет оживление его пластмассы: муторно ему.

Злоба прошла, но муторно.

На утро Сережа валялся под кроватью в своем привычном виде. Полностью обезжизненным, но с изменившимся выражение лица  Лене Чаяловой оно показалось невероятно мрачным; временное пробуждение не оставило на нем ни следа от прежней пластмассовой глупости.

Он поглядывал на нее сосредоточенно, со свойственной человеку хмуростью  так же, как и ее отец Николай Анатольевич Чаялов двумя неделями спустя.

Его жена с дочерью уже вернулись из санатория; вы не ко мне? в том числе и ко мне? заходите, не замыкайтесь в себе под тройным покровом самоумаления Николай Чаялов смотрел на кухне «Психоз» Альфреда Хичкока.

Назад Дальше