Смекаю, шепотом отвечаю и тут же вопрос пытаюсь задать: А как же?..
Но Константин Иванович увлечено продолжает шептать:
Не зря же последний российский император Николай Второй Владимира Галактионовича Короленку под суд отдал в 1912 году за то, что тот опубликовал в своем «Русском богатстве» незаконченные «Посмертные записки старца Федора Кузмича», сочиненные Толстым. Эх, а допиши Лев Николаевич эти записки, мир бы узнал всю правду, в том числе и где сошедший с престола Александр пребывал до 1836 года!
И где же? таращу глаза на прадеда.
А тут, у нас под Уфой, и жил с кержаками! Теперь на месте этого домика стоит затонская школа номер четыре, до сих пор, значит, кто-то на намоленном месте уму-разуму набирается!
И что же, все это мы, горюхинцы?! Это ж надо было так в истории Российской империи поучаствовать! привстаю с табуреточки и приосаниваюсь.
Ну, не знаю, может быть, и совпадения какие есть, хотя Константин Иванович тоже приосанивается.
Татьяна Александровна тихо вздыхает.
Юрка! зовет меня с улицы первый хулиган нашего двора Сережка, с которым мы договорились на чердак слазить.
Кто это? спрашивает прадед.
Сережка Богомолов из второго подъезда гулять зовет.
Ну, иди поиграйся с ним, мальчик, видно, хороший, плохих с такими фамилиями не бывает, Константин Иванович смотрит на носовой платочек в руке и не может вспомнить, для чего он ему.
История 5
Ваши? слесарь ЖЭУ 157 Непролейстакан держал за шиворот Сережку Богомолова и Ренатку Кинзекеева, а меня подпинывал под зад коленом.
Тот, что посередине, наш, остальных не знаю, признал меня Константин Иванович и вопросительно взглянул на Непролейстакана.
Удумали по пожарной лестнице на чердак залезть винтики-шпунтики! Туды их растуды! Ладно, со своим шурупом сами разбирайтесь, а этих я дальше на опознание поведу, чтобы им родители тоже правильную резьбу нарезали! слесарь оставил меня перед прадедом, а товарищей моих поволок на экзекуцию по месту жительства.
Вот знаешь ли ты, Егорка, отчего мой отец Иван Сергеевич в 1885 году из кержацкого поселка в Уфу на улицу Никольскую переехал? свел Константин Иванович лохматые брови к переносице.
Так мы же на Блюхера живем!
О Василии Блюхере отдельный разговор будет, а Никольская теперь именем Мажита Гафури зовется. А переехали мы
Да знаю: баню коммерческую на этой улице поставили, стали помывками горожан зарабатывать себе на жизнь, отвечаю бойко, раскаяния в проступке не изображаю, потому что залезть на чердак по железной лестнице, висящей на торце пятиэтажки, это же геройство целое, это подвиг почти, это не лампочку в парадном из рогатки разбить, не слово матерное на заборе написать!
Верно, была баня, по 25 человек в номерах и общем отделении зараз мылись. Но ее можно было бы и в Затоне поставить. Но в Затоне хулиганья было столько, что хоть с маузером за хлебом в лавку ходи.
Откуда же их столько образовалось?
Откуда? Все оттуда же из пролетариев с гегемонами! Откуда еще? Сначала старших перебивают, на чердаки по пожарным лестницам лазят, потом в пьяном виде ножиками друг друга тыкают, тряхнул бородой прадед.
Ты, прадедуля, не горячись, ты по порядку рассказывай, пытаюсь перевести разговор в конструктивное русло.
А чего тут рассказывать. Зимой 1854 года снегу намело столько, сколько ни один старожил не мог на своей памяти припомнить!
Так старожилы, они же никогда ничего не помнят! не могу удержаться от реплики.
Прадед опять брови к переносице свел, но на реплику не отреагировал.
А весной Белая так взбурлила, так залила все окрестности, что пробила себе новое русло возле самых гор обрывистых, на которых вся Уфа тогда и умещалась, это уже потом она гигантским удавом расползлась по равнинам, проглатывая близлежащие деревеньки, словно кроликов, а 1956 году так целый город Черниковск в себя всосала. В общем, вместо старого русла реки Белой образовалась старица, ее Старицким затоном назвали. Вот этот затон и стали использовать пароходчики Зыряновы, Мешковы, Сорокины, Якимовы, Стахеевы и те, что помельче, чтобы пароходы свои ремонтировать да на зимовку ставить. А где пароходчики, там и кузнецы, ремонтники, кочегары, плотники. Стал кругом рабочий люд селиться, бараки строить, землянки рыть.
В мутных водах весеннего паводка на бельские просторы наконец принесло капитализм? поражаюсь участию сил природы в смене общественно-политических формаций.
В мутных водах весеннего паводка на бельские просторы наконец принесло капитализм? поражаюсь участию сил природы в смене общественно-политических формаций.
Не умничай, енгельс, не отвлекай от темы. Плохо жили работяги, мерзли, болели, мерли. Работали по двенадцать часов, а из развлечений у них были только водка да хулиганство. Вот и ходили стенка на стенку затонские и кержацкие, калечили друг дружку. Кому понравится такое богопротивное дело? Поэтому и переселился мой папа в Уфу на Никольскую. Я к тому времени уже большой был, помогал отцу чем мог. Помню, как-то позвал он меня и спрашивает: «Костя, сынок, ты наши банные дрова никуда налево, часом, не сбываешь?» «Нет, говорю, как можно?» Тогда Иван Сергеевич хитро улыбнулся в бороду, она у него такая же, как у меня сейчас, была, и ничего не сказал, только взял одно полено да в сарай ушел мастерить что-то.
Буратину? пытаюсь пошутить по-нашему, по-детсадовски.
К тому времени Буратину даже Алексей Толстой еще из Пиноккио не выстругал, усмехается Константин Иванович. В общем, через день-другой у мужичка с соседней улицы так шарахнуло в печке, что эта печка вся и развалилась по кирпичикам.
Сурово! Но это, пожалуй, как-то больше по-иудейски, чем по-христиански, задумчиво рассуждаю вслух.
А ну цыц! Мелюзга! А заповедь христова «не укради»? К тому же не пострадал никто!
Да я только за, прадедуля! Нашу национальную тягу к воровству надо пресекать. Сам вчера Славке Панкратову из 23-й квартиры в ухо дал за то, что пистолет мой хотел стырить.
Ты руки-то не распускай! Папа мой, Иван Сергеевич, этого не любил. Ладно, иди во двор справедливость восстанавливай. Татьяна! Таня, голубушка, принеси рюмочку кагора сладенького, папу помяну.
История 6
Иду в резиновых сапожках по нашему дворику, стараюсь пройти около деревьев, по сторонам не смотрю, смотрю только себе под ноги.
Юрочка, ты чего же по газону ходишь?
Поднимаю голову, прабабушка Татьяна Александровна из магазина булочку с молочком в авоське несет.
Я не по газону хожу, я разноцветными листьями шуршу, поправляю прабабушку.
Да, время бежит, опять осень наступила, почему-то грустит Татьяна Александровна.
Для кого бежит, а для кого тянется, как ириска «Золотой ключик». Вон Генка из 54-й квартиры уже в школу на подготовку ходит, а мне еще не один год в детсаду палочки считать, грибочки разукрашивать да ежиков из пластилина лепить! возмущенно возражаю.
Ну ладно, не сердись, пойдем лучше к нам истории деда Константина слушать, протягивает мне сухую ладошку прабабушка.
Константин Иванович нежно помял двумя пальцами большой желтый кленовый лист, понюхал его.
Хорошо! Спасибо, Егорка, угодил! Отчего-то вспомнил, как осенью 1890-го меня папа Иван Сергеевич в земскую управу писцом устраивал. Так же вот шли по улице, кленовыми листьями шуршали. Пришли, мне и говорят, напиши чего-нибудь, почерк твой поглядим. А писал я тогда как курица лапой. Ты, Егорка, тренируй руку сызмальства, почерк он как одежка, по нему встречают, по нему привечают. Дали мне какой-то циркуляр переписать, а там такая тоска из цифр с деепричастными оборотами, что я чуть не заплакал, да делать нечего, родимой семье помогать надо, какое-никакое жалование обещали. Так меня, к тому же, еще не больно-то и брать хотели из-за почерка, хорошо, что наш знакомый адвокат Рындзюнский зашел в управу по делу и стал всех уверять, что хоть я не каллиграф, зато у меня отменная грамотность. А она у меня, если честно, была еще хуже почерка, развеселился Константин Иванович и затрясся от смеха вместе с листом кленовым.
И долго тебе пришлось, прадедуля, цифры казенные переписывать?
Цифры это что! Федька, помню, рассказывал, что когда работал писцом в судебной палате, так ему давали переписывать постановления сплошь об изнасилованиях да скотоложестве.
Константин! одернула прадеда Татьяна Александровна.
Ах, да! неловко крякнул Константин Иванович. Нет, недолго, после того, как Федька сбежал с выданной в управе ссудой, я несколько месяцев проработал, а потом тоже невмоготу стало.
Какой еще Федька?
У нас в Уфе с 1890 года только один Федька Федор Иванович Шаляпин!
Не скрою, поразил меня Константин Иванович в очередной раз.
Это как же?
Чего как же? Вот пойдешь в школу, тебе всю его биографию расскажут, и узнаешь, что после того, как приехал он к нам на пароходе вместе с хором Семенова-Самарского, он не только в Дворянском собрании бенефисы пел, но и буквы на казенной бумаге выводил.