Относительно же лексики исследователи считают, что в языке памятника все же еще много арабизмов и фарсизмов, хотя при этом признают, что их у Абулгази заметно меньше, чем в других памятниках на староузбекском языке. Ввиду этого С. Н. Иванов, видимо, и заключает: «Из сравнения «установок» Абу-л-Гази-хана и особенностей его языка можно сделать вывод, что чистоту языка, его упрощение автор видел не в том, чтобы изгонять из того литературного языка, на котором он писал, арабскую и персидскую лексику, уже усвоенную языком, а в том, чтобы «выражения» его были вполне тюркскими и потому понятными даже для тех, кто не владел основами мусульманской образованности.
Представляется правильным мнение А. Н. Кононова о том, что Абу-л-Гази-хан старался придать своим произведениям характер «занимательного повествования, рассчитанного на широкое понимание». Грамматический строй языка «Родословного древа тюрков» чрезвычайно интересен для изучения»[11]. И этот тезис (о грамматике) верен. Так, например, в языке сочинения Абулгази сохранены древнетюркские формы вспомогательного глагола прошедшего неочевидного времени äртi: «Оң хан бирлäн Мäркит ханының арасында достлуқ бар äрди между Онг-ханом и меркитским ханом была дружба»[12]. Из современных живых тюркских языков только карачаево-балкарский язык сохранил эту древнюю форму вспомогательного глагола в форме -äдi, и некоторые другие древнетюркские черты, которые уже утрачены во всех других живых тюркских языках и даже в некоторых мертвых языках. Эти черты сближают грамматику живого карачаево-балкарского языка с грамматикой не только сочинения Абулгази, но и с грамматикой языка древнетюркских рунических памятников: «Äкiн сÿ äбдä äртi Второе войско было дома[13] кар. балк. Äкiнцi аскер äльдä äдi». Этот древний элемент тюркской грамматики утрачен во всех остальных живых тюркских языках. Он также зафиксирован в языке армяно-половецких (кыпчакских) документов (напр. satyjed «он продавал»)[14]. Однако, как ни странно, до сих пор никто из тюркологов (включая С. Н. Иванова) так и не обратил внимания на эти ценнейшие материалы живого карачаево-балкарского языка и сочинения Абулгази.
В области морфологии язык сочинения находит еще более интересные параллели в карачаево-балкарском языке, сохранившиеся только в его верхнебалкарском (малкъарском) диалекте. Этот диалект сохранил наибольшее количество древнетюркских грамматических и лексических форм, утраченных в других диалектах карачаево-балкарского и во всех остальных живых тюркских языках, включая чувашский язык[15]. Верхнебалкарский диалект обнаруживает также параллели с древнеуйгурским языком. Эти черты указанного диалекта проявляются, например, в наличии желательной формы первого лица на -йын вместо -йым: барайын (вм. барайым) «я пойду»[16], что наблюдается также в древнетюркских рунических текстах (например, Памятник в честь Тоньюкука): Бäн äбгäрÿ тÿсäjiн «Я хочу отправиться домой»[17] или в чагатайских текстах: Мен аныŋ бiрлäн сузлäшäiн[18], в др. уйг.: Аны эмти мэн айтайын «Теперь давай я скажу это»[19]. Интересно, что это же явление фиксируется в диалектах киргизского языка: жазайын «напишу-ка я»[20]. Это же явление характерно, например, для алтайского языка (ойротский): Бӱгӱн анъдаарга сен бар, ол эмезе мен барайын «Сегодня ты иди охотиться или я пойду» или Ээртейин «Оседлаю-ка я» и т. д.[21] Этот аффикс считается более древней формой и восходит к древнему аффиксу желательного наклонения -ын, а йым является дальнейшим развитием формы -йын[22]. Здесь лишь стоит оговориться, что глаголы на -йын мне довелось встретить также в речи некоторых карачаевцев. Эта грамматическая форма также встречается часто в языке сочинения Абулгази[23].
В верхнебалкарском диалекте сохранилась древняя специфическая форма личного местоимения 3-го лица аŋаr вместо аŋа в литературном диалекте и в других живых тюркских языках. Эта форма личного местоимения 3-го лица также встречается в Codex Cumanicus, в древнетюркских рунических памятниках (Памятник в честь Кюль-Тегина, малая надпись, 11-я строка)[24] и древнеуйгурских текстах: Äliк äнч äзäнiн тiрilзÿ узун аңар мäн полаjын улуk пу узун! «Пусть Элик долго живет спокойно и здорово, я для него хочу быть с этой великой мудростью!»[25]. В. Г. Кондратьев особо отметил эту форму, как характерное явление древнетюркских рунических текстов, расчленяя его следующим образом: aŋar <ан+ғару[26]. Эта же форма личного местоимения 3-го лица встречается в староузбекских текстах. В сочинении встречаются и другие грамматические формы, сохранившиеся лишь в некоторых живых тюркских языках (караимский, карачаево-балкарский, татарский, чувашский) или мертвых (половецкий, кипчакский литературный язык Египта, официальный среднекипчакский язык Золотой Орды). Например образования, состоящие из деепричастия на -ып от глаголов движения, нейтральных с точки зрения направленности действия, и глаголов кäл «приходить» и кäт «уходить» в личной форме, оба названных глагола служат для выражения направленности движения, т. е., сохраняя свое лексическое значение, сливаются с деепричастием для обозначения единого действия: Ахыр Äмир Тимȳр нусрат тапып Тоқтамыш хан қачып кäтти «В конце концов Амир Тимур одержал победу, а Тохтамыш-хан обратился в бегство (букв. «бежал»)»[27].
В верхнебалкарском диалекте сохранилась древняя специфическая форма личного местоимения 3-го лица аŋаr вместо аŋа в литературном диалекте и в других живых тюркских языках. Эта форма личного местоимения 3-го лица также встречается в Codex Cumanicus, в древнетюркских рунических памятниках (Памятник в честь Кюль-Тегина, малая надпись, 11-я строка)[24] и древнеуйгурских текстах: Äliк äнч äзäнiн тiрilзÿ узун аңар мäн полаjын улуk пу узун! «Пусть Элик долго живет спокойно и здорово, я для него хочу быть с этой великой мудростью!»[25]. В. Г. Кондратьев особо отметил эту форму, как характерное явление древнетюркских рунических текстов, расчленяя его следующим образом: aŋar <ан+ғару[26]. Эта же форма личного местоимения 3-го лица встречается в староузбекских текстах. В сочинении встречаются и другие грамматические формы, сохранившиеся лишь в некоторых живых тюркских языках (караимский, карачаево-балкарский, татарский, чувашский) или мертвых (половецкий, кипчакский литературный язык Египта, официальный среднекипчакский язык Золотой Орды). Например образования, состоящие из деепричастия на -ып от глаголов движения, нейтральных с точки зрения направленности действия, и глаголов кäл «приходить» и кäт «уходить» в личной форме, оба названных глагола служат для выражения направленности движения, т. е., сохраняя свое лексическое значение, сливаются с деепричастием для обозначения единого действия: Ахыр Äмир Тимȳр нусрат тапып Тоқтамыш хан қачып кäтти «В конце концов Амир Тимур одержал победу, а Тохтамыш-хан обратился в бегство (букв. «бежал»)»[27].
Нельзя не сказать несколько слов и о точности перевода языка Абулгази. Этот вопрос очень важен не только с лингвистической точки зрения. Сразу оговоримся, что серьезных работ по грамматике и лексике сочинений Абулгази мало. Но и в них авторы не всегда делают верные заключения. Даже в таких фундаментальных работах по грамматике языка сочинения Абулгази, как работа крупного специалиста по узбекскому и другим тюркским языками С. Н. Иванова, есть неточности в переводе ряда слов, а иногда и несколько вольный перевод, чем страдают все известные переводы этого памятника. Это, возможно, связано с неглубоким знанием таких языков, как кипчакский, особенно половецкий, а также ряда живых тюркских языков кипчакской группы (карачаево-балкарский, караимский, крымчакский), без чего невозможно точно понять смысл многих грамматических форм и лексики языка Абулгази. К сожалению, все исследователи нашего памятника в основном были специалистами по узбекскому, уйгурскому и турецкому языкознанию, практически не имея прочных знаний в области кипчакского языкознания. А жаль, ибо в сочинении Абулгази нас ждут еще удивительные открытия в области тюркского языкознания и фольклора, духовной культуры тюрков. Для иллюстрации достаточно сказать, что вышеприведенную фразу Ахыр Äмир Тимȳр нусрат тапып Тоқтамыш хан қачып кäтти «В конце концов Амир Тимур одержал победу, а Тохтамыш-хан обратился в бегство (букв. «бежал»)» С.Н. Иванов перевел так: Ахыр Äмир Тимȳр нусрат тапып Тоқтамыш хан қачып кäтти «В конце концов Эмир Тимур одержал победу, а Токтамыш-хан отступил»[28]. Но это перевод несколько вольный и неточный. А сам деепричастный оборот қачып кäтти, на который С.Н. Иванов правильно обратил внимание, является очень важным с точки зрения чистоты языка памятника. Переводит же его С. Н. Иванов, как «отступил». Если бы сочинение переводил историк для издания его в качестве исключительно исторического источника, то военный термин «отступил» здесь был бы, возможно, уместен. В другом месте С. Н. Иванов дает следующий перевод: Ол вақтта қыпчақ ва аланлар аларның йолларыны тутуп туруп äрдилäр «В то время кыпчаки и аланы держали их пути [в своих руках]»[29]. Г. Саблуков дает следующий перевод: «В то время эти пути были заняты кипчаками и аланами»[30]. Представляется, что Г. Саблуков ближе к смыслу, который имел в виду Абулгази, говоря йолларыны тутуп туруп äрдилäр, т. е. именно «эти пути были заняты». Однако, если Г. Саблуков переводил наш памятник именно как исторический источник, то С. Н. Иванов исследует памятник именно как лингвист.
В связи со сказанным очень важно, как мы уже неоднократно отмечали выше, чтобы перевод именно сочинения Абулгази был выполнен не только как исторический источник, но и как памятник языка. Как видим, ни один из известных переводов на русский язык нельзя признать совершенным и еще лишь предстоит объединить усилия историков, этнографов и лингвистов, чтобы сделать максимально точный перевод этого сочинения. Но наша задача весьма скромна. Мы хотим ввести в научный оборот давно не издававшийся выдающийся памятник, чтобы дать новый импульс для его глубокого исследования.