Нехарактерное для «простолюдина» имя дано было новорожденному, вероятно, по святцам 24 декабря отмечается память Евгении Римской девы-мученицы, подвизавшейся в мужском образе.
Итак, мелкий торговец-разносчик Захар Баранов осел в укреплении Нальчикском в 50-х гг. XIX в. Дата, правда, нуждается в уточнении, поскольку, если верить данным о возрасте, указанном в посемейном списке слобожан, он родился в 1833 г., и значит, к 1850 г., был еще слишком юн, чтобы приобрести тот жизненный опыт, о котором говорит его сын.
Архивные документы однозначно свидетельствуют, что братья Барановы Иван и Захар Макаровичи поселились в Нальчике до 1871 г. (Имя торговца Ивана Баранова встречается в делах 1866 г.) Поскольку слобода не считалась городским поселением, всем ее жителям, происходившим не из солдат, пришлось «приписаться» в мещанское (т. е. городское) сословие соседних городов: Владикавказа, Георгиевска, Пятигорска. Так братья Барановы оказались на бумаге «пятигорскими мещанами», хотя там, вероятно, никогда не жили.
Старший брат Иван Макарович Баранов (ок. 1825 ок. 1892 г.), видимо, был бездетен, но сумел увековечить свое имя на карте нашей республики. Сохранился наградной список лицам, представляемым к наградам, приложенный к рапорту начальника Нальчикского округа.
Начальнику Терской области
Рапорт22 августа 1890 г.
5664
Согласно личного приказания Его высокопревосходительства главноначальствующего гражданскою частию на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа имею честь представить при этом к Вашему превосходительству наградной список на почетного члена Нальчикского благотворительного общества Ивана Баранова в дополнение ходатайства моего от 12 октября 1887 и 1888 гг. за 14804 и 3042 и 28 апреля 1889 г. за 624.
Должность, чин, звание, имя и фамилия, какого вероисповедания и знаки отличия
Почетный член Нальчикского благотворительного общества пятигорский мещанин Терской области, торгующий в слоб. Нальчик Иван Макаров Баранов. Вероисповедания православного. К раскольническим или вредным обществам и сектам, а также скопчеству не принадлежит.
В чем состоят оказанные отличия
Баранов, состоя членом Нальчикского благотворительного общества, в продолжение многих лет оказывает большую материальную помощь Нальчикской женской Михайловской бесплатной школе, производя на свой счет ремонт зданий школы, и оказывает всевозможное содействие к поддержанию названного училища.
Независимо этого он, Баранов, в 1887 г., приняв на себя личное распоряжение по постройке в поселке Ново-Ивановском (Цугулиевке) деревянной церкви с таковою же колокольнею на каменном фундаменте и пожертвовав для этой благой цели собственный материал и деньги, а также на свои средства купив иконостас, колокола и всю церковную утварь, в 1888 г. окончил постройку церкви в помянутом поселке и на нужды эти он израсходовал из собственных средств около семи тысяч рублей.
Он же Баранов в пос. Ново-Ивановском на свои средства приобрел в безвозмездное пользование церковного причта 50 десятин земли и выстроил деревянный дом и таковое же здание для школы и ежегодно взносит сумму 600 руб., необходимую на содержание в том поселке священника и псаломщика.
Какие получал прежде награды, когда и за что именно
Наград не получал
Не был ли в штрафах, под следствием и судом, а если был, то за что именно Не был
К чему представляется
К золотой медали с надписью «За усердие» для ношения на шее на Станиславской ленте[18].
В честь небесного покровителя Ивана Баранова церковь была освящена, а селение названо Ново-Ивановским (по имени церкви).
О родном дяде Евгений подробно не пишет, упомянув лишь не очень лестную кличку «Желтопуз», которую носил толстый богатый купец.
Отцу он посвящает больше слов, с явным уважением и даже гордостью. Возможно, в нем он видел воплощение лучших черт народного характера, прежде всего трудолюбие и предприимчивость, позволившие достичь личной независимости и материального благосостояния. Говоря о серебряной медали, которой Захар Баранов был награжден за спасение из пожара женщины с ребенком (причем шрамы от ожогов остались на всю жизнь), Евгений добавляет: «Медали он никогда не носил, вообще он был скромный человек и к подобным «отличиям» и «почестям» относился с благодушной насмешливостью». О его умениях, кроме торговли, с одобрением пишет: «Отец был довольно способный человек: самоучкой научился читать и писать, довольно хорошо рисовал карандашом, резал по дереву, слесарничал».
К сожалению, очень скупо Евгений говорит о матери, не называя даже ее имени, ограничившись замечанием: «Мать была религиозна, но умела лишь читать, да и то плохо». В Центральном госархиве КБР обнаружился документ, позволяющий установить имя, вероятно, матери Баранова. Это копия метрического свидетельства о рождении в 1876 г. слобожанки Пелагеи Гусевой, восприемницей которой значится «жена пятигорского мещанина Параскева Семенова Баранова»[19]. Матери Евгений лишился в 15-летнем возрасте. Ничего не пишет он и о мачехе из документов видно, что звали ее Агафья и была она младше мужа на 17 лет.
Место, где располагалась лавка Захара Макаровича Баранова и, вероятно, жилище его семьи, определяется довольно точно: это квартал нынешней Кабардинской улицы напротив Детского парка и все еще стоящие там строения, возможно, те самые, в которых прошло детство Евгения Баранова.
В год рождения Баранова в Терской области завершились важные государственные реформы, в результате которых Нальчик официально получил статус слободы, округ, в котором он находился, получил название Георгиевского. В 1872 г. в округ входило 84 населенных пункта, в том числе город Георгиевск, слободы Нальчик и Кисловодск, 28 казачьих станиц, 1 местечко, 48 селений, 1 хутор, 1 поселок, 2 немецких колонии, в нем проживало 118 594 чел., в том числе гражданского 8472 (7,14 %), казачьего 51 797 (43,6 %), горского 58 325 (49,18 %), население было разных национальностей[20]. В 1875 г. округ переименован в Пятигорский, но слобода оставалась его административным центром.
Вот какое впечатление оставила слобода у путешественника П. Острякова, посетившего ее в 1878 г.: «Многие из русских, никогда не посещавших Кавказа, по всей вероятности, едва ли и по имени знают, что такое Нальчик. Посетители Кавказских вод хотя иногда и заглядывают в него, но до сих пор, кажется, еще никто не посвятил Нальчику и десяти строк. Да и действительно, небольшая крепостца с посадом, в местности, далеко уступающей по своим красотам Пятигорску, Кисловодску и пр., не может произвести такого поражающего впечатления, чтобы о ней стоило что-нибудь говорить. Минеральных источников нет; ни один из наших поэтов не воспел ее.
В прежнее время Нальчик имел стратегическое значение, а теперь он составляет только центр окружного управления Большой и Малой Кабарды. В нем живет окружной начальник со своим штабом, помещается народный словесный суд, училище для детей горцев, управление местных войск, маленькая церковь, старая крепость, служащая помещением острогу, казармы, несколько лавок вот и все. Климат летом очень хороший, но в другое время жители по целым месяцам за постоянными туманами, дождями и снегом не видят и солнца; прибавьте к этому невылазную грязь от распустившегося чернозема и тогда станет совершенно понятно, что приехавшему в такую пору туристу Нальчик не внушит желания пробыть в нем и сутки, разве отчаянная, невообразимо дурная дорога заставит его дать отдых своим разбитым и усталым костям»[21].
Но это мнение заезжего, взгляд извне. Нальчане ощущали и думали иначе, а рожденному здесь ребенку слобода представлялась огромным миром, необычайно богатым и увлекательным. Научившись сравнивать, он вспоминал: «Нравы нальчикских жителей отличались своею простотой, доходящей до грубости и, пожалуй, некоторой распущенности; последняя наблюдалась, главным образом, среди населения предместья слободы, так называемой «Астраханки», где было немало пришлого элемента, не владевшего надельной землей и не занимавшегося земледельческим трудом, а промышлявшего ремеслами, случайными заработками. Там же ютилась и беднота, хотя ее было не очень много я говорю о той бедноте, которая принуждена была просить «ради Христа». Воспитания детей, в прямом значении этого слова, у слобожан не было; родители заботились лишь о том, чтобы дети их были одеты и сыты, в остальном они были предоставлены самим себе, росли на воле, как дикие цветы в степи, и это было их счастье. Впрочем, в экстраординарных случаях родители «учили» детей, т. е. пороли их «без всякого милосердия» за матерную ругань в их присутствии, за озорничество по жалобе потерпевших от него. С 1011 лет дети понемногу начинали привыкать к тяжелому труду, а с 1416 лет совсем уже запрягались в работу.
В школу ходили только дети слободской аристократии и «буржуазии».
Перед Евгением Барановым, семья которого, естественно, принадлежала к слободской «буржуазии», доступ к школьным премудростям был свободен. Но мир знаний открылся ему раньше.