С милой рай и в шалаше. Мы что-нибудь выпьем?
Сейчас посмотрю.
Катя подошла к буфету и открыла его.
Не густо, но есть открытая бутылка и тут же фужеры. Я налью. А вот и шоколадные конфеты.
Она протянула ему фужер, наполненный красным вином.
За что пьём? игриво произнесла она.
За тебя.
И за тебя и твои успехи. Ты же умненький мальчик.
Я уже не мальчик, Катюша. Вчера мне ударило в голову, что могу тебя потерять. Пока не пойму, что со мной произошло.
А не влюбился ли ты?
Наверно. Никогда со мной такого не случалось.
Они выпили и принялись безудержно целоваться. Потом он подхватил её на руки и понёс в другую комнату, оказавшуюся спальней. Они рухнули на постель, и он стал лихорадочно срывать с неё одежду.
Успокойся, милый. Вижу, что это у тебя в первый раз. Не торопись и разденься сам.
Он обнажённый лёг возле неё, она приподнялась на боку и, оказавшись сверху, навалилась на него.
Они лежали на спине, отдыхая после порыва безудержной страсти. Покоя и сладостное томление охватили всё его существо. Ромка был счастлив, тело и душа ликовали от незнакомых прежде ощущений.
Ты любишь меня? спросил он.
Ты мне очень нравишься, ты милый и добрый, и сексуальный. Я от тебя такого не ожидала.
А зачем тебе еврей? Нашла бы русского мужика покруче меня.
Я ищу человека, который смог бы вывезти меня отсюда. И нашла тебя. Ты не доволен?
Конечно, я рад, хотя я пока не думал об эмиграции. Да и границы-то сейчас закрыты. Кроме того, мне всегда казалось, что любовь лишена всякой корысти и не связана с какими-либо ожиданиями.
Ты ещё не понял, Ромочка, что любовь просто так скоро кончается. Мужчину и женщину обязательно должно связывать что-то ещё.
Наверное, это правильно. Ты умнее меня, Катюша.
Он повернулся к ней и, вновь почувствовав в себе острое желание, вошёл в неё.
10
Павелецкий вокзал пах машинным маслом и специфическим ароматом железной дороги, знакомым всем, кто когда-нибудь по ней путешествовал. К зданию вокзала необычной архитектуры с шатровыми покрытиями, построенному в начале века, прилегала огромная привокзальная площадь, на которой смыкалось стягивающее Москву, словно циклопической стальной удавкой, Садовое кольцо.
Ромка с мамой стоял на перроне возле вагона, ожидая отца, который должен был принести билет. Илья и Санька попрощались с ним днём, сделав перерыв в занятиях, и он в который раз подумал, как здорово жить с друзьями в одном доме. Тёплый июльский вечер опустился на город и здесь на путях их освещали бьющие со всех сторон мощные прожектора. Елена Моисеевна в свои сорок два года в бежевом брючном костюме выглядела свежо и молодо, как будто и не было мучительного развода с мужем. Появился Лев Самойлович, и они поднялись в вагон, на ходу показав билет молоденькой проводнице. Ромка поднял чемодан в багажную нишу под крышей, и они присели на матрасы, уже постеленные на нижних полках купе.
Прибудешь, позвони.
Хорошо, папа. Я позвоню от дяди.
Питайся хорошо. На еде не экономь. Будущему экономисту тоже нужно крепкое здоровье, наставляла сына Елена Моисеевна.
Я понимаю, мама. Буду ведь ещё и стипендию получать.
Ну, на ней ты не продержишься. Будем присылать тебе деньги. Ты только поступи и учись. Еврею без профессии в нашей стране преуспеть невозможно.
Я постараюсь, папа.
По коридору вагона проследовала проводница, предупреждая провожающих об отправлении поезда. Родители попрощались с Ромой и спустились на перрон.
Вырос наш сын, сказал Лев Самойлович. Время быстро летит.
Он славный мальчик, Лёва.
Ну как тебе живётся, Лена?
Я привыкла, всё нормально. Миша хороший интеллигентный человек.
Я, наверное, сделал ошибку. Если бы не ребёнок от Веры, вернулся бы к тебе.
Зачем ворошить прошлое. Разбитый горшок всё равно не склеишь.
Из окна купе Ромка со щемящей грустью наблюдал, как родители стояли на перроне, смотря в след отходящему поезду. Потом он достал из кожаного дипломата сборник шахматных партий, положил её на столик и углубился в чтение. В Кашире в начале двенадцатого, когда он уже лежал на верхней полке убаюканный мерными колебаниями вагона, дверь открылась и в купе ввалилась пара молодых людей. Вначале они сидели в обнимку, потом разделись, легли и занялись сексом, уверенные в том, что юноша, единственный возможный свидетель, уснул и им, молодожёнам, ничто не мешает предаться плотским наслаждениям.
Рано утром поезд прибыл в Воронеж. Ромка, стараясь не шуметь и не разбудить утомлённых любовью людей, достал из багажной ниши чемодан и вышел из купе. На привокзальной площади он сел в такси, постояв полчаса в очереди, и, зачитав водителю адрес из записной книжки, откинулся на спинку заднего сиденья «Волги». Начиналась новая пора жизни.
11
Санька сдал экзамены в университет и с беспокойством ожидал решение приёмной комиссии. В день, когда в вестибюле механико-математического факультета вывесили списки, он с трудом пробился через толпу абитуриентов к доске объявлений. Прочитав в столбце принятых «Абрамов Александр Наумович» он сразу не поверил и просмотрел список ещё раз. Ошибки быть не могло. Его приняли, несмотря на то, что фамилия и отчество не вызывали ни малейшего сомнения в его национальной принадлежности. Счастливый он вышел из здания, чтобы позвонить отцу и матери на работу. К телефонным будкам стояли очереди: юноши и девушки спешили передать своим близким радостную весть. Санька не захотел долго ждать и направился к станции метро «Университет». В вестибюле он быстро нашёл свободный аппарат.
Папа, я зачислен.
Я знаю, маме подруга уже позвонила, спокойно ответил Наум Маркович. Прекрасно, сегодня вечером выпьем за твои успехи. Не задерживайся.
Послышались частые гудки и Санька, повесив трубку, набрал номер Наташи.
Саша, это ты? спросила она.
Да. Наташенька, меня приняли! воскликнул он.
Поздравляю, милый. Ты станешь великим математиком, а я буду тебя лечить. Если не такие таланты принимать, то кого же ещё?
Ну, знаешь, есть одно важное обстоятельство.
Извини, дорогой, там есть и умные люди.
Наташа, мы сегодня увидимся?
У меня завтра последний экзамен. Буду готовиться.
Тогда пока. Я уверен, ты его сдашь и поступишь. Медицина это твоё поприще. Ты же умница.
Наташа положила трубку и подошла к открытому окну. Тёплый ветерок потеребил пряди волос и снизу послышался гул проезжающих по улице машин. На время экзаменов к ней перебралась бабушка, которая умело вела хозяйство, готовила и кормила любимую внучку. Родители завтра вечером должны были вернуться из санатория, и с приближением этого часа росло беспокойство, вызванное тем, что задерживалась менструация, которая должна была пройти ещё неделю назад. Она решила пока о своём опасении никому не рассказывать, а посоветоваться с подругой матери, участковым врачом, которая знала её со дня рождения. Мария Петровна назначила ей встречу на среду вечером. Но неотвязная мысль не давала покоя и мешала сосредоточиться на занятиях.
В комнату вошла Светлана Никитична и поставила на стол чашку чая и тарелочку с сырниками и сметаной.
Поешь, Ташенька, тебе сейчас нужно хорошо питаться.
Спасибо, бабушка, но мне не хочется. Ну ладно, оставь.
Та собиралась было выйти, но взглянула на внучку и остановилась у двери.
Что ты бледная такая? Ты себя хорошо чувствуешь?
Устала немного. Пожалуй, мне нужно пройтись, подышать воздухом.
Пойди, дорогая. Но вначале поешь.
Хорошо, бабушка.
Она спустилась во двор и вышла на бульвар, поросший высокими клёнами и осинами. Здесь она любила гулять и сидеть, наблюдая за прохожими и родителями с детьми. Она увидела свою любимую скамейку и обессиленно опустилась на неё.
«Наверно, я залетела. Иначе объяснить задержку менопаузы невозможно. Маме придётся всё сказать. Папу пока беспокоить не стоит. Теперь главное. Это ребёнок Саши и я должна с ним поговорить. Почему я волнуюсь? Разве он откажется от ребёнка и будет настаивать на аборте? Перестань нервничать и возьми себя в руки. Дитя это счастье. Мама и все бабушки займутся воспитывать и ухаживать за ним, пока я не закончу учиться. А Саша женится на мне, он порядочный мальчик. Он любит меня, поэтому полюбит и ребёнка, рассуждала Наташа, и успокоение возвращалось в её молодое, здоровое тело».
12
В МЭИ Илюша не поступил. Институтские друзья объяснили Леониду Семёновичу, что ректор, к сожалению, не очень любит евреев, его сына попросту завалили, и они не смогут ничего изменить. Илья вспомнил, что во время экзамена по математике увидел на вопросном листе красную пометку. Это был один из способов указать экзаменатору, что перед ним еврей, которого нужно отсеять. Потом Илюша понял, что дополнительные вопросы касались материала, выходящего за пределы школьной программы. Елизавета Осиповна расстроилась, но приняла неудачу, как знак свыше.