Когда Степаныч ушел, я спросил у Ярика:
Ну что?
Будем с тобой делать парный номер.
По кунг-фу? удивился я.
По акробатике.
Так и получилось. Мы делали номер по вечерам, а по утрам три раза в неделю я ходил на секцию акробатики. И частенько просыпал начало. На вечерних занятиях мы с Яриком повторяли тао кунг-фу и каратэ-до, отжимались на кулаках и пальцах, бегали с утяжелителями и спарринговали до посинения, а потом приходил Килл Билл, и я прыгал заднее сальто с яриковых плеч и с камеры, вставал ему на руки, а Ярик поднимал меня под потолок на вытянутых руках. Он был зверски сильный, но мне все равно было страшно.
Я приходил домой и падал. Всю ночь мне снилось, как меня медленно и мучительно растягивают между слонами. Я просыпался от боли в спине и коленях. До слез. А утром вставал на секцию акробатики.
После разминки мы шли на дорожку. Разбегаешься и прыгаешь. После занятий с Яриком это было отдыхом.
Дмитрий Овчинников, Советский Союз, объявлял Билл торжественно. Такой чести удостаивался только я. Кажется, он видел во мне будущую гордость советского спорта. Поехали!
Я поднимал руки, выпрямлялся.
Вперед!
На акробатике пацанов было только двое, я и один мальчишка. Девчонки иронично называли меня "Советский Союз" и завидовали моей растяжке. "Советский Союз", думал я. Вот это прозвище! Великий, могучий, добрый и всегда на страже справедливости и защиты природы.
А потом Советского Союза не стало.
У китайцев есть старинное проклятие. "Чтобы ты жил в эпоху перемен". Мы, подростки, жили в эпоху перемен, и это было невероятно интересное время. Возможно, потому что мы менялись вместе с ним. Стремительно, бурно, яростно и необратимо. На разрыв.
Время было как взрыв петарды в руках. Грохот, вспышка, искры в глазах, лужа крови и оторванные пальцы. А тебе все еще весело.
Прыгая заднее сальто, я разбил колено. И потом еще много лет хромал в сырую погоду. Номера не получилось. Ярик занимался в секции рукопашного боя и ездил на подпольные соревнования. Килл Билл ушел из школы, акробатику закрыли. Больше я его не видел.
Через два года Ярик ушел в армию и попал в морскую пехоту. Говорят, вырубил проверяльщика с одного удара. Разведка морской пехоты, Дальний Восток. Позже, вернувшись, рассказывал, как к ним приезжал сенсей "джиу-джитсу" из Японии и давал мастер-классы.
После ухода Ярика в армию я потерял интерес к кунг-фу и записался в секцию каратэ шотокан.
Просто это была классика.
Время кошачьих криков Брюса Ли сменилось временем прямого удара в нос.
27. Одна, но пламенная страсть
В гости приехала тетя из Парижа. То есть, живет она в Перми, но сейчас проездом из Франции на Урал.
Разговорились. Зашел разговор о сладостях, и я заявил, что в детстве очень любил шоколад.
В ответ тетя недоверчиво посмотрела на меня сквозь очки и сказала:
Да ладно. Мне помнится, ты в детстве кроме книг ничего не любил.
Я даже не нашелся, что ответить.
28. Сэр Жданчик и Грааль
Кунгур, лето. Забегает в гости Димка Жданов.
Почапали в "Сладкоежку"? кричит Жданчик с порога. А?! Да брось ты свою дурацкую книгу!
В этом весь Жданов. Всегда на движухе. Лето проходит, а тысячи интересных вещей еще не опробованы, сотни не исследованы, десятки не сломаны. Наверное, у каждого есть такой друг барагоз, у которого всегда миллион идей, как прикончить вас обоих самым изощренным способом. В смысле, увлекательно и необычно провести время. Но идеи у них, а организацией занимается кто-то вроде меня.
Я отложил зеленую "Графиню де Монсоро". Я эту книгу уже читал, конечно. Вообще, удобно. Бабушка подписалась на полное собрание сочинений Дюма, книга приходит раз в несколько месяцев. Летом я приезжал к деду с бабкой и перечитывал все зеленое собрание, начиная с первого тома и по последний пришедший. Так что "Королеву Марго" я мог цитировать с любого места наизусть, а "Графиню де Монсоро" пока только выборочно.
Так чо насчет "Сладкоежки"? не унимался Жданчик.
Вообще, заманчивая идея. Я на мгновение прикрыл глаза.
Кафе "Сладкоежка". Сияющий замок на склоне заката. За сто метров от него стоит запах толстых сладких оладий и меда. Мед я терпеть не мог, но остальное
"Париж стоит мессы", как сказал бы Генрих Наваррский.
Белый крем и черный крем. На самом деле, конечно, "ванильный" и "Шоколадный". Еще можно было взять желе желтое и прозрачное. Оно смешно колыхалось на тарелке. Цены не помню, но копейки.
Но желе это ерунда. Желе можно и дома сделать, сварить из пакетиков. Потом разлить по формочкам и в холодильник. Правда, мне никогда не хватало терпения дождаться, пока желе полностью застынет. И я ел его полузастывшим, истекающим слезой. А вот "крем" другое дело. Особенно шоколадный. Такой дома точно не сделаешь. Он назывался у нас "черный крем".
На самом деле это было молочное желе с какао. Скорее всего на агаре, потому что у него не было специфического запаха и привкуса желатина.
Или, по современному, панна котта. Мы были гурманы и хипстеры, хотя ни фига об этом тогда не знали.
Чо ты морозишься? Жданчик уже рядом. На месте ему не сидится. Ну?
Ладно. Пошли, вздохнул я.
Баско!
Да замучил ты со своим "баско".
Я был книжный человек и боролся за правильную речь. Вернувшись в конце лета в Нижневартовск, я потом этой "книжной речью" людей месяц пугал. Уральский говор неистребим. Особенно эта уральская интонация ласковая, напевная, с нежным наездом.
Мы собрались за Граалем. Я, Жданчик, Юрка, мой второй лучший друг, мой сродный брат Макся по прозвищу Симоныч. Еще с нами увязалась сродная сестра Юлька, крупная и бойкая девица двенадцати лет, и ее подружка Танька Бочкарева. Ну, та была вообще мелкая, младше Макси. Мелкая блондинка ради выхода в город накрутила яркие хвостики. "Начепурилась, фифа", фыркнул Макся. Он был женоненавистник восьми лет.
Мы скинулись. Собрали копейки в один кошелек. Кошелек вручили мне он был тяжелый, как камень. Мне же выпала честь возглавить сей поход.
Я оглядел свое воинство. Рыцари круглого стола и исцарапанных коленок. И в пятнах зеленки. У кого были замазаны локти и ноги, а у Макси даже лоб.
Ну чо, почапали? спросила Юлька. Ласково и напевно, с нежным наездом.
И мы почапали.
Автобус, рыжая "двойка", должен был ходить от остановки "Пещера" раз в час. Но как обычно в советское время, час прошел, а автобуса как не было. Сломался, решили мы. И пошли пешком.
Испытания закаляют рыцарей. Мы топали по дневной жаре в гору центр Кунгура располагается на возвышенности. Сандалии стучали и выбивали пыль.
Другой бы сломался и плюнул. Но мы были молоды и мотивированы.
В "Сладкоежке" всегда была огромная очередь. Труден путь к Граалю. Кафе битком набито родители с детьми, чада гомонили и бегали, измученные родители истекали потом в духоте и оре, юная парочка, стесняясь, смотрела в разные стороны словно пришли не вместе. Хотя все знали: кавалер привел даму на мороженое. После, наверное, будут целоваться липкими от сладкого губами, подумал я. "Тили-тили-тесто, жених да невеста!" закричал кто-то из юных каннибалов. Остальные взревели. Парень насупился, а девчонка покраснела.
Я отправил девчонок занять столик, а пацаны встали в очередь. Дородная продавщица в халате и в белом колпаке обслуживала посетителей в советском стиле. "Клиент всегда неправ". Когда я через много лет увидел эту надпись в фильме Родригеса "Отчаянный", я очень порадовался. Времени на сантименты у тетки не было. Говори, плати, бери поднос и проваливай. Временами она рычала и выдыхала пламя. Ну, конечно, какой Грааль без охраняющих его драконов
Наконец, мы вернулись к столику он был круглый и алюминиевый с горой подносов. Один черный крем, самый вкусный. Каждому по три порции. Мы не собирались размениваться на мелочи.
Крем исчез как по волшебству.
Ничотак, сказала Юлька, отдуваясь, и положила ложку. Мы помолчали, отдыхая от трудов. Хорошо. Но все-таки полного счастья не наступило. Такого, чтобы щелк, и благодать, и мягкий блаженный свет струится.
Может, еще? я оглядел рыцарей.
Всяко, сказал Макся.
"Конечно", по-уральски.
Мы повторили подвиг на бис. Теперь, кроме черного крема, я заказал еще несколько порций белого на пробу, и желе для эстетов. Гулять так гулять. Расплатился копейками. В кошельке оставалось еще много.
Больше всех съел Жданов.
Последние пару тарелок мы уже не доели. Наступил предел. В электротехнике, которую я изучал в Керосинке спустя много лет, это называется просто и четко: насыщение. Я бы даже сказал пресыщение. С трудом мы вышли из "Сладкоежки". От горячего запаха толстых оладий нас теперь мутило.
В наших поисках Грааля мы достигли всего. Желаний больше не осталось. Желудки были полны так, что казалось, лопнут.
Пошли домой, сказал я и икнул.
Солнце все еще палило. Мы медленно шли назад под белым раскаленным диском, как крестоносцы возвращались обратно из Палестины. Награбленное добро жгло диафрагму. Ноги заплетались, языки распухли.