Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Иллюзориум» - Альманах 5 стр.

Мне кажется, я тебе снилась
Не нынешней ночью, не прошлой 
В какой-то другой жизни,
Где все оказалось возможным.

Ты был там усталый странник.
Я горной прохладной речкой,
Тенью от старой чинары
И жарким костром под вечер.

Нас южные ветры касались,
Звук древней зурны доносился.
Мучительно вспомнить пытаюсь 
А ты мне когда-нибудь снился?

Я научу тебя нежности,
Ты меня верить силе.
Где-то в кругах бесконечности
Падают звезды Красиво!

Невским атлантам от вечности 
Небо лишь серого спектра.
Ты подставляешь плечи мне,
Чтоб я коснулась ветра.

Истине чужды метания,
Правду искать только мучиться.
В ночь звездопада желания
Всем загадать не получится.

Ночи над городом белые
В призрачной дымке раскаянья.
Я подойду к тебе первая,
Чтобы сказать: «До свидания!»

Она легка, свежа, игрива,
А он усталый и седой
Но побежала торопливо 
Никто не нужен был другой.

С момента своего рожденья
Стремилась только к одному 
В порыве искреннем, с волненьем,
Все до конца отдать ему.

Он промолчал и лишь, вздыхая,
Навстречу руки протянул.
Она такая вся живая 
Не устоял, обнял, прильнул

Любовь? Судьба? Пороки страсти?
Их приютили берега,
Где, обретя покой и счастье,
Впадает в море Кузрека.

В отлив она бежит быстрее,
Как будто может опоздать.
Вода становится теплее 
Он снова здесь, он с ней опять

 Прости, я не скоро вернусь
На мокрый вокзальный перрон
Спустилась прощальная грусть 
Ну вот мой плацкартный вагон.

Заполнен, ну просто беда,
Нет места поставить багаж.
Куда же вы все, господа?
Уж ехали б в Крым он же наш.

Зачем вам балтийский туман
И эта промозглая стынь?
Духовность? Обычный обман:
У вас здесь «унынье»  там «сплин».

И лица без солнца бледней,
А принято думать, что «стиль».
Бегите отсюда быстрей,
Пока на душе еще штиль.

Пока не попали в капкан
Чугунных оград и мостов,
Не выпили полный стакан
Несбыточных питерских снов.

А мне уже поздно больна!
И каждый приезд рецидив,
Бреду по Английской одна 
Как все же ты хмур и красив

Какая разная бывает тишина
Пустая, с сигаретой у окна;
Тревожная перед атакой для бойца;
Щемящая во взгляде у отца.
Стыдливая, как девочка-инфант;
Надменная, как горделивый франт;
Зовущая в тумане над рекой,
И с удочкой дарящая покой.
Задумчивая, если вспомнил стих;
И покаянная пред ликами святых.
Но равнодушная в молчании толпы,
Тут не помогут ни стенанья, ни мольбы 
Глухая, как стена, как монолит;
И безнадежная в тени могильных плит.
Бывает робкая не знаешь, что сказать,
И очень горькая, как стонущая мать
Над чадом не родившимся своим
Ты не молчи давай поговорим.

О грустный Клоун, брошенный небрежно
В промокший снег, туда, где всякий хлам,
Заклеен неумело и поспешно,
В атласном платье, порванном по швам.

Откуда ты? Растрепан и испачкан,
Гримаса боли на истерзанных губах
Ты, видимо, себе совсем иначе
Жизнь представлял, витая в облаках.

Ты ждал любви, людского восхищенья
Фарфоровым лицом и белизной,
А дети в первый день без позволенья
Устроили стрельбу и шумный бой.

Ты был плохой солдат ведь мягкотелый,
И сшит вручную штучный экземпляр.
Но им то все равно снаряды, стрелы
Для них забава, для тебя, увы, кошмар.

И вот наскучил выброшен, отвержен.
Зачем купили? Просто баловство.
Ты им совсем не нужен слишком нежен.
Пойдем со мной, сегодня Рождество!

А между тем почти что лето:
Земля умыта, обогрета,
Лист развернулся не таясь,
После зимы убрали грязь.
По парам птицы и зверушки,
Меха и шубы на просушке.
Все впереди теплынь, жара
Миг предвкушения: пора
Уже подставить солнцу кожу.
Вот улыбается прохожий 
Он тоже ждет, еще чуть-чуть,
И сбудется, и в добрый путь,
И всколыхнется ниоткуда
Тепло и ощущенье чуда.
Ах, Лето! Пенье соловья
Готовы? Ждете? Жду и я

А между тем почти что лето:
Земля умыта, обогрета,
Лист развернулся не таясь,
После зимы убрали грязь.
По парам птицы и зверушки,
Меха и шубы на просушке.
Все впереди теплынь, жара
Миг предвкушения: пора
Уже подставить солнцу кожу.
Вот улыбается прохожий 
Он тоже ждет, еще чуть-чуть,
И сбудется, и в добрый путь,
И всколыхнется ниоткуда
Тепло и ощущенье чуда.
Ах, Лето! Пенье соловья
Готовы? Ждете? Жду и я

Давай прощаться. Может, слов не нужно?
Их, как обычно, ветер унесет
И разбросает листьями по лужам,
Волной балтийской бросит на песок.
И криком одинокой белой чайки
Закончится ноябрь Не провожай!
Неразведенными до времени мостами
Храни себя, а обо мне мечтай
Так, иногда, по вечерам или под утро,
А впрочем, лучше выспись, не грусти.
Я знаю, тебе тоже будет трудно
Ждать января с его гирляндами прости
Прости, что, одиночество нарушив,
Разрушить не решилась, не смогла.
Но знай, что эта осень стала лучшей.
Одной из лучших Обними меня! Пора.

Быть инкубатором счастья сложно.
Эта ответственность каждый день
Делает жизнь бесподобной
Все же отметкой на нежной коже
Пылкой любви остается след.

Быть безучастной к родному сердцу 
Больно. И где бы набраться сил?
Горечь разлуки бесплодна.
Месяц, который мешает согреться,
Март, поначалу приветлив, мил,

Нынче ввергает все глубже в кому.
В пыли туманной весь город сник.
Холодно. Каждый простужен.
Снова всем легче, когда весомый
Повод быть вместе зовет любить.

Игры голодных до счастья всюду,
Правил наставили небоскреб.
Быть хоть кому-нибудь нужным,
Руки любить, эти плечи, губы 
Это сто раз оправдает все.

Как хочется проснуться, не сгорая
И в пепел не ссыпаясь, словно прах
Открыть глаза в день солнечного мая,
Сиренью насладиться на губах.

Не хочется растрачиваться всюду
В агонии предвешней суеты.
Пройдет мороз, старания забудут, 
Останется лишь ждать другой зимы.

Так хочется напомнить: освещая
Пути чужие, можно стать золой.
Ведь люди в жизни разные бывают 
Не каждый благодарен за огонь.

Тут, в мире, где горят мосты и свалки,
Любой из книжных Данко обречен.
А может, не любой, решают ранги
И то, что не идет под общий счет.

В преддверии весны надежд все больше.
Вся зимняя усталость топит снег.
А солнца жажда стала жаждой общей,
Которую питает человек.

Нет смысла у горения без цели 
На древе надпись выжжена живьем.
А кем бы были, если б не горели?
Безжизненным отмокнувшим углем.

При пламени все люди всемогущи.
Пусть фениксом не может стать никто,
Затушенный огонь, нам всем присущий,
С апрельским вздохом выйдет в оборот.

Так хочется проснуться, не сгорая,
В рутине свой огонь не потеряв.
Так хочется светить, как солнце в мае,
И в пепле зимнем вновь найти себя.

В прожженном месте не бывает пусто,
Бывают зимы, свалки из идей.
А жизнь таит великое искусство:
Гореть с умом для правильных людей.

Измотан жестокостью, снова взволнован,
Боец прирожденный, и мужество в венах,
Он холоден, груб, но собою доволен,
Он столько увидел, пусть так еще зелен.

Изгнанник у страха, любимчик у ринга.
Как будто в вольере с животными вскормлен,
Сейчас у него каждый импульс в шеренге;
Пока неизвестен, готов, но не сломлен.

Среди живодеров запрятался Стержень:
Она где-то рядом, боится и верит,
Готова любить: в ней и сила, и нежность.
Она его муза, опора и трепет.

Удар, предвещающий бой, отдалился;
Взревела толпа: жаждет зрелищ и крови.
Он вскользь замечает, как просто забыться,
Как взгляды его пожирают, хоронят.

Вскрываются карты, взметаются кости;
Проделаны все предпоследние вздохи,
И крепостью камня, защиты и злости
За ним расправляются крылья свободы.