Оглобля, Николай поднять парус! крикнул Иван, Инок и Морок на вёсла!
Фелюга, сильно раскачиваясь на волнах, начала медленно отходить от берега. Парус надулся ветром.
Морок, паскудник, ты почему каток в фелюгу не погрузил! Смотри на песке вон лежит! Раззява! Оглобля, Николай опускайте парус! вдруг крикнул Иван, и щека у него задёргалась.
Как это не Морок всмотрелся в берег, а и вправду. Вот чёрт! И чё делать- то? А?
Прыгай и тащи его на борт! рявкнул Иван.
Морок почему-то замешкался. Он смотрел то на воду, то на берег, где лежало бревно.
Щас портки с рубахой сниму, глубоко вздохнул он.
Уйди! Фёдор легонько оттолкнул Морока и прыгнул в воду.
Проплыл саженей пять, стал на ноги и пошёл. На берегу поднял каток и легко, словно, лопату или косу взвалил себе на плечо. Повернувшись, пошёл к воде. Когда ему было уже по пояс, Валуев увидел, что на фелюге стали быстро поднимать парус.
Вы что делаете? закричал он и в это же время услышал за своей спиной странные звуки.
Обернулся и По песку гарцевали всадники в высоких бараньих шапках и халатах. Некоторые из низ натягивали тетиву своих луков и пускали стрелы в сторону фелюги.
Вьють! Вьють! Вьють! с тонким свистом пролетали они мимо Валуева.
Фелюга быстро уходила в море. Всадники носились по берегу. «Туркменцы! Что делать? Плыть! В море!» Фёдор откинул бревно в сторону и бросился вплавь. «Подальше от берега! Подальше!» стучало у него в голове.
Вдруг что-то больно укололо Валуева в левое плечо, и рука тот час потеряла силу. Стала какой-то безжизненной. «Подранили меня, басурманы проклятые!»
Урус! Урус! Ходить! Ходить! кричал всадник в белой высокой бараньей шапке на гнедом коне и манил Фёдора к себе.
Зажимая пальцами правой руки рану на левом плече, Валуев вышел на берег.
Вокруг него, визжа как голодные собаки, крутились туркменцы.
Ха-ха-ха! Урус, ты есть мой пленник! всадник в белой шапке спрыгнул с коня.
За барханами, в одной версте от берега, стоял караван. Валуеву намазали рану какой-то вонючей мазью, а затем перевязали чистой тряпкой. Затем его привязали к хвосту верблюда, и караван медленно двинулся. «Куда меня туркменцы ведут? В плен, конечно! Вот только куда?» отрешённо размышлял Фёдор, прислушиваясь к гортанной речи туркменцев.
Солнце стояло ещё высоко, но караван остановился уже на ночлег у колодца. Разложили костёр. К Валуеву подошёл невысокий со злыми глазами парень, наверное лет шестнадцати. Увидел шнур с нательный медным крестом на груди Фёдора.
Шайтан! Шайтан! туркменец с ненавистью сорвал его и бросил на землю. Шайтан! Кяфир (неверный.) ещё раз выругался он и ушёл.
Верёвка, которой его руки были привязаны к хвосту верблюда, была длинной, поэтому Валуеву удалось стать на колени. После этого он нагнулся и губами, вместе с песком, поднял крестик. Фёдор положил его под язык. «Отче святый благодарствую!» с облегчением вздохнул Валуев.
Потом дни были похожи один на другой: палящее солнце, горячий песок, обжигающий босые ноги, и верблюжий зад впереди. Кормили Фёдора один раз в день, когда караван останавливался на ночлег. Давали половину твёрдой, как камень, лепёшки и вдоволь воды. Затем связывали ноги и разрешали ложиться. Так и спал Валуев рядом с верблюжьим задом. Ночами было прохладно, а днём он, иногда, терял сознание от невыносимой жары и падал. Тогда туркменцы поднимали Фёдора и усаживали на верблюда.
Он потерял счёт дням и ночам. Валуеву казалось, что так будет продолжаться вечно. Пустыня, горячий песок, верблюды, всадники в бараньих шапках. «Господи Иисусе Христе, помоги грешному рабу Феодору справиться с жизнью тяжёлой, душа моя грешная помощи просит. Помоги мне, Отец мой небесный, дай силы мне» шептали потрескавшиеся от сильной жары губы Фёдора.
К вечеру одного из дней вошли в город. Узкие улочки, дома из кирпича и глины. Вокруг каналы и очень много зелени. Это произошло так неожиданно, что Валуев даже закрыл глаза: «Видение! Видение!». Когда он вновь их открыл, то начал смотреть по сторонам. На улицах много народа: женщины с открытыми лицами, мужчины в стёганных халатах и высоких бараньих шапках. Полуголые дети бежали за караваном и, что-то крича, тыкали пальцем в Фёдора. Остановились у базара. К Валуеву подошли двое: хозяин каравана и невысокий толстый мужчина лет пятидесяти в новом атласном халате лилового цвета и высоченной чёрной бараньей шапке. Он долго смотрел на Фёдора. Похлопал его широкой спине. Указал пальцем на перевязанное тряпкой плечо и что-то спросил у хозяина каравана. Тот засмеялся, показывая свои белые крепкие зубы, а потом долго что-то объяснял. Мужчина слушал внимательно, поглаживая свою седую маленькую бородку, а затем достал из кармана кожаный мешочек и вручил его хозяину каравана. Тот поклонился. «Важный значит человек этот мужик с бородкой и животиком, раз перед ним так «стелется» этот туркменец,» понял Валуев.
Урус, пойдём со мной! Теперь я твой хозяин! вдруг по русски произнёс мужчина в халате. Иди за мной! Только не вздумай бежать или потеряться! Будешь наказан!
Так они и шли: впереди мужчина в атласном халате, а за ним Валуев. Долго петляли по узким кривым улицам между глинобитными стенами и наконец пришли. За высокими деревянными воротами находился просторный глинобитный дом с верандами, крытый камышом. Впереди него был разбит сад. Такого красивого Фёдор ещё не видел. За домом другой сад, с высокими красными розами и фруктовыми деревьями. Здесь тоже были веранды и небольшой круглый бассейн. Подошли к невысокому забору, сооружённому из камыша. За ним крошечный дворик с двумя глинобитными конурами для собак.
Вот это твоё жильё, урус! пальцем ткнул пузатый в одну из них и ушёл.
«Так какое же это жильё! Это же конура для собаки!» Валуев откинул старую кошму, закрывающую вход, и на четвереньках забрался внутрь. На земле лежала ещё одна кошма. На ней чайник медный, старая одежда, тарелка и несколько мешков. Фёдор открыл один из них. Там было зерно. «Живёт здесь кто-то? Не пойму я что-то» подумал он и услышал, снаружи сиплый голос, который по-русски возмущённо сказал:
Кого чёрт сюда припёр! Персы, сволочи, залезли?! в конуру, закрывая солнечный свет, кто-то заглянул. Ох, ничего себе! Землячок! Землячок! Ты откуда это взялся тута?
Валуев на четвереньках, задом, вылез из конуры. Перед ним стоял худой, ниже его ростом, мужичонка лет тридцати пяти. На нём болтался старый рваный стёганый халат и засаленная тюбетейка. На груди на шнурке у него висел крестик. Лицом мужичонка был чем-то похож на цыплёнка: птичий маленький нос, глубоко посаженные маленькие глазёнки, острый подбородок и едва угадываемые губы.
Здравствуй! Валуев протянул ему руку, Фёдором меня величают. Привёл меня сюда толстый мужик с бородкой. Всю дорогу говорил, что он мой хозяин. А кому он хозяин? Ведь я не пёс!
Земляк, прошептал мужичонка, не говори ты так громко! Усман ага русский язык понимает! Как бы чаво не случилось! Так он и есть твой хозяин! Ты же в Хиве, землячок! В Хиве! Он и мой хозяин!
Тебя как величают? не понижая голоса, спросил Фёдор.
Воробей я. Серёга Воробей. На родине фамилиё моё было Воробьёв, но все называли Воробьём. А здеся говорят Урус, русский значит. А наш ага меня кличет Хоха. Это по ихнему значит птенец.
Ясно, ответил Фёдор, хотя ему ещё ничего не было понятно. Крест нательный носишь Басурмане разве разрешают?
Хан Хивинский разрешает нам, православным, и крест носить, и молиться. Препятствий не чинит. Только всё время советует перейти в их магометанство.
А с меня басурман поганый крест сорвал да на землю его кинул! со злостью в голосе произнёс Фёдор.
Так это киргизцы или туркменцы! Чаво ты от них хочешь, Фёдор? Дикий народ! Я вижу ты рынетый?
Стрелой туркменец попал. Уже зажило почти. А ты, Серёга, живёшь в этой конуре собачьей?
Тише! Тише! Ага услышит! Ты, Фёдор, ещё не видел, как другие пленники живут! приложил палец к губам прошептал Воробей.
А рядом конура. Она чья? поинтересовался Валуев.
Трое персов живут. Рабы Так себе людишки. Иногда у меня то дрова пропадают, то мука. Они, сволочи, крадут! Ворьё! махнул рукой Сергей, ну чаво стоим? Заходи!
Они заползли в конуру и улеглись на кошме.
Щас я отдохну маленько и пожрать чего- нибудь придумаю, пообещал Воробей.
А хозяин разве не кормит? удивился Валуев.
А зачем ему нас кормить? Ага выдаёт иногда зерно. Его надо смолоть, а потом из муки лепёшки печь. Но для этого нужно ещё дровишек раздобыть. Это здесь очень нелегко.
А ты, Серёга, сколько времени в плену томишься? поинтересовался Фёдор.
Я уже и счёт потерял Может восемь лет, а может уже и десять прошло. На наш торговый караван киргизцы напали. Многих поубивали, а меня Господь сберёг: живым остался, только вот в Хиве у басурманов в плену.
Серёга, я тоже счёт дням потерял. Скажи хоть какой сейчас месяц да день! попросил Валуев.
Воробей замолчал, долго думал. Чесал свой птичий нос пальцами, шевелил губами. Очевидно высчитывал.
Ас-СулясА, третий день. Это по нашему будет значит вторник. А месяц Сергей вновь замолчал. Долго думал, а затем произнёс:
Раби аль-авваль.
Это что такое? Валуев приподнялся на локте, я у тебя спрашиваю месяц по-русски какой будет?