Подполз политрук и крикнул он мне в ухо: «Приготовьтесь, сейчас будет наша контратака!» Мины рвались повсюду. Сквозь грохот слышен чей-то нечеловеческий крик, крик боли, ярости, обиды все в нём было Я перестал снимать и, дожидаясь конца налета, прижался так плотно к земле, словно врос в неё, родную, всем телом. Больно врезался в бок мой наган. Было страшно. В разгоряченном мозгу рождались сомнения: «Кому я здесь нужен со своими дурацкими съемками? Хоть бы автомат был в руках я бы стрелял, а то лежу прижатый к земле, даже снимать невозможно». Вдруг, перекрывая грохот, совсем рядом возник сильный хриплый крик: Вперед! За родину! За Сталина! Уррра!.. Полундра!.. Аааа!..
Наша контратака была смелой, неожиданной для немцев, безрассудной, но красивой. Морской батальон, в котором не было и половины наличного состава, вдруг встал во весь рост. Матросы посбрасывали бушлаты, надели бескозырки и в одних тельняшках с оглушительными криками «полундра» и «ура» ринулись, как смерч, в атаку.
Мы бежали вместе с матросами, останавливались, снимали и бежали дальше Рядом рвались мины, свистели пули, падали матросы, а мы неслись с дикими криками вперед.
Я никогда не испытывал такого душевного подъема, такой опьяняющей радости, когда кроме неудержимого порыва вперед, к достижению высокой цели, ничего не остается А если бы меня спросили: «Ты боялся?». Да, чувство страха и тревоги там, в окопе, меня раздавило, влепило в землю, но как только прозвучала команда «вперед» и все встали в полный рост, меня охватило чувство легкости, крик «урра!» выбросил меня из окопа наверх, сбросил тяжесть страха, и я, как и другие, ринувшись вперед, не думал уже, что могу быть убитым. Меня заполняло до краев радостное чувство преодоления смерти.
Немцы никак не ждали такого маневра, не выдержали и, побросав оружие, бросились бежать. Только мертвые остались в окопах; среди них, снимая, мы обнаружили несколько живых, но совершенно очумевших немцев и румын. Они дрожали от страха, громко стуча зубами. На допросе они сказали, что больше всего боялись «черной смерти» так немцы прозвали нашу морскую пехоту.
Впервые нам удалось снять врага так близко и так удачно много трофеев и убитых. Но удача была омрачена комиссар Абакумов настаивал: «Уходите, а то будет поздно. Вам еще много нужно снимать впереди! Ночью мы отступим на более укрепленные рубежи голос его было тверд и спокоен».
Одиннадцать атак отбили моряки до наступления ночи. Приказ «держаться до темноты» стоил многих жизней. Но другого выхода не было. Матросы обливались кровью, умирали, но приказ выполнили.
Владислав Владиславович писал: «Мы отошли на Перекоп. Ночью, как назло, вылезла из-за туч луна. Немцы усилили огонь из минометов. Мины, падая в соленый рассол, поднимали темные столбы грязи. Видимо, соль разъедала раны некоторые громко стонали. Тяжело раненых несли на плечах. Люди падали от усталости в воду, поднимались и снова шли.
Отойдя от берега Гнилого озера с полкилометра, я увидел первые цепи немцев. Трассирующие пули с писком мелькали тонкими нитями, пронизывая отступающих. Соленая густая жижа принимала бойцов без всплеска, оставляя на поверхности темные пятна крови и не тонущие трупы.
Я иду по грудь в воде. Плечо ноет от тяжести аппарата. На глазах захлебываются с проклятьями один за другим смертельно раненые матросы. Страшно звучит проклятие умирающего среди ночи под холодным светом луны
Всю ночь мы шли через озеро и только на рассвете вышли на сухую землю. Вышли и упали обессиленные, но спасенные. Хотелось плакать и целовать от радости землю. Наутро я кое-как дотащился до полуторки, где меня ждали не на шутку перепуганные моим отсутствием товарищи. Я так был рад снова увидеть их! Все были живы, но вид у всех был больше чем невеселый: осунулись, похудели, стали какими-то серыми, обмундирование потеряло всякий вид.
Я думал о людях, которые выходили со мной рядом из пучины озера. Я думал о комиссаре Авакумове и его части. Что-то с ним теперь? И еще я думал о том, как страшно и горько отступление».
Москва, 1942 г., А. П. Довженко только что вернулся с фронта, где работал и как фотокорреспондент, и это был период работы над его фильмом «Битва за нашу Советскую Украину».
Всю ночь мы шли через озеро и только на рассвете вышли на сухую землю. Вышли и упали обессиленные, но спасенные. Хотелось плакать и целовать от радости землю. Наутро я кое-как дотащился до полуторки, где меня ждали не на шутку перепуганные моим отсутствием товарищи. Я так был рад снова увидеть их! Все были живы, но вид у всех был больше чем невеселый: осунулись, похудели, стали какими-то серыми, обмундирование потеряло всякий вид.
Я думал о людях, которые выходили со мной рядом из пучины озера. Я думал о комиссаре Авакумове и его части. Что-то с ним теперь? И еще я думал о том, как страшно и горько отступление».
Москва, 1942 г., А. П. Довженко только что вернулся с фронта, где работал и как фотокорреспондент, и это был период работы над его фильмом «Битва за нашу Советскую Украину».
Встретив в Москве В. В. Микошу, который после тяжелой контузии в Новороссийске только-только приходил в себя, он делился с ним наболевшим: «Как вы считаете, когда человеку легче перенести сильное горе в одиночестве или, когда его окружают такие же убитые горем, как он сам? Все русские люди должны склонить головы перед памятью героев, оборонявших Севастополь. Поклониться в пояс руинам Севастополя и дать волю гневу, чтобы укротить безмерное горе. Не стесняйтесь показывать страдания людей» говорил он Владиславу: «Смерть, слезы, страдания. Ибо в этом огромная сила утверждения жизни. Покажите страдания раненого на поле боя солдата. Покажите солдатский тяжкий труд. Снимите смерть солдата. Не стесняйтесь плачьте сами, но снимайте Пусть видят все. Пусть слезы зальют ваши глаза, но вы его снимите Пусть видят все, как и ради чего он умирает. Ибо гуманистична как ничто другое, смерть ради жизни. Снимите на поле боя медсестру совсем девочку хрупкую, юную. Превозмогая ужас и страх, тянет она непосильную ношу. Снимите первую перевязку. Крупно нежные маленькие руки, рану, кровь. Снимите глаза сестры и глаза раненого. Снимите людей. Ибо они своим тяжким трудом, трудом непосильным, изнурительным, трудом и страданиями делают будущий мир. Снимите врага, его звериный облик»
Александр Петрович говорил очень просто и как всегда точно: «Я говорю не просто о любом немце он такой же, как мы с вами, похож на человека и может вызвать жалость и участие. Русскому присущи гуманность и человечность больше, чем кому-нибудь другому. Я говорю о содеянном фашистом зле. О том варварстве и педантичности, с которой он расстреливает наших людей, жжет села и города, калечит нашу землю. Все это и будет подлинным обликом, настоящим лицом фашиста-зверя, врага человечества, варвара двадцатого века. Для этого не нужно ходить в тыл к немцам, хотя и это не исключено. Присмотритесь к дорогам войны. Дорога сама по себе лицо войны. По дорогам идут войска в наступление, по дорогам отступает враг, оставляя расстрелянных и повешенных Присмотритесь к дороге и к той, которая проложена, и к той, которую прокладывает война. Вы не раз показывали её в Севастополе. Это страшное, потрясающее зрелище Мы скоро начнем наступление и погоним врага с нашей Родины. Мы погоним его с наших просторов от Волги через Днепр, Вислу до Одера, Эльбы, Рейна. Вспоминайте этот наш разговор. Он вам во многом поможет. Поможет показать, как достается мир Когда-нибудь дети наши по нашим кадрам будут учиться понимать цену жизни, цену мира и ужас, нелепость войны»
Весной 1943 года немецкие войска атаковали по всей линии фронта. В марте они нанесли контрудар и выбили советские силы из Харькова. В районе Курска нашим войскам удалось закрепиться на значительном участке шириной двести с лишним километров. Образовался выступ на линии фронта: на юге и на севере Белгород и Орел в руках у немцев, а между ними Курск. Вся линия советской обороны вдоль этого выступа впоследствии была названа Курской дугой.
Это было величайшее сражение под Курском: 50 дней и ночей непрерывной схватки. Четыре миллиона человек, шесть тысяч танков, четыре тысячи самолетов сошлись на узкой полосе выжженной земли длиной 500 километров. Здесь развернулось одно из самых масштабных сражений Второй мировой войны.
12 июля 1943 года состоялось главное сражение Курской битвы танковый бой, предрешивший исход Второй мировой войны. К месту возможного немецкого прорыва была брошена танковая армия маршала Павла Ротмистрова. В бой вступили замаскированные немецкие танки «пантеры». Это было величайшее танковое сражение, где даже броня танков плавилась. Огромное прохоровское поле в 2 тыс. кв. земли было залито и пропитано кровью сражавшихся бойцов. Санитары,17 летние девочки не успевали выносить раненых с поля битвы.