Петров сжал губы в длинную прямую черту и равнодушно глянул на Михаила сильно позеленевшими глазами:
Какие «такие» гражданин старший сержант?
Егор!
Ничего, Клавдия Геннадьевна, я не обидчивый Какие «такие»? Владеющие речью, знающие о презумпции невиновности. С интеллектом телевизионных знатоков и душами шкурников.
«Эк ведь меня подумал Михаил. С чего это?»
Егор, глядя выше головы Михаила, сказал с ленцой:
Что-то я не пойму. «Субъект, шкурник». Это ведь уже оскорбление.
Оскорбление это когда незаслуженно, сказал Михаил и ощутил зыбкость своей позиции.
А я чем заслужил? глаза Егора блеснули почти настоящей обидой. Вы что обо мне знаете? Или уже следствие провели?
Е-гор, сказала Клавдия Геннадьевна.
А что Егор? Милиции все можно, да? Она «при исполнении», она всегда права! И пожаловаться некому.
Ну, почему же? скучно возразил Михаил. Жалуются сплошь и рядом. И с успехом. Напиши жалобу и ты.
На деревню дяде милиционеру?
Михаил вынул записную книжку, ручку и при общем молчании писал целую минуту. Все данные и адрес. Вырвал листок.
Прошу. Пиши заявление. А я потом приеду специально, принесу свои извинения Если не сумею доказать, что ты хорошо знаком с Копчиком и обдуманно караулил Ямщикова.
Егор бумажку взял. Прочитал и (вот стервец!) аккуратно спрятал в нагрудный карман. Потом сказал со смесью обиды и снисходительности:
Ну ладно. Ну, даже если я подговорил Копчика разбить губу Ямщикову, в тюрьму вы меня не посадите. А такие выражения использовать все равно не имеете права.
Петров! Клавдия Геннадьевна заговорила с хорошо рассчитанной железной интонацией. Я сейчас тоже употреблю выражение. Я считаю твою вчерашнюю выходку свинством, а сегодняшнее поведение наглостью. Если на основании этого ты сделаешь вывод, что я назвала тебя наглецом и свиньей дело твое. Можешь писать в районо, адрес возьми у секретаря А я со своей стороны обо всем происшедшем немедленно позвоню отцу. Ступай.
До свиданья, сказал Егор и пошел к двери. А от порога сообщил: Звонить лучше матери. Отец все равно на объекте.
Вот такой фрукт Клавдия Геннадьевна виновато посмотрела на Михаила, когда дверь закрылась.
Любопытный образец Михаил все еще испытывал что-то вроде досадливого сочувствия к Петрову.
Клавдия Геннадьевна шумно вздохнула, покрутила телефонный диск.
Алло Добрый день, Алина Михаевна Да, я. Вы меня уже по голосу узнаете Спасибо, как обычно, в трудах К сожалению, да Грустно говорить об этом, но приходится. Пока точно не знаю, но известно одно: с какими-то ребятами подкараулил своего одноклассника, и они его слегка поколотили Нет, Алина Михаевна, к сожалению, он инициатор Тот мальчик тоже не прост, но не из тех, кто отстаивает интересы кулаками Ну, как он объясняет? Вы же знаете, говорить Егор умеет, аргументы найдет всегда, в уме ему не откажешь. И тем не менее Вот именно. Важно, чтобы он осознал. Вот-вот, об этом я и хочу попросить Мы разумеется, но и вы со своей стороны Да, спасибо Конечно, конечно, созвонимся. Всего доброго. Она подняла на Михаила виноватые глаза: Вот так и приходится А что я могу сделать? От его отца зависит ремонт школы и масса всего другого Неужели я совсем беспомощно разговаривала? Вы так на меня смотрите
Простите Михаил передохнул, чтобы прогнать ощущение жутковатой пустоты такое, как перед распахнувшимся парашютным люком за секунду до прыжка. Это чувство у него возникало при любых резких неожиданностях. Я услышал имя. Алина Михаевна?
Да. Немного необычное
И знакомое Михаил сморщил лоб и прикусил губу.
Клавдия Геннадьевна смотрела вопросительно. «Нет, стоп», сказал себе Михаил.
Что-то вертится в голове, неуклюже соврал он. С чем-то связано Этот Егор Петров он не мог раньше иметь дела с нашим ведомством?
Да, возможно Кажется, года четыре назад он не поладил с отцом и удрал из дома. Характер-то видите какой По-моему, вернули с милицией. Но это давний случай. Вообще-то у них нормальные отношения, прекрасная семья и
Простите, а они из здешних мест? Коренные?
Право не знаю. Я ведь в этой школе всего третий год А в чем дело? Вас что-то встревожило?
Да ничего особенного Одна зацепка в мозгах связанная уже не с Егором, а с совершенно другими людьми. Возможно, я и ошибаюсь опять неловко вывернулся Михаил. И тут же непоследовательно спросил: А Егору-то сколько лет сейчас?
Ну четырнадцать, естественно. Восьмой класс
Да, разумеется А родился он здесь?.. Видите ли, мне интересно знать, не жил ли кто-нибудь из Петровых на юге.
Пряча в глазах искорки любопытства, Клавдия Геннадьевна поднялась:
Это нетрудно узнать. В личном деле наверняка есть копия свидетельства о рождении.
Она вышла и через две минуты принесла тонкий листок.
Да, вы правы Родился первого июня шестьдесят восьмого года, место рождения Севастополь
Визиты
Из директорского кабинета Егор ушел с ощущением победы. Не потому, что выкрутился и осадил этого сержанта (личность, видимо, все-таки случайную), а потому, что почуял под конец разговора: нет у директорши доказательств, а главное нет желания эти доказательства добывать и «двигать дело».
Слушать писателя Егор больше не пошел, сумка была при нем, раздевалку уже открыли, и через полчаса он оказался дома.
Едва успела мать скормить ему обед, как позвонил некий Гриб, человек не из «таверны», но знакомый Курбаши и к компании Больничного сада благоволивший:
Кошачок! По агентурным данным ЦРУ, ты располагаешь кассетой с «Викингами». А?
Егор сказал, что кассета Копчика и Копчик не велел давать ее ни одному смертному. А связываться с Копчиком ему неохота, у того не характер, а одна истерика.
И не давай, и не связывайся! Мне только послушать хотя бы начало! Чтобы знать, стоит ли игра свечек! Из твоих рук, а? Кошачок, за мной не пропадет!
Егор с полминуты поломался, чтобы набить цену, потом прихватил плэйер и спустился во двор, к заброшенной песочнице, у которой был «сходняк» местного молодого населения.
Гриб прыщавый тип семнадцати лет и непонятных занятий стянул громадную грузинскую кепку и почтительно водрузил на нечесаную башку дужку с наушниками. Зажмурился. Они сели рядом, Егор не выпускал плэйер из ладоней. Больше никого кругом не было. Гриб сидел и внимал. Егор ежился и скучал: было пасмурно и зябко. Прошло минут семь. Егор глянул в конец двора, окруженного П-образным двенадцатиэтажным корпусом. Глянул и машинально даванул кнопку «стоп» и клавишу перемотки.
Гриб обиженно заморгал:
Ты чего? Там самый кайф
Вырубись, Гриб. Кажись, шах и мат
От уличной арки по дорожке среди жухлых газонов и унылых кустиков шел недавний знакомый старший сержант.
Тошновато стало Егору. Что же это, просчитался он? Ничего не кончилось? Ох прижали, кажется, хвост Кошачку
Егор спрятал магнитофон и наушники за пазуху.
Милиционер подошел. Сапоги по склизкому асфальту «хлюп-щелк, хлюп-щелк». А на коричневом лице улыбка: зубы белые в щели потрескавшихся губ. И в глазах синий насмешливый блеск.
Вот, опять пришлось встретиться, вздохнул старший сержант.
Вижу, хмуро усмехнулся Егор (в груди неприятно холодело). А говорили: по другому делу
Обстоятельства меняются, Егор Мама дома?
Егор встал.
Не вижу смысла скрывать. От милиции не спрячешься. Мама дома.
Проводишь?
Куда деваться Руки за спину не надо?
Сойдет и так.
Они пошли, Гриб смотрел вслед. Милиционер вдруг спросил:
Егор, а ты правда обиделся тогда в кабинете?
Это нужно для разговора с мамой?
Нет. Это нужно мне
Тогда да.
Это хорошо, непонятно сказал старший сержант.
А когда подошли к подъезду, поинтересовался:
Ты решил, что я из-за Ямщикова пришел?
А зачем он пришел? Может, что в «таверне»? Может, насчет мопеда раскопали, который увел у кого-то Валет с мышатами? А при чем тут он, Кошак? Или станут домогаться насчет бизнеса Курбаши с пластинками?.. Хуже всего, когда не знаешь
Я думаю, вы пришли агитировать меня в отряд «Юный дзержинец», собрав остатки храбрости, съязвил Егор.
Я совсем по другому делу
У вас все время «другое дело», «другой вопрос», но все почему-то вокруг меня.
А тебе страшно, что ли?
Разве заметно?
Представь себе.
Ошибочное впечатление. Я как это? Ин-ди-ффе-рентен
Поднялись на седьмой этаж. Егор открыл дверь своим ключом и в прихожей громко сказал:
Мама, к нам тут представитель органов охраны общественного порядка Я не звал, он сам.
Мать вышла, шурша халатом, округлила глаза. Егор скинул башмаки и, не снимая куртки, ушел в комнату. Слышал за собой обрывки разговора. Речь милиционера звучала приглушенно, а слова матери Егор различал ясно.
«что-то натворил?.. Да-да, я понимаю, разговор необходим Конечно, лучше без него. Там, в комнате Ну и что же, что сапоги? А вот вы наденьте сверху эти лапти, я их специально для таких случаев плела, меня одна знакомая научила»