Ну что вы, я ей благодарна. Если бы одна зашла да всё это увидела
Наталье Алексеевне очень хотелось остаться одной и собраться с мыслями. Хотелось найти Лёню. Но при соседке это было невозможно. Таисия Андреевна говорила, говорила, при этом тащила её через дом в огород, на террасе схватила тяпку и, ворча на неаккуратность полиции, принялась поправлять грядки. Срезала затоптанный лук: «Ничего, отрастёт!», матерясь, поправила дверь теплицы, заглянула туда, велела включить воду. Поймала её взгляд, направленный в сторону реки, и сказала:
Лёню полиция ищет, это дело у них всё равно лучше, чем у вас, получается. Да и народ любопытствующий у наших домов топчется. Сидите дома, займитесь делами. Я Нинку свою предупредила, она Сашу вместе с Васей из сада к себе заберёт. А я покуда здесь побуду. Мало ли что
Наталья Алексеевна по жизни суровая и нелюдимая, но слишком многим была соседям обязана, поэтому никогда не спорила с ними и не огрызалась. Зашла на кухню, вспомнила про продукты, что с рынка принесла, огляделась. Пакеты пустые. Всё разложено, что на полках, что в холодильнике. И когда умудрилась? Наверное, на автомате двигалась. Так же на автомате стала готовить борщ. Таисия вошла следом за ней и села чистить картошку. Рот у неё не закрывался. Она трещала о ценах на рынке, о том, что в «Селезне» в буфете очень вкусные чебуреки с сыром, что завтра на их улице отключат водопровод, что с утра несколько мужиков отравилось палёнкой, двоих даже пришлось в областную токсикологию отправлять
Вы меня слушайте, вы отвечайте. Нельзя обо всём этом думать, в отчаяние уйдёте. Самое страшное уже случилось, Лёню найдут, у нас тут не тайга. Тогда будем думать, как его защищать. Ну, ведь не мог он ну, ведь вы его знаете
Наталья Алексеевна подняла на соседку глаза, и та резко замолчала. Вот то-то и оно, ничегошеньки она его не знает! Поэтому и задумывается.
Зазвонил телефон. Мужской голос представился: «Огородников». И кто это? В Утятине этих Огородниковых как собак бродячих! Половина жителей носят три фамилии: Кожевниковы, Кузнецовы и Огородниковы. А он просил подойти к больнице опознать внука. Всё поплыло перед глазами. Таисия Андреевна, слышавшая этот разговор, выхватила у неё трубку:
Сашка! Что с ним?.. Ах, живой? Так что ж ты так с пожилым человеком? Сейчас приедем! сунула Наталье Алексеевне её телефон, вытащила свой, набрала. Валера, ты дома? Подъезжай к воротам Трашкиной, надо её на опознание да живой он, живой! Так, собирайтесь живенько, деньги с собой, документы так, борщ доварился почти, дойдёт, остывая да не тряситесь вы, живой он, только бухой
Вышли за ворота. Обычно их улица малолюдна, но не теперь. Стояли кучками любопытствующие, больше женщины, конечно. Бесшумно подъехала прямо по тротуару чёрная машина соседа Кожевникова, потеснив зевак. Таисия Андреевна впихнула Наталью Алексеевну в заднюю дверь, обежала машину и села рядом с водителем.
Молодец ты, Таська, что пешком не повела, с одобрением сказал сосед. Ишь, вороньё, слетелись как на падаль!
Ну, не стоило, Валерий Андреевич дошла бы и так стыд глаза не выест, бормотала Наталья Алексеевна.
Да чего стыдиться, Наталья Алексеевна? Ещё ничего не известно, а они уже приговор подписывают!
Вот так они общались. Четверть века соседи, но она к ним только по имени-отчеству, и они к ней так же. С Кожевниковым они ровесники, жена его лет на восемь моложе, Таисия их всех старше. Между собой они Танька, Валерка и Таська. Но, конечно, они соседи с рождения, не привыкать же величаться.
В приёмном покое она увидела внука с воспалённым, красным как мясо лицом. Почему? Говорят, пьяный на солнце обгорел. Лежал в соснах за спортивным пляжем. Да не должен он быть пьяным! И дежурный врач, и полицейские ухмыляются. Наталья Алексеевна сдержанным тоном объясняет, что у внука на спирт аллергия, максимум, что он себе позволяет это бокал красного вина. «Да вы понюхайте!» Да, от него невыносимо разит спиртом и какой-то химией. Но она продолжает настаивать, чтобы взяли кровь на алкоголь. И ещё на всякую химию. Её убеждают, что всё сделано в соответствии с состоянием внука, что были уже сегодня у них пациенты с отравлением некачественным алкоголем, но тут симптомы другие. А она настаивает, что тут не палёная водка, а какой-нибудь клофелин. Тут Лёня глаза открывает, и она трясёт его: «Лёня, что ты пил?» Он бормочет, что в него влили стакан, но он почти всё выплюнул себе на грудь под рубашку. Снова отключается. Она снимает с внука рубашку и требует, чтобы её забрали на анализ пусть выяснят, что он пил!
Заходит мужик с чемоданчиком, пристраивает стул к кушетке, протирает Лёнины ладони, потом мажет пальцы и откатывает отпечатки на листе. Потом суёт Наталье Алексеевне пачку спиртовых салфеток. Она начинает оттирать краску с рук внука, но успевает заметить, что тип с чемоданчиком обменивается взглядами с Огородниковым. И этот молчаливый диалог связан с руками внука. Да, прав тот глазастый понятой, у Лёни кисти рук небольшие, ладони узкие, пальцы короткие. У него и ноги для мужика маленькие, тридцать девятый размер. Если честно, Наталья Алексеевна никогда не приглядывалась к внуку, он слишком похож на свою мать, а ей и вспоминать её неприятно. Но, кажется, эта похожесть сейчас обернулась спасением.
Лёнин костюм укладывают в пакеты, а его, оставшегося в одних плавках, перегружают на носилки и увозят в отделение. Ей идти за ними запрещает медсестра, но Наталья Алексеевна, прихватив зачем-то сандалеты внука, идёт вслед за носилками.
Разместили Лёню в коридоре неподалёку от туалета. Даже ширмой не огородили. Поставили капельницу. Стульев в коридоре нет, зато стоит у кровати тумбочка. На ней устраивается полицейский, надо думать, охранять будет. Наталья Алексеевна идёт на сестринский пост и просит что-нибудь от ожогов. Молоденькая сестричка покопалась в холодильнике и предложила болтушку. Обработав лицо внука, бабушка пристраивается у противоположной стены на подоконнике.
Здесь в коридоре как у них на улице. Кто медленно проходит мимо, кто кучкуется неподалёку. Любопытствуют. К счастью, среди пациентов терапевтического отделения нет её знакомых, поэтому никто не лезет с разговорами. Только после ужина на дежурство заступает знакомая санитарка Анна Ивановна. Она утаскивает её в подсобку, где наливает чая и достаёт бутерброды:
Ешь, я же знаю, что ты с обеда тут. Жуй, а я тебе буду рассказывать, что подслушала
Анна Ивановна к китайским церемониям не приучена. Она тычет всем ну, почти всем. Знаются они столько же, сколько и с соседями. Тогда она в больнице лежала, а Анька в хирургии работала. А сплетница она повъедливее Таисии Андреевны. Поэтому в сборе информации (подслушать, подсмотреть, выспросить) Анна Ивановна ас. Помнится, в застойные годы на курсах повышения квалификации от специалиста по теории управления Наталья Алексеевна услышала, что бабки, сидящие у подъезда, оперируют информацией, сопоставимой по объёму и сложностью связей с той, которую прокручивает в своём мозгу главный инженер немаленького завода. Насчёт Анны Ивановны это не вызывало сомнения. О ком из горожан не зашёл бы разговор, она всегда знала не только о его семье, но и о всех мимолётных связях, друзьях и недоброжелателях. Вот и сегодня, узнав о произошедшем, она, придя на дежурство, сразу внедрилась со шваброй в приёмный покой, подслушивая разговоры полицейских, переговоры их с медработниками и толклась до тех пор, пока не сочла, что всё существенное о преступлении вызнала.
Доклад разведчицы начался с фразы: «Покойница была шалавой». Наталья Алексеевна поперхнулась бутербродом. А Анна Ивановна продолжала излагать новости от свидетелей, от полиции и от медицины.
Свидетель был один: Тихоныч с противоположного конца их улицы. Утром он отправился в магазин «Арарат» за бутылкой и, возвращаясь домой, видел, как Лёня садился в машину Борьки Акименко, при этом в калитке стояла Галя. По именам он их, конечно, не назвал, но описал довольно точно: «Круглолицый малый, желтоватый блондин в светло-серой мятой пижаме (это он так обозвал немыслимой для старух стоимости льняной костюм)» и «Жирная накрашенная баба с чёрными волосами и сама вся в чёрном». Борька всё отрицал, приведя свидетелей, с которыми в Конь-Васильевку ездил на шашлыки, мамаша Борькина орала: «Кому вы верите, алкоголику старому!», а Сашка Огородников не выдержал и сказал: «И кому верить, старому алкоголику или молодому наркоману?». Адвокат, который Борьку с мамашей сопровождал, начал стращать, дескать, кто Борьку на учёт ставил, а значит, за поруганные честь и достоинство можно счёт выставить. Но Сашка отмахнулся, что Тихоныча тоже на учёт никто не ставил, так что баш на баш. «Все знают», вскинулась Валька Акименко. «Вот и про Борьку все знают», ухмыльнулся Сашка. Короче, дедовы показания они всерьёз не приняли, а зря. Он в лесничестве работал, охотится до сих пор. Глаз у него острый.
Какие-то Борька, Валька, даже полицейского в немаленьком чине Сашкой зовёт. Всех-то Анна Ивановна знает, а Наталье Алексеевне откуда их знать? Ну, как же, а опека-то доставала! Ну да, теперь она вспомнила эту противную бабу, что приходила после поисков Сашеньки.