Останься, Гарри, мы оба, я и Дориан буду признателен тебе за это, произнес Холлуорд, не отводя словно приклеенного к картине взгляда, Ты абсолютно прав, во время работы я никогда не говорю и никогда не слушаю того, что говорят мне. Это, я согласен, должно быть ужасно томительно для моих несчастных натурщиков. Но я всей душой прошу тебя, останься!
Ну и что же мне делать с моей встречей в клубе?
Художник улыбнулся..
Не думаю, чтобы это может быть проблемой. Садись сюда, Гарри. А вы, Дориан, быстренько идите на подмостки и не вертитесь как юла а также не слушайте того, что будет болтать лорд Генри. Он оказывает очень дурное влияние на всех,.. кроме меня.
С видом юного библейского страстотерпца Дориан взошёл на подмостки, демонстрируя лорду Генри недовольную гримасу. Он уже испытывал лёгкую симпатию к своему новому знакомцу. Он был совершенно не похож на Холлуорда. Находясь вдвоём, они очаровательно контрастировали друг с другом. К тому же голос его был так приятен. Сделав минутную паузу, Дориан спросил:
Лорд Генри! Это правда, что вы оказываете дурное влияние на окружающих? И настолько оно дурное, как клянётся Бэзил, позвольте узнать?
Такого предмета, как хорошее влияние, не существует вовсе, мистер Грей. Любое влияние по сути безнравственно, безнравственно с точки зрения науки.
Почему?
Потому что повлиять на кого-нибудь другого, это значит переделывать чужую душу. Человек после этого теряет способность оригинально мыслить и пылать теми страстями, какие свойственны только ему одному. Он начинет жить всякими заимствованными добродетелями, и тогда даже пороки его, если такое диво существует в природе, становятся чужеродными, неестественными. Он становится рефреном чужой мелодии, солистом роли, предназначенной для кого-то другого. У жизни есть одна цель самовыражение. Реализация! Выплеснуть во всей её полноте свою самость вот зачем живёт любой из нас. Однако в наше время люди стали бояться самих себя. Человек утратил самую высокую изо всех обязанностей обязанность быть самим собой. Неоспоримо, что люди в своей массе отзывчивы. Эта беда неисправима! Они подают нищим и голодным, способны дать одежду нагому и посочувствовать сирому. Не надейтесь, они не пройдут мимо прокажённого! Но оделяя других, они оставляют голодными собственные души, и их души вечно наги и голодны. Мужество и ответственность вытравлены из нашей расы. Возможно, их в нас никогда и не было. Страх предстать посмешищем перед светом, гнездящийся в фундаменте христианской морали, так же, как и страх пред богом, которым питается церковь, вот два оселка, которые движут всем на свете. Только куда! И тем не менее
Дориан! Будьте добры, поверните-ка голову чуть вправо! сказал Холлуорд. Глубоко погруженный в работу, он только что заметил во взгляде у юноши такое выражение, какого там прежде никогда не замечалось.
И тем не менее, продолжил лорд Генри своим низким протяжным голосом, сопроводив его запоминающимся, элегантным жестом руки, который отличал его ещё в годы пребывания в Итоне, Я думаю, что если бы все жили полной и совершенно свободной жизнью, не скрывая своих чувств и придавая естественную форму ощущениям, мир никогда бы не выпадал из ауры радости, и все раны и каверны средневековой дикости наконец затянулись бы и были излечены, и люди наконец вернулись бы к классическому эллинскому идеалу, или, чем чёрт не шутит, к чему-нибудь ещё более совершенному. Всё это было бы хорошо, если бы все мы и каждый из нас в отдельности внутренне не боялся бы себя самого. Самоограничение, самоотречение это трагические пережитки веков, когда дикари увлеклись самоистязанием. Оно так портит нашу жизнь! И самое главное, никто не думает о том, какое наказание Природа в гневе обрушивается на нас за наше самоистязание! Каждый наш позыв, задушенный в зародыше, терзает наш мозг, и сожаление травит нас, как собаки волка. Согрешившее тело тотчас же расплачивается за грех, ибо грех содержит в себе грядущее искупление. После всего этого не остаётся ничего, кроме смутного воспоминания об испытанном наслаждении и робкая роскошь угасающего сожаления. Есть один метод отрешиться от искушения кинуться ему в пасть. Стоит только начать бороться с соблазнами, как душа начинает изнемогать от влечения ко всему запретному, а потом и вовсе страстно рваться к тому, что её же жуткие законы поместили в тюремную загородку преступного и осквернённого. Кто-то заметил, что самые величайшие в мире события происходят в мозгу человека. Там, и только там, совершаются, вызревают и самые величайшие в мире прегрешения. Смею оказаться пророком, мистер Грей, и предположить, что и в вас самом, таком прекрасном и совершенном с виду, в цветении вашей багряно-розовой младости, в белом пушке вашего нежного отрочества уже зародились и вызревают зачатки жгучих страстей, и уже испытывая их, вы наверняка порой содрогаетесь от ужаса, вас уже переполняют мысли, сны, тайные мечты и смутные грёзы, одно воспоминаие о которых способно зажечь огнём стыда самые бесстыдные щёки.
Стойте-ка! Постойте-ка! пробормотал, заикнувшись от неожиданности Дориан Грей, Постойте! Всё это так ошеломительно! У меня нет слов! На то, что вы сказали, должен быть дан хоть какой-то ответ, но у меня его нет! У меня нет ответа! Замолчите! Молчите! Я должен подумать, точнее, позвольте мне хоть какое-то время расслабиться и не думать ни о чём!
Минут десять после этогот он стоял неподвижно с приоткрытым ртом, и странно блестящими глазами. Смутное сознание необходимости совершенно другой жизни просыпалось в то мгновение в нём, и ему наконец стало казаться, что эти неведомые флюиды исходят от него самого. Пара фраз, оброненных другом Бэзила, как казалось, случайных, были столь парадоксальны, что задели в нем какую-то тайную струну, которая прежде была недоступной, но которая (о, как он чувствовал теперь это) вибрировала и билась всё сильнее.
В былые времена так на него могла повлиять только музыка. Смутную, невнятную тревогу будила она в нем и не раз. Однако в музыке нет стабильности! Не новые миры творит она, а скорее множит старый хаос. Слова! Одни слова! Но они были так кошмарны! Как проникновенны они, как слепящи и как убийственны! От них нельзя никуда дется! И какое было в них приковывающее очарование! Они, казалось, были способны воплотить видения и мечты в ясные, осязаемые формы, в них главенствовала своя мелодия, столь же сладостная как мелодия скрипки или лютни Простые слова! Да разве есть в мире что-либо весомее слов?
Да, в юности он многого не понимал. Теперь. он понял всё! Жизнь вдруг засверкала и окрасилась раскалёнными красками. Ему стало казаться, что он ходит среди бушующего пламени. Как он мог столь долго не ощущать этого? Как?
Лорд Генри с неуловимой улыбкой наблюдал за Дорианом. Он понимал, что настал момент, когда следовало помолчать. Он был сильно заинтригован. Его изумило то впечатление, какое произвели его слова на Дориана; ему стала припоминаться одна книга, прочитанная в отрочестве, в шестнадцать лет, книга, открывшая ему глаза на многое, чего он раньше не ведал. Теперь он пытался понять, испытывает ли Дориан Грей те же ощущения? Стрела была пущена наугад! Неужели произошло немыслимое чудо она попала в цель! Как очарователен этот мальчик!
Холлуорд писал картину своими чудными, резкими, смелыми ударами кисти, в коих концентрировалась вся его духовная утончённость и энергия, весь его безукоризненный стиль в искусстве качества, исконно считавшиеся признаками внутренней силы! Наступившего долгого молчания он даже не заметил.
Бэзил, сколько мне стоять здесь! воскликнул тут Дориан Грей. Я хочу выйти в сад! Здесь так душно!
Ах, милый дружочек, прости ради бога! Когда я пишу, я не могу думать ни о чём на свете! Но, видит бог, ты так хорошо никогда мне не позировал. Ни разу не шелохнулся. Я наконец сумел ухватить эффект, которого так долго добивался: запечатлеть эти страстные полураскрытые губы и пылающие огнём глаза. Не знаю, о чём тут болтал Гарри, вижу лишь, что это он виновник этого удивительного выражения твоего лица. Могу поспорить он принялся щедро расточать комплименты. Знаю я этого старого ловеласа! Советую не верить ни одному его слову!
Ни о каких комплиментах не было и речи! Скорее всего, по этой причине я и не верю ни одному слову, сказанному им.
Да нет! Я вижу, ты прекрасно понимаешь, что не можешь не верить каждому его слову! проворковал вдруг лорд Генри, устремляя на юношу свои мечтательные, поволокнутыые глаза, Я повлекусь вместе с вами в сад! Здесь, мастерской, в самом деле, ужасно душно. Бэзил, велите подать чего-нибудь холодненького, ну, допустим, мусс с земляникой, или вроде того
С удовольствием, Гарри! Позвони! Вызови Паркера, я скажу ему принести всё, что надо. Мне тут надо ещё подработать фон! Не беспокойтесь, я приду к вам в сад чуть попозже! Прошу тебя, чересчур долго. не терзай Дориана разговорами! Вот, что значит волна! Мне еще никогда не хотелось так работать, как сегодня. Это будет мой абсолютный шедевр. Да и сейчас это уже настоящее чудо!
Когда Лорд Генри прошёл в сад, он увидал, Дориана уткнувшимся лицом в большие благоухающие гроздья сирени. Было видно, что он жадно, с наслаждением, точно эстет прекрасным вином, упивается их чудесным ароматом. Лорд Генри приблизился к Дориану и птронул его плечо..
Вот то, что надо! едва слышно сказал он. Ничто так не исцеляет душу, как чувства, в той же, впрочем, степени, как душа исцеляет чувства!