Следовательно, на слух, зрение и знание опираться нельзя. «Стена эмоций загораживает человеку внешний и внутренний мир одновременно» (Авессалом Подводный). Даже с ясным зрением и сноровкой в работе, без помощи циркуля и угольника не получиться ни равностороннего прямоугольника, ни окружности. «Кто надеется на себя, тот глуп»70. Отбрось слух и не пользуйся им для вслушивания, тогда слух будет чутким. Отбрось зрение и не пользуйся им для созерцания, тогда твое зрение будет ясным. Отбрось разумение и не пользуйся им для понимания тогда твое разумение будет всеобъемлющим, а суждения беспристрастными. Отбрось эти три и не пользуйся ими, и восторжествует порядок. А если пользоваться ими, наступит беспорядок71.
Отказ от трансцендентной сущности, ведет к отрицанию метафизики, а отрицание метафизики неминуемо влечет за собой прилепление к земле, что, в свою очередь повышает роль материализма и эмпирии и наиболее близких к ним, по своей природе, чувств. «Шопенгауэр предсказывал, что материализм в теории должен привести нас к бестиализму в практической жизни; это предсказание блистательно оправдалось. Ни одно миросозерцание не оставалось никогда без влияния на практическую жизнь; это влияние естественный плод всякого миросозерцания. Все, что представляет продукт нашего собственного трансцендентального существа нашу жизнь, наш характер, нашу судьбу, материалисты считают делом случая. Они учат, что мы живем только раз и, следовательно, возводят чувственное пользование земною жизнью на степень руководящего начала нравственности»72.
Для материалиста только и существует чувственная видимость, он считает глаз непогрешимым зеркалом явлений. Каков мир в нашем мозгу, таков он и на самом деле, а потому для него решение мировой загадки обретается на пути исследования объектов. Материалист уподобляется человеку, который, нося синие очки, считает себя вправе заключать о синеве предметов. Для него не существует части мира, не доступной нашим чувствам. Материализм исходит из следующего предположения, на котором только и держится: все действительное может быть воспринято чувствами. Фейербах говорит, что «только чувственный объект, только чувственное воистину и действительно» и что потому «истина, действительность и чувственность одно и то же». Но предположение, что каждой силе в природе соответствует и воспринимающее ее чувство, что число сил равно числу чувств, находится в противоречии с тем фактом, что сознание представляет несозревший еще продукт биологического развития. Магнетизм и электричество ускользают от нашего чувственного восприятия, и их нельзя бы было констатировать, если бы они не могли быть превращаемы в эквивалентное количество других сил, говорящих нашим чувствам. Только потому мир и представляет неразрешенную задачу, что воспринимаемое и действительное не покрывают друг друга»73.
Ограничено каждое из чувств человека, да и весь организм имеет свои чувственные границы и воспринимает только осколок действительности: «Наш земной опыт обусловливается нашей земною организацией. Не говоря уже об изменении наличных наших чувств, достаточно было бы только изменения порога нашего сознания, чтобы произошло изменение представляемого нами мира. Стоит, например, допустить увеличение или уменьшение времени чувственного восприятия нашего, чтоб увидеть, что тогда наш мир явился бы пред нами совершенно иным Если бы наша нервная система имела иное анатомическое устройство, если бы, например, пребывающие в разобщении органы наших чувств пришли в анастозмотическообразное взаимное сообщение, то мы слышали бы световые явления, вкушали бы звуки и т. д. Если б устилался наш глаз не ретиной, а нервными узлами, которые находились бы в соединении с улиткой нашего уха, то мы слышали бы нами виденное, не видели бы, как семицветный спектр, а слышали бы, как семитонную шкалу, радугу Равным образом всестороннее взаимное соединение всех орудий наших чувств породило бы бесчувственное восприятие, при котором всякий процесс природы говорил бы всем нашим чувствам. И это внесло бы изменение в наш опыт, и это изменило бы картину нашего мира Всякое мировоззрение, желающее исходить только из опыта и в то же самое время, избегающее всякого насчет этого опыта умозрения, а тем более его возбраняющее, должно быть a priori сопричислено к детски наивным»74.
Итак, если изменятся у человека его чувства, тотчас мир явится перед ним в совершенно ином виде; если увеличится число чувств человека, сразу же природа обнаружит несравненно большее богатство.
Кто не может понять чувства других, неспособен распознать тайные пружины перемен и превращений. Природа чувств невещественна, чувства не природою порождены. Глаза сотворены из материальной субстанции, и являются частью тела, тоже касается прочих чувств. Но видение как таковое имеет природу, отличную от природы глаз, а слух отличную от природы ушей, осязание отличную от природы плоти, вкус отличную от природы языка, обоняние отличную от природы ноздрей, точно также природа разума отлична от природы мозга.
Итак, правитель не позволяет чувствам ограничивать восприятие мира и рождать иллюзии: он равно-Душен.
Знания и чувства провоцируют человека на действия. «Кто вынужден делать что-то, уже не в состоянии овладеть миром» (Лао-цзы). Действия человека это следующее препятствие целостности, являющееся производным от предыдущих. Способом сохранения целостности является недеяние. Недеяние присутствие бесконечной действенности в конечном действии, проявление трансцендентной сущности в явном мире. У явлений и вещей этого мира есть своя сила и тяготение. Правитель отличается от остальных тем, что умеет опираться на естественную силу явлений и вещей. «То искусство, которое действительно является царским, не должно само действовать, но должно управлять теми искусствами, которые предназначены для действия; ему ведомо начало и развитие важнейших дел в государстве, благоприятное и неблагоприятное для них время, и все прочие искусства должны исполнять его повеления»75.
Все, что вы делаете, не может превышать вас; все, что исходит от человека, не может превышать человека. Недеяние единственный способ сделать что-то, что превышает человеческие возможности.
Поскольку правитель опирается на естественное, следовательно, и само «недеяние» должно являться естественным, а действия противоестественными. «Делать что-то невозможно. Прежде всего, человек должен кое-что понять В действительности никто ничего не делает, и никто ничего не может делать. Это первое что нужно понять. Все случается. Все, что происходит с человеком, все, что сделано им, все, что исходит от него, все это случается. Человек это машина. Все его дела, поступки, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки суть результаты внешних влияний, внешних впечатлений. Из себя самого человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия»76.
Человек не может быть источником действия, а, в любом случае, лишь его передатчиком, даже если считает что он автор своего начинания. Отличие правителя лишь в том, что, следуя естественному, он добровольно делает то, что обычный человек вынужден делать по принуждению. «Звезды для своего действия нуждаются в средстве, и это средство человек и лишь он один. Человек был сотворен таким, чтобы через него магналии природы приобрели видимую форму, в которой мы их воспринимаем Бог сотворил человека, чтобы невидимые труды его через него воплотились»77.
Правители, следующие пути, накапливали знания посредством безмятежности: знания рождались, но для действий не применялись. Если знания не применяются для действий, взращивается безмятежность. Придет безмятежность Души успокоиться сознание; успокоиться сознание исчезнут границы вещей; не станет вещей не будет преград для потоков энергии и исчезнут образы; исчезнут образы пробудишься к свету.
Для реализации недеяния необходимо утратить свое «Эго», утратив «себя», правитель находится в состоянии пустоты, покоя, безмятежности, безразличия, уединения, тишины это высшее в природных свойствах, поэтому древние правители оставляли деятельность. Оставив деятельность, проникались пустотой, наполнялись трансцендентной сущностью, которая и определяла людские порядки. Пустота влечет за собой покой, покой движение, движение восприятие.
Наша жизнь ограниченна, а знания неограниченны: совершенствовать знания опасно. Стремится к мудрости естественно: «старайся прежде стать мудрым. А ученым когда будешь иметь свободное время»78, поскольку лишь мудрый способен быть правителем. Отбросив знание, обретаешь понимание; отбросив достоинство, обретаешь заслуги; отбросив храбрость, обретаешь силу.