Пепельница-дракон широко разевала на Лукомского своё красное нутро с перламутрово-белыми зубами и, казалось, говорила: «Я закон! Я том десятый! Я сцапаю младенца Александра и так схвачу его, что никакие посторонние лица не вытащат его из меня, и уже не видать ему лучших условий как своих ушей»
Отлично! Судя по всему, я имею все права поступить так, как я и планировал, заметил Лукомский, то, что вы изволили прочесть, вполне подходит моему делу.
Позвольте-с, это ещё не всё! самодовольным тоном протянул Миллер. Вы увидите, что дальше будет ещё лучше.
«Самовольное удержание посторонним лицом чужого ребёнка и те неудобства, которые могут возникнуть для него от усвоенной им за это время привычки к лучшей житейской обстановке, не могут составить оснований к лишению или ограничению родительских прав неповинных в том родителей».
Ведь это, прямо, точно про вас сказано, заметил Миллер, совершенно аналогичный случай! В данном случае, извольте посмотреть, речь идёт о княгине Т., которая забрала к себе дочку некоего крестьянина и ни за что не желала с ней расстаться. Дело дошло до сената, и сенат стал горой за родителей. И княгиня с её «лучшими условиями» осталась ни с чем. Это чрезвычайно ценное для нас кассационное решение.
«Нельзя найти оправдания тому, продолжал читать Рудольф Владимирович, чтобы произвол постороннего лица, мог обессилить отношения родителей и детей, оправдывая это естественным и нравственным чувством. Ни доброе расположение к чужому ребёнку, ни забота о его воспитании и образовании, ни применяемые меры к обеспечению его будущего не уполномочивают постороннее лицо, если это не решение суда, вторгаться в сферу родительских прав и обязанностей, препятствуя родителям осуществлять их деятельность прописанные в законе»
Рудольф Владимирович остановился и перевёл дух.
Прекрасно сказано! зажмурившись от удовольствия, похлопал в ладоши Миллер. Просто великолепно!
Ну, вот и всё! подытожил помощник. Дело плёвое, мы можем смело предъявить иск и забирать ребёнка.
Это закон? То, что вы только что изволили прочесть? спросил Лукомский.
Нет, это кассационное решение по делу княгини T., объяснил помощник.
Лукомский сделал такой вид, как будто ему чего-то не хватило.
А вам непременно нужен закон? усмехнулся Миллер, угадав его мысль.
Лукомский замялся.
По существующему порядку, решения сената имеют законную силу. Ну а что касается, собственно, закона, то закон, то есть том десятый часть 1-я, у нас, вообще-то, очень неполон и адски устарел. Рудольф Владимирович, прочтите, что там ещё имеется о родителях и детях?
Рудольф Владимирович опять уткнулся в блокнот.
Статья 177-я: «Дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, служить им на самом деле».
А насчёт родительских прав?
Помощник замешкался.
Ну Только статья 173-я Но я уже прочёл её вам.
Миллер порылся на столе, откопал в бумагах «свод законов» и молча начал листать его.
Действительно, всё остальное не относится к нашему делу Как же всё это безнадёжно устарело Всё такое наивное Вот, например, не угодно ли послушать закон об отношении супругов?
И Миллер, очевидно, лишь для собственного удовольствия, с расстановкой и ироничной интонацией прочёл:
«Муж обязан любить свою жену, как своё собственное тело, жить с ней в согласии, уважать, защищать, прощать ей её недостатки и облегчать ей жизнь. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по своему состоянию и возможностям». Не правда ли, восхитительно? обратился он к Лукомскому. Теперь насчёт жены: «Жена обязана повиноваться своему мужу, как главе семейства, относиться к нему с любовью, почтению и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность, как хозяйка дома».
Рудольф Владимирович скромно посмеялся. Лукомский терпеливо ждал конца этой интерлюдии, чтобы опять перейти к делу. Но тут ему пришло в голову ещё одно сомнение.
Скажите, пожалуйста, прервал он Миллера, в том решении, которое я только что выслушал, речь идёт, собственно, о посторонних лицах. Но мой сын находится у лиц не совсем посторонних, а именно у деда с бабкой. Считает ли закон родственников ребёнка тоже посторонними лицами, или же, наоборот, распространяет понятие «родитель» и на родственников?
Миллер и его помощник растерянно переглянулись. Ни тот ни другой не знали этого и это застало их врасплох.
Закон, кажется, не считает нерешительно начал помощник, но Миллер метнул на него уничтожающий взгляд и резко заявил:
Не кажется, а фактически и твёрдо установлено, что родители есть родители, а те, кто не родители те посторонние лица. Я мог бы привести ещё примеров по данному вопросу, но боюсь вас утомить. Во всяком случае, в нашу пользу гласит достаточно много весомых доводов. Оснований смущаться неполнотой закона нет, потому что в гражданских делах всегда так. Закон не договаривает, а за него договаривает сенат! Таким образом, если хотите, мы заведём дело.
А долго ли будет идти процесс? спросил Лукомский.
Год Может, больше. Несомненно, начнутся всякие неявки, отсрочки и, конечно, апелляции
Однако!
Вы можете попробовать кончить всё мирным путём и попытаться договорится с родственниками ребёнка, достигнув мирного соглашения, осмелился подать свой голос помощник.
Я уже пробовал, возразил Лукомский, но они так возбуждены, что из этого ничего не вышло и не может выйти. Да и вообще, я не хотел бы ещё раз вступать в мирные переговоры.
Какое, к чёрту, мирное соглашение! презрительно протянул Миллер, снова бросив уничтожающей взгляд на Рудольфа Владимировича. Скорее, я предложил бы пугнуть их. Вы можете через моё посредство, как вашего поверенного, послать им письмо с требованием немедленной передачи ребёнка. А если, мол, не передадите, то мы то-то и то-то Обычно почти все иски так и начинаются, и иной раз это помогает. Конечно, такой исход для вас был бы самый удобный, ибо тогда дело кончилось бы очень скоро.
Что ж, я не против Я охотно уполномочу вас, сказал Лукомский.
Ну и славно!
Во время всех этих переговоров Лукомского очень беспокоило, как приступить к вопросу о вознаграждение. В тот раз он вручил Миллеру три рубля. Но теперь предстояли длительные услуги адвоката, и Лукомскому было совершенно неизвестно, как и по какой норме они оплачиваются. И притом самому ли ему следовало предложить какую-либо цифру, или же нужно было согласиться с той, которую назначит адвокат? «Сколько же он заломит?» тревожно думал он, глядя на роскошную обстановку кабинета Миллера.
На всякий случай Лукомский стал придумывать длинное и литературное вступление, но Миллер попросту сам приступил к делу.
Вы сегодня съездите к нотариусу, промолвил он, и засвидетельствуете доверенность на моё имя. А также условия насчёт моего гонорара.
Условие, или, точнее, его проект уже был изготовлен всё тем же Рудольфом Владимировичем. В нём всё было предусмотрено: и полный выигрыш дела, и выигрыш лишь судебный, но проигрыш в сенате, и проигрыш, и предварительные хлопоты без окончания дела. В общем, получался целый прейскурант с разными цифрами.
Однако цены эти показались Лукомскому невозможными. И как ни стыдно казалось ему торговаться, он не мог удержаться и заявил, что это очень дорого для него.
Миллер гордо откинулся назад на своём троне.
Я, собственно, как вы знаете, не веду таких дел, начал он. Моя практика гораздо шире и серьёзнее, чем это семейное дело. И я, откровенно говоря, сделал для вас исключение, искренне желая вам помочь. А между тем хлопот в таком деле будет немало. Может быть, придётся и в Петербург съездить, если они доведут это дело до сената.
Я понимаю, но всё-таки это слишком много для меня, продолжал Лукомский.
В таком случае, обратитесь к кому-нибудь из моих коллег, посоветовал Миллер, коса взглянув на него.
Лукомскому показалось, что Миллер знает, что он, уже обращался к другим адвокатам, и теперь смеётся над ним.
Есть способ и совершенно даром вести дело, продолжал Миллер, уже явно издеваясь, для этого вам надо выхлопотать свидетельство о бедности. С таким свидетельством вам, во-первых, не придётся платить судебных пошлин, а во-вторых, вы можете ходатайствовать о назначении вам бесплатного поверенного. Хм, а мне казалось, что доктора сейчас неплохо зарабатывают
Лукомский вспыхнул.
Последний ваш совет я считаю оскорбительным и неуместным, сухо произнёс он, поднимаясь с места, повторюсь, предлагаемые вами условия для меня неприемлемы, а поэтому я вынужден отказаться от ваших услуг
Быстрым и неловким движением Лукомский полез в карман за новой трёхрублёвкой.