Уже к вечеру новоиспечённый прозектор отчиталась перед начальством, то бишь мужем Андреем.
Смерть от удушья, почти уверенно заявила Громова и тут же ответственно поправилась: С высокой вероятностью вскрытие показало, что мать и дочь Поплавские были задушены.
В принципе, результаты вскрытия мало что давали Сташевичу. Тем не менее он уточнил:
Как?
Скорее всего, подушками. Поскольку каких-либо дополнительных следов на их шеях, к примеру, от рук или верёвок, я не обнаружила.
У лагерного электрика Андрей раздобыл мощный переносной аккумуляторный фонарь и отправился с ним на место. Капитан устал, крепко продрог да и промок. Наконец, так ничего не найдя, он встал, отряхнув от песка влажные на коленях галифе и обшлага гимнастёрки.
Выбравшись из погреба, Сташевич направился к рукомойнику. Прежде чем взять кусок мыла, он случайно поднес руки к лицу и вдруг принялся чихать. Происходил этот процесс неудержимо и неистово. Ничего подобного за собой Сташевич раньше не замечал. От этого захватывающего занятия Андрея отвлёк звонок телефона, того самого, спасительного
Андрюш, раздался в трубке голос Даши. Даже не знаю, как тебе сказать.
Голос жены показался Сташевичу каким-то неуверенным, даже потерянным.
Что случилось, малыш? встревожился Андрей.
Давай не по телефону, попросила Даша.
«Коммутатор на КП легко прослушать», понял намек капитан и тут же поспешил «за колючку», в фельдшерский барак.
* * *
Сам посмотри! кивнула Даша в сторону одного из двух покрытых серой клеёнкой импровизированных прозекторских столов.
Оба этих дощатых настила наспех соорудили из длинных и высоких фанерных ящиков. Андрей подошёл к столу поменьше. На нём, укрытое желтоватой застиранной лазаретной простынёй, лежало маленькое тело. Из-под покрова наружу выглядывала часть тонкой детской ручки с крохотной полураскрытой кистью. Запястье было аккуратно надрезано.
Правая рука девочки оказалась сжатой в кулак посмертной судорогой, глухим голосом пояснила Громова. Мне это показалось подозрительным. Я попыталась разжать кисть ребёнка. Захват оказался таким сильным, что пришлось надрезать сухожилие.
Стараясь сохранять спокойствие, Сташевич заглянул в полураскрытую, словно обескровленную, бледную детскую ладошку. Там что-то поблескивало. Дарья взяла пинцет, чтобы с его помощью вынуть из мёртвой руки пуговицу. Блестящую, ничуть не потускневшую, красивую бронзовую пуговицу. На ней красовался рельефный литой герб СССР. Герб был выполнен тщательно, возможно, даже отлит вручную со всеми мелкими деталями и подробностями.
Маршал или генерал армии? внезапно севшим голосом спросил Сташевич, будто у самого себя.
Майор, Андрюша! глядя прямо в глаза мужа, чётко и даже с каким-то вызовом произнесла Дарья. Всего лишь майор, не по чину франтоватый!
* * *
Сидя в своем кабинете, Сташевич мрачно размышлял. Кто виноват, понятно. Но он просто не представлял себе, что ему делать дальше. Согласно создавшейся ситуации, по всем военным и гражданским законам, начальнику оперчасти следовало без промедления арестовать своего командира. Вернее, задержать до выяснения обстоятельств. А после задержания доставить подозреваемого в тяжком уголовном преступлении в район. Преступление непростое жестокое двойное убийство.
Но это теория, поди ж ты! Ага, арестуй, задержи начальника Бирюслага майора Бабра. А потом доставь куда следует! Да он сам кого захочет арестует! Надо будет, так и на месте пристрелит. Тут к бабушке не ходи. Пристрелит, а потом ещё и свою правоту докажет, как пить дать.
Андрей чувствовал себя беспомощным мерзким трусом на фронте ничего подобного с ним случиться не могло. Когда надо было, капитан Сташевич действовал жестоко и решительно, невзирая на чины и звания. Но то на фронте
Пся крев! мысленно ярился Сташевич. Мне сейчас просто необходима силовая и моральная поддержка! Если бы ещё два, да что там хотя бы один честный и принципиальный офицер! Да где его взять, такого?! Не с Рогозиным же на этого тигро-медведя идти?
И ещё кое-что смущало капитана. Неуверенность в виновности командира. Андрей совершенно не мог представить себе майора Бабра, душащего подушкой беспомощного ребёнка. Ну никак не ложилась такая гнусь на его образ, как ни крути.
И ещё кое-что смущало капитана. Неуверенность в виновности командира. Андрей совершенно не мог представить себе майора Бабра, душащего подушкой беспомощного ребёнка. Ну никак не ложилась такая гнусь на его образ, как ни крути.
Но тогда как понимать тот ненавидящий взгляд майора? Взгляд в спину человека, нашедшего его жертвы: трупы Поплавской и её дочери? мучился противоречивыми сомнениями Сташевич.
От тяжких дум начальника оперчасти оторвал звонок телефона. Андрей поднял трубку.
Сташевич слушает!
Андрюша! Срочно запри кабинет, услышал он взволнованный и дрожащий голос жены.
Зачем?
У меня в лазарете только что побывал Рогозин, она частила нервной скороговоркой. Без разрешения вошёл в комнату, ту, что с телами Поплавских. Я не успела его остановить. А там как ты велел! Всё оставлено на месте. Пуговица! Он наверняка её увидел. Рогозин выскочил из комнаты с пистолетом в руке! Сам белее смерти. Весь трясся. Он в управление наверняка побежал. Ты запер дверь? Запри! Срочно зап
Дальше Сташевич слушать не стал, бросил трубку. Вскочил и, вырывая на ходу из кобуры пистолет, бросился по лестнице на второй этаж. К кабинету начальника лагеря.
Сверху приглушенно грохнул выстрел табельного ТТ.
Эх, Даша! Не тому ты позвонила! Не мне, а Бабру надо было срочно запирать кабинет, бились в голове Андрея под аккомпанемент учащённого пульса тревожные мысли.
Дверь в кабинет начлагеря оказалась настежь распахнутой. В нос саданул до боли знакомый запах сгоревшего пороха. Рогозин стоял спиной к входу, посреди комнаты, загораживая письменный стол майора. В правой, заметно подрагивающей руке младший лейтенант держал пистолет.
Не раздумывая, капитан Сташевич тяжёлой рукояткой своего ТТ нанёс ему оглушающий профессиональный удар между лопаток. Рогозин, словно переломившись в коленях, рухнул на пол лицом вперёд. Бледный, с перекошенным от боли лицом Бабр сидел за столом. Левой рукой ниже правого плеча он зажимал обильно кровоточащую рану.
Андрей сорвал трубку со стоящего на столе телефона.
КП! Коммутатор! Срочно Громову в кабинет главного! Здесь раненый!
Я здесь, товарищ капитан, раздался за спиной Андрея голос жены.
* * *
Оба пострадавших, как начлагеря, так и покушавшийся на него подчинённый, оперативно получили первую помощь. Бабру повезло, пуля прошила его плечо навылет. Оглушённый Рогозин тоже сильно не пострадал. После доброй порции нашатыря, со связанными за спиной собственным ремнём руками, он сидел посреди кабинета на стуле. Голого по пояс, перевязанного белоснежными бинтами Бабра разместили на старом дерматиновом диванчике.
Обычно этот предмет казённой меблировки был вальяжно, по-купечески укрыт чёрно-коричневой, с шёлковым отливом куньей накидкой. Любовь Бабра к неуставной роскоши пришлась нынче кстати. Сей царственный меховой палантин пригодился для его раненого хозяина теперь в качестве одеяла.
Больной, уколотый от болевого шока дозой морфина, явно расслабился.
Какой же ты дурак, Алексей Иваныч! почти добродушно ворчал он в адрес Рогозина. Ну ладно Сташевич. Он человек новый, меня толком не знает. Но ты-то! Мы же с тобой с мая тридцать девятого, с самого Халхин-Гола знакомы. Ты рядовым, а я старшиной вместе у комкора24 Жукова служили. Кто как не ты меня подраненного три километра на себе до лазарета нёс? И ты же, мой товарищ старый, теперь меня в ушкуйники25, детоубийцы записал! Да как же ты мог такое помыслить?! Чтобы я Лену и Машеньку своими руками?
Пу-пуговица! глядя куда-то в пол, просипел Рогозин.
Да подарил я эту пуговицу Машеньке! А-а! Дрыть его! вскинулся на диване Бабр. И тут же, скривившись от боли, улёгся обратно. Не одну, несколько подарил.
Несколько? растерянно пробормотал Андрей.
Поищите, в доме ещё где-то должны быть, устало продолжил майор. Уж больно малышке это цыганское золото нравилось. Блестит же! У соседей в лагере умельцы бронзой откуда-то разжились и всякие побрякушки из неё лить наладились. А с фурнитурой офицерской в лавках военторга сами знаете как. Вот ихний начлагеря коллегам-соседям и способствует.
Любил я их, прошептал пересохшими губами Рогозин. Леночку и Машеньку. Как родных
Кто ж их не любил! горько усмехнулся Бабр. Я, может, ещё поболе твоего. К красоте да молодости все тянутся От и начпрод наш Гришаня, дрыть его! Даром что семья у него на большой земле. А всё туда же, болтун-говорун усатый! Частенько возле дома Поплавской увивался. С подарочками Мне докладывали Доброжелатели, мля!