Харальд сын Этельреда! Обезглавь Роланда! Во владение дам я тебе пол-марки плодородные земли, зелёные пущи только спаси юную дочь, любимое чадо.
Опускаются руки Харальда, плечом шевельнуть он не может. Кровь по кольчуге струится, уносит силы.
Харальд сын Этельреда! Прочь голову с шеи Роланда! Под венец поведёшь ты Конрада дочь, обручишься с нею, если спасешь мое любимое чадо!
Вдохнули слова маркграфа силу в Харальда. Сверкнул пламень битвы, заскрежетало железо. Покатилась по полу вершина волос загробного жителя. Рухнул мертвяк и рассыпался в прах, и первый луч солнца приветствовал победителя тьмы, доблестного Харальда.
Кончена битва. Угомонился житель могилы. До Судного дня в ней он пребудет отныне. Твоя, воитель, по праву знатная дева, а имя твоё восславит звонкая песня. Харальд под венец Сигни ведёт, радость в Рэме. Со звоном сдвигаются кубки, наполненные мёдом. Поёт песню скальд о подвиге Харальда Этельредсона, и не ведает смерти громкая слава деяний достойных.
Завещание Хьяли
Пришел смертный час к Хьяли Свирепому
На ложе лежит он, хрипит, умирая.
Понял он, что время настало
С жизнью своей беспутной проститься.
Не о спасенье души он печется,
Не падре зовет перед встречей с Всевышним,
Требует сына Роланда Бешеного,
И пажа за ним посылает.
Знает паж, где искать господина:
Коня он седлает, в таверну едет.
Там третий день пьет беспробудно
Наследник графства Хьяли сын старший.
Вот он сидит за чарой хмельною,
Правой рукой девку ласкает,
Левой кости швыряет в прислугу:
Так он скорбит об отце умирающем.
Сударь, посыльный подходит к Роланду,
Хьяли, отец ваш, вас призывает.
Собирайтесь скорее в дорогу,
Если живым вы хотите застать его.
Бранное слово из уст роняет
Сын безутешный.
С лавки, качаясь, встает он,
Едет в поместье.
(Хьяли сказал):
Куда к сатане на рога ты унесся?
Разве не знаешь я умираю?
Третьего дня, думал, подох ты,
Сын отвечает, поминки справляю.
Черти еще не придумали мук тебе,
Потому и лежишь, в ад никак не отправишься.
Не могу умереть я, душу мою
Гложет сознанье дел незаконченных.
Завещал мне отец, Хьюго Злопасный,
Я теперь тебе завещаю.
Не заказывай, сын, ты по мне панихиду,
Прочь гони попов от моего ты гроба,
Медный грош ты не смей отдать нищим,
Ни одного раба не отпускай на свободу.
Славу потомков Хьюго Злопасного
Ты грабежами, убийством, насилием
Преумножай. Притесняй беззащитных
Таково господское право.
Налог на землю, на воду и воздух
Взыскивай до последнего зернышка:
Пусть вилланы от голода дохнут,
Лишь бы утроба твоя не страдала.
Девицу на ложе возьми перед свадьбой.
Меч в брюхо всякому, кто возмутится.
Всем непокорным место в застенке-
Будет потеха крысам голодным.
Слуг держи в строгости. Секи каждый день их.
Уши отрежь и язык вели вырвать.
Ничего не услышат, ничего не расскажут:
Верности их так ты добьешься
Все соседи вокруг враги твои.
Со всеми я в распре, каждый мой кровник.
Не успел я их род истребить под корень,
Тебе, сын, продолжить дело отцово.
Скот угоняй и посевы вытаптывай,
В их лесах бей кабанов и оленей.
Замки их разоряй, убивай домочадчев,
Кровью землю полей, а костями засей ее.
В юдоли земной властвует дьявол.
Ты хозяину тьмы поклонися.
Даст он тебе богатства и силу,
Научит злодействам, дотоле неслыханным.
Так сказал Хьяли Свирепый сыну
И в тот же час испустил он дух свой.
Черти в него когтями вцепились,
И потащили на вечные муки.
Злобно Роланд расхохотался:
Я, наконец, полновластный хозяин!
Эй, собирайтесь, головорезы
Поедем искать мы лихое дело!
Змея подколодная
Лучше не лезть, где Верность и Честь
Согласно проклятью, сидят
Тебя же вдвоем замучат живьем
Блудница сия и Прелат
Р. Киплинг
По разбитой дороге, пустив коней шагом, ехали двое всадников, один впереди, как положено рыцарю и господину, второй следом, как положено верному оруженосцу. Им некуда было торопиться, никто их нигде не ждал. Первый сидел на великолепном рыжем жеребце, высоком, с широкой грудью и крутыми боками, привыкшем нести на себе тяжеловооруженного седока, конь второго похуже, но тоже сильный и выносливый. За ними, в поводу шла вьючная лошадь, которая везла на себе весь их скарб. Да, все нажитое младшим сыном маркграфа Этельреда Джеральдом за семь трудных лет вдали от родного дома могло поместиться в одном сундуке. Но под поношенным латаным плащом поблескивала сталь кольчуги тройного плетения, а к поясу был подвешен меч немалой длины в дорогих ножнах. Его звали Глитнир Сверкающий, и он был таким же верным товарищем странствующему рыцарю, как породистый кастильский жеребец Огонек или оруженосец Хэмминг дары отца и память о родном Хэрворде, где он не был с того дня, как имение отошло старшему брату. Магнус получил по завещанию Хэрвордскую марку, а он, Джеральд, всю доблесть и славу, которую сможет стяжать в этом мире. И он совершил немало подвигов, вот только нигде не нашел себе сюзерена. Судьба, словно в насмешку, гоняет его от одного владетельного сеньора к другому. Из Нибермейра в Лоннуа, потом Кастилия. Не смея заглянуть в будущее, Джеральд вспоминал прошлое. Ему было, что вспомнить.
После неудачного турнира, когда Хэмминг отдал чуть не все деньги господина в качестве выкупа, Джеральд долго болел. К зиме они подошли с почти пустым кошелем и свободные, как ветер в поле. Джеральд пытался предложить свои услуги некоторым владетельным сеньорам, но везде получал отказ. Это было первая зима, которую они провели вне стен родного замка. Без золота, без помощи родственников, никому не нужные. Что бы как-нибудь продержаться, а главное, не потерять коней, Джеральд продал золотые браслеты и цепь. Хэмминг, более привычный к ячменю и вареной брюкве, переносил голодовку легче своего господина, которому такая еда с малолетства не лезла в горло. Джеральд мечтал о мясе, большом, жирном, сочном куске жареного мяса, и тихо страдал, понимая, что не может себе этого позволить.
Зима выдалась холодная, снежная и затяжная. К весне цены на овес выросли до сумасшедших величин, так что почти весь денежный запас ушел на прокорм коней. Джеральд даже слышать не хотел о продаже Серко, полагая, что как-нибудь они перебьются до свежей травы, а с одним конем все равно, что совсем без коня. Вот тогда, в начале голодного апреля, случай привел их в Эрль, к замку герцога Лоннуа.
Джеральд попросился переночевать. К его удивлению, их приняли. «Хороший знак», подумал Джеральд, решаясь проситься на службу. Ну, выгонят, дальше поеду. Хоть посмотрю на этого герцога. Фортуна действительно начала приоткрывать лицо, потому что герцог выразил желание побеседовать с приехавшим рыцарем.
Правитель Лоннуа оказался маленьким сухоньким старичком с острой лисьей мордочкой и выступающим подбородком. Мутные глаза непонятного цвета сквозь сеточку морщин внимательно рассматривали замершего в учтивом поклоне рыцаря. Герцог приветливо кивнул, пригласил Джеральда сесть и изложить просьбу. С первого взгляда было ясно, что нет у приехавшего рыцаря ни кола, ни двора. Одежда безупречна, но голодная зима оставила свой отпечаток на его внешности. Бледное лицо, запавшие щеки, круги под глазами. И все же, движения полны уверенности, а речь достоинства. «Ничего, молодец, думал герцог, неплохо держится. Только, куда его? Ворота охранять? Не годится. Все-таки, сын маркграфа, пусть и младший. Земли лишней нет. Чего я смогу ему обещать? Он молодой, пусть едет с язычниками воевать. Гляди, отвоюет себе баронство, а нет значит судьба его такая». Несмотря на свое решение, герцог продолжал задавать вопросы. Джеральд отвечал, но по тону чувствовал, что и здесь ничего не выйдет. Герцог размышлял, разглядывая рыцаря. Вежливо выставить его не составляло труда, но что в том интересного? Герцогу хотелось развлечений, а их так мало оставалось для его слабого тела. Когда-то он сам выходил на ристалище, и от мощного удара его копья лопались ремни на щитах, а сейчас. Осталось на других смотреть.
Не соблаговолите ли вы, сударь, показать ваше искусство владения оружием в поединке с любым из присутствующих здесь рыцарей? сделал герцог хитрый заход. Откажется вон его, а согласится, будет развлечение.
Джеральд окинул быстрым оценивающим взглядом свиту герцога. Неслабые мужи, а он зимой больше думал о куске хлеба, чем о мече, и все же. В Хэрворде были мужи и покрепче. Даже Хигелак, внук Сигурда, отмечал Джеральда, а он был первый рыцарь в марке. Взять бы сейчас Глитнир! Сердце гулко забилось в груди, перегоняя застоявшуюся кровь.
В пешем или конном бою, Ваша Светлость? спросил он, а глаза светились от предвкушения боя, а голос помимо воли взлетел вверх. Вот оно истинное счастье: встретиться в поединке со славным мужем. Тогда чувствуешь всю прелесть жизни, тогда живешь, а не прозябаешь.
Герцог вспомнил, что на дворе пронизывающий весенний ветер, хрусткий талый снег, от которого так и веет холодом, и сделал выбор.
В пешем бою. Вот, с мессером Вольфгангом.
Герцог хотел быть справедливым. Вольфганг был не намного старше Джеральда, так что никто не скажет, что противники были не равны.
Джеральд внимательно посмотрел на поднявшегося рыцаря. Он был ниже его, но столь же широк в плечах. Недюжинная сила сквозила в толстой шее, сильных руках, развороте плечей. Вольфгангу стало не по себе под этим пристальным оценивающим взглядом. «Так смотрит волк на овцу перед тем, как вцепиться ей в горло», мелькнула у него мысль.
Достойный муж, наконец проговорил Джеральд, и рыцари вместе с герцогом обомлели, не зная смеяться ли им над этим замечанием как над веселой шуткой, или возмущаться, как над оскорблением. Достойный для кого? Для этого бродяги? Джеральд встал со скамьи.