О, женщины! Нет никаких сомнений в том, что вы внешне ослепительно хороши лишь постольку, поскольку изначально чудесен ваш внутренний мир. И следуя зову этого мира, в вас неистребима, неиссякаема и вечно жива нацеленность на изменение под стать себе всей остальной брутальной вселенной по законам красоты. В том числе и по перевоспитанию тех неуклюжих и косноязычных, неотёсанных и грубых недотёп, что были ниспосланы вам свыше с библейских времён в качестве спутников жизни и в порядке испытания вашего долготерпения.
Допустимо в порядке фантазии предположить, что и без вашего облагораживающего влияния эти гориллоподобные существа, во избежание членовредительства вследствие обрывов, зацепов и обморожений, с течением времени самостоятельно доросли бы до понимания необходимости пользования повязками стыдливости и иной одеждой. Тогда они нацепили бы козлиные шкуры, обрядились в куль-рогожу, и на этом всемирно-исторический процесс развития моды у них был бы завершён.
Не исключено, что и без вашего участия самоуверенные недоумки с козлинообразными фейсами, не без апломба обозвавшие себя мужчинами, когда-нибудь и освободились бы от скотской щетины на собственных мордасах, обретая мало-мальски гуманизированный облик, ноНо произошла бы сия маловероятная метаморфоза, по наиболее оптимистичным прогнозам, как итог непрекращающихся пьяных стычек, дебошей и войн, в ходе которых они, завывая и вереща, словно мартовские коты, злобно таскали бы друг друга за усы и бороды.
Осмелимся также абстрактно предположить, что и лишённые стимулирующего воздействия прекрасной половины человечества, эти дурнопахнущие самцы (творческая ошибка Создателя) через толщу и толщу тысячелетий поднялись бы до той степени совершенства, что при переходе из зимнего сезона в летний, начали бы менять резину(тьфу ты!) носки, стоящие у порога. И, возможно (хотя слабо в это верится), стали бы использовать средства личной гигиены, непременно изготовленные (научи дурака Богу молиться он и лоб расшибёт) на основе выжимки из самогона, сала, лука, редьки, чеснока, хрена и иной родственной им гадости.
Зато! Зато, и теперь уж, вне всякого сомнения, в их всемирном стаде функционировали бы и без вашего вмешательства, милые дамы, три доведённые до совершенства монополии (как минимум и как максимум): винно-водочная, табачная и автомобильная. И (чем чёрт не шутит!?), если бы даже такое убогое и ущербное сообщество не сгинуло бы и не провалилось бы в тартарары, тоТо что это была бы за жизнь???
Итак, Нина, обходя лужицы, островки снега и грязи, приближалась к Кондрашову. На ней был новенький, с иголочки светло-голубой плащ, на который ниспадали пышными волнами её тёмно-каштановые волосы. На ноги она надела туфельки на каблуках-шпильках, удачно гармонировавшие с её ладной фигурой и облегающей стан верхней одеждой. Её взволнованное лицо и сияющие глаза источали неизмеримое блаженство и ожидание комплиментов. На фоне приземлённого сельского пейзажа девушка смотрелась, словно Елена Прекрасная в разрушенной и разграбленной Трое.
В свете всего вышеизложенного становится объяснимым, что Кондрашов стушевался вкупе со своими резиновыми сапогами сорок второго размера, оптимально подходящими для деревенской слякоти. Он непроизвольно подтянулся, стремясь выглядеть выше и стройнее. Слова упрёка спешно канули с его языка в глотку, пищевод, желудок и куда-то ещё дальше. От недавнего нетерпения и максимализма сохранился лишь скромный жест, проявившийся в том, что Юрий выразительно постучал пальцем по циферблату часов, да и то, предварив это движение громким восклицанием: «Кгм-кгмЗдорово!Ты самая красивая девушка Ильска и его окрестностей!»
Щёки Нины в ответ вспыхнули ещё ярче благодарным румянцем. Провожатый протянул руку к её запястью, однако Самохина по-взрослому подхватила его под локоток, прижалась к нему, и они зашагали вдоль забора, не находя темы для разговора от церемонности и деликатности момента.
Ну и как я тебе? наконец осведомилась модница, ступая на дощатый тротуар, отчего её модельные туфельки звонко зацокали. Нравлюсь?
Не то слово, отвечал Кондрашов, стараясь не шлёпать сапогами по мокрым доскам. Я сражён наповал.
Хоть сейчас под венец? не успокаивалась девушка, продлевая период мужского признания в восхищении ею.
Нуесли жениха подыскать.
А ты-ы?
В таком-то виде? критически усмехнулся юноша.
Не то слово, отвечал Кондрашов, стараясь не шлёпать сапогами по мокрым доскам. Я сражён наповал.
Хоть сейчас под венец? не успокаивалась девушка, продлевая период мужского признания в восхищении ею.
Нуесли жениха подыскать.
А ты-ы?
В таком-то виде? критически усмехнулся юноша.
Ты для меня и такой бы сгодился, высказала ответную любезность первая деревенская красавица. В порядке особого исключения!
И на волнующем пике взаимной откровенности, путь парочке преградил перекрёсток, разбитый от распутицы в грязное месиво.
Ваши предложения, сударь, озабоченно обратилась Нина к Юрию, бережливо переступая в своих модельных «лодочках».
Нет таких преград, сударыня, что остановили бы русского первопроходца! проговорил тот с напускной невозмутимостью.
И не успела модница охнуть, как он подхватил её, плотно притиснул к груди и понёс через грязь.
Юра, так ты повёл бы меня к алтарю? касаясь его лица душистым локоном, томно проворковала девушка.
И она выдержала продолжительную паузу.
«Ох, и умеют же дамы задавать сложные вопросы в наиболее неподходящие моменты!» посетовал про себя озадаченный носильщик пикантной ноши, разом постигая на практике и особенности женского духовного устройства, и выбирая безопасный маршрут, а также храня молчание из-за перебора вариантов адекватного ответа.
Решение нелёгкой (в прямом и переносном смыслах) задачи осложняло три привходящих фактора. Во-первых, Самохина была ладной, но и весьма крупной девицей. Во-вторых, Юрий впервые в жизни удостоился чести прижимать к себе отнюдь не мешок с овсом, а «занозу сердешную». И это значило, что справиться с мужской миссией нужно было легко и элегантно: без пыхтения и сопения, всхлипов и кряхтения, надрыва и судорожных рывков. И, в-третьих, предстояло дать обязывающий ответ на тему, о которой он прежде всерьёз и не помышлял.
Потому Кондрашов, внешне легко паря с деликатным грузом над бездорожьем, внутренне действовал на пределе сил. Да к тому же посреди скользкого месива, когда ноги и без того разъезжались, как «у пьяного сивого мерина», его голову некстати посетило бедовое сравнение. Сравнение о том, что по комплекции Нина, пожалуй, несколько тяготеет к пресловутой Маньке из Большой Захотихи, а загнанный на футбольных тренировках кавалер (хоть и превосходящий её на полголовы в росте) к Манькиному папашке. «Сладкая парочка!» подумалось юноше.
И происходящее представилось ему в столь забавном свете, что он едва не расхохотался, а «потешная слабость» начала разгибать предательски задрожавшие пальцы. Благо, выручило то, что девушка с готовностью обхватила юношу обеими руками за шею и прильнула к нему.
Н-да! Несметное количество положительных эмоций отразилось бы на лице Юрия, прижимай он к себе «самую красивую девушку Ильска и его окрестностей» в иной ситуации. Теперь же он преимущественно мечтал о том, чтобы добраться до твердыни земной, откуда тротуар тянулся уже до самого клуба. И вполне объяснимо, что Кондрашов, выгадывая время, не нашёл ничего лучшего, как заторможено и неловко пошутить:
К алтарю?Ах да, в качестве надёжного стража с колуном
Вот ещё! чуть обиженно надула губки Нина. Я тебя вижу в качестве того, кому я позволила бы снять с меня фату! В нужное время и в нужном месте. Так как?
Мне же скоро осмьнадцать стукнет, поёрничал кандидат в женихи. И тогда забреет паренька военком
Надо, так я и армию пережду, настаивала на определённости Самохина. Так как: ждать?
Ждать. Конечно, ждать, облегчённо откликнулся тот невольно подсказанным самой девушкой ответом.
Взаправду?
Угу.
Вот таким образом и завершилась их первая душевная близость, которую одна сторона восприняла как неофициальную тайную помолвку, а вторая расценила в качестве ни к чему не обязывающего неопределённого обещания.
Кондрашов облегчённо вздохнул, поставив Нину на тротуар. А «конспиративная невеста» щедро вознаградила «замараевского рикшу» за заботу: вставая на ноги, недвусмысленно прихватила своими чувственными губами его горевшую от напряжения щёку.
5
В коридор клуба парочка вошла с опозданием, услышав разноголосицу, доносившуюся из кабинета заведующего. Соблюдая этикет и оберегая Самохину от возможных претензий за опоздание, Кондрашов распахнул двери и шагнул за порог первым, прикрывая собой спутницу.