И вот как-то, когда она приехала к родителям повидаться, а была она уже взрослой тридцатипятилетней тетей, друг мой с горечью посетовал:
Как-то, далеки мы стали друг от друга.
Они сидели в кафе вдвоем, выпивали. И дочь вдруг взорвалась:
А с чего нам быть близкими?! Ты посмотри, какие у нас с вами разговоры: как дела? Чо нового? Как погода? Как квартира, как живется, куда в отпуск? Кроме бытовых вопросов вы хоть о чем-то другом меня спросили?!
О чем? не понял друг.
Ну, ладно мама, но ты то умный мужик! Ты хоть раз поинтересовался, какие у меня личные проблемы, довольна ли я своей жизнью? Так вот по душам хоть раз поговорили?!
Ну, для таких разговоров у тебя, я считаю, муж есть. Вряд ли ты мне в чем-то исповедоваться будешь!
Муж есть, ответила дочь. А разговоров с ним нет. Все разговоры, как с вами бытовые. Понимаешь, он утром уходит на работу и там его жизнь. Какая я не знаю! Не допущена. Да и не надо мне. Это его жизнь. А наша с ним где? Я остаюсь дома ребенка ведь мы решили в сад не водить. Варю, стираю, потом веду его на развивающие занятия. Потом на английский язык. Потом домой. Кормлю всех ужином. Ну, если о чем-то поговорим, то опять о бытовых вопросах. А у него, у мужа, продолжает в голове крутиться его жизнь. Он звонит коллегам, они ему, что-то обсуждают. Я где-то сбоку. У него своя жизнь, у меня своя. Вместе общая только постель! Вот мы вроде все вместе, втроем, а я одинока.
Все наши друзья его друзья. Я опять остаюсь сбоку. Может, и роман у него там где-то в его той жизни. Я не знаю.
У всех так, грустно заметил мой друг. Вот и у нас с твоей мамой так.
Я заметила, ответила дочь. Значит, я повторяю твою судьбу.
Ну не такая и плохая эта судьба, сказал, утешая друг. Вот мы уже больше тридцати лет прожили и ничего.
А тебе выть иногда не хочется? спросила дочь. И помолчав, сама себе ответила:
А мне хочется!
***
Как у меня, у моего друга было много приятелей. Человек он был открытый, общительный.
А друга настоящего так за всю жизнь и не случилось. И вот как-то они с приятелем, все вместе с женами, веселой гурьбой высадились на загородной поляне на пикник. Шашлык, вино. Веселье шумело как всегда. И где-то, когда уже достаточно выпили, один из приятелей хлопнул по плечу моего друга.
Ты что такой сидишь задумчивый?
Да думаю, какаято тоска иногда грызет.
О чем тоска? Жизнь у тебя удалась!
Удалась. А тоска осталась.
Это знаешь почему? Надо по жизни бежать не останавливаясь. А если остановился на минутку, и задумался, зачем бежишь, тогда да, тоска!
***
Мы с моим другом иногда собираемся, выпиваем. И думаем: как же так, получается бежишь, окруженный близкими людьми, а живешь одиноким волком.
Не возвращайся
Огромные в пол-лица черные глаза смотрели из окна вслед удаляющегося Андрея.
Он на ходу, закутывался в серое старенькое пальто. Впереди была старая Октябрьская улица, позади уютная, маленькая квартира его девушки с огромными глазами.
Сейчас он повернется, помашет ей на прощание. Она также, молча и неподвижно, будет стоять у окна.
Это был обычный сценарий после их недолгих вечерних свиданий.
Он любил эту девушку до какого-то отчаяния, он начинал тосковать по ней, еще не расставшись. Он не знал, как спрятать это выражение мучительной его любви со своего лица.
А прятать надо было. Впереди была не только Октябрьская улица. Впереди была жена.
Девушку звали Маша, она жила одна, и любила Андрея, как-то серьезно и насовсем.
Так она ему говорила. Он отбивался потихоньку, говорил, что на совсем его нельзя любить, ведь он был женат. И вообще, его нельзя любить по той же причине.
Когда этот шутливый разговор возник у них первый раз, Маша спросила:
А что же с тобой тогда можно делать?
Ну, например, заниматься сексом! засмеялся Андрей.
Маша, молча, и быстро разделась, и коротко бросила:
Тогда быстро занимайся и уходи!
А Андрей остался. И пока, как ему от отчаяния казалось навсегда.
Маша была программистом и работала дома. И Андрей прибегал к ней почти каждый день, то срываясь в обед с работы на пару часиков, то вечером, тоже срываясь с работы пораньше.
Маша усаживала его на кухне, кидала на сковороду кусок мяса, быстро жарила, вываливала на тарелку зелень и усаживалась напротив него, подперев щеку, и молчала.
Что ты так на меня смотришь? Я есть стесняюсь! говорил Андрей.
Я люблю на тебя смотреть, объяснила Маша. Ты же мой!
Она терпеливо дожидалась, пока он дожует мясо.
Все? спрашивала она.
Брала его за руку и почти бежала с ним в спальню.
А поговорить?! кричал Андрей
Потом! уже целовала его Маша, расстегивая его и свою одежду.
Потом они лежали и говорили. Обо всем на свете. И в очередной раз никогда не могли вспомнить, о чем говорили.
Ты говорил, как меня любишь! напоминала Маша.
Разве? удивлялся Андрей.
А я говорила, как безумно люблю тебя!
Вот это, я точно помню!
Самое трудное для Андрея было, приходя домой, ужинать второй раз.
Ты могла бы не кормить меня? попросил как-то Андрей.
Нет, ответила Маша. Ты никогда не будешь моим мужем, а я хочу представлять себя твой женой.
Почему это я не могу стать твоим мужем?
А ты хочешь?
Нет, честно ответил Андрей.
Почему? интересовалась Маша.
Потому, что я вообще не хочу быть ничьим мужем. Хочу только все время быть с тобой.
А это не то же самое?
Нет. Тут главное слово «хочу». Хочу, прихожу, не хочу не прихожу.
Понятно. Хорошо устроился!
А ты почему не хочешь быть моей женой?
Ну, какой ты муж?! Ты хороший любовник. А муж плохой.
Это почему же?
Ну, ты же изменяешь свой жене?!
Ну, это ей. А тебе, может, не буду!
Андрюш, засмеялась Маша, эти слова ты будешь говорить другой женщине. Если влюбишься.
Они очень любили друг друга.
Моя девочка сейчас уже встала, думал Андрей, бреясь утром перед зеркалом.
Маша по утрам иногда ходила в офис.
Сейчас она одевает трусики тут, Андрей оглядывался на дверь ванной, чтобы жена внезапно не вошла и не увидела мгновенно оттопырившиеся трусы, сейчас она причесывает волосы. Так Какое платье она будет одевать?
Андрюша! Завтракать! вырывал Андрея из этого счастливого сна голос жены.
Когда Андрей долго не приходил, Маша не могла долго усидеть за компьютером. Она то и дело вставала, подходила к окну и подолгу вглядывалась в улицу, хотя знала, что сегодня он не придет.
Подошел Новый год. Раньше Андрей очень любил эти предновогодние дни беготня по украшенному городу за подарками, за продуктами к новогоднему столу, установка елки, вообще предчувствие чего-то нового, какого-то чуда, которое обязательно должно случиться, новогоднего праздника.
Вдруг он обнаружил, что сейчас он делал то же самое, но с какой-то тоской, и вроде как по обязанности.
Знаешь, говорил он Маше в их редкие из-за новогодних хлопот встреч, если бы я делал все это для тебя, для нашего с тобой нового года, я был бы также счастлив, как и раньше.
Для этого тебе нужно на мне жениться, грустно замечала Маша, а ты не хочешь.
И ты не хочешь
И я не хочу.
И когда они все же устроили в Машиной квартире Новогодний вечер за два дня до боя курантов с шампанским, икрой, все как полагается, и конечно бурным сексом в постели, Новый год для Андрея кончился.
Настоящую Новогоднюю ночь он проводил как бы на автомате.
Маша в эту Новогоднюю ночь была дома одна он знал это, она просто не нашла в себе сил веселиться на чужом празднике.
Было тоскливо.
Но он прошел, этот Новый год. Началась их жизнь. Жизнь вокруг них протекала отдельно, а их жизнь отдельно.
Настоящей была их жизнь
Как-то раз Маша повела Андрея к своей подруге в гости.
Андрей шапочно подругу знал встречал иногда их на улице вместе. Подруга была веселой, и вечер был веселым. Коронным номером Маша попросила подругу исполнить танец живота.
Знаешь, она классно танцует, шепнула она Андрею.
Подруга вышла переодеться, включила за дверью гостиной индийскую музыку и вошла.
Она была в национальных шароварах, а выше шаровар на ней ничего не было.
В магическом ритме изгибалась талия, мягко колыхались груди, эротично извивались бедра.
Убери его от меня, засмеялась подруга, окончив танец, а то он просто раздевает меня глазами. Или я сама разденусь!
Все, все! Пошли, сказала Маша Андрею. Концерт окончен.
Я надеюсь, ты к ней не вернешься, засмеялась Маша, целуя Андрея, когда он довел ее до дома.
Никогда! Пообещал Андрей.
Да она и не пустит, это же твоя подруга! добавил он для убедительности.
Маша как-то печально вздохнула:
Она пустит! подчеркнув слово «она»