Обретение же фокуса это истинное духовное рождение человека, момент подлинного соединения с Жизнью. Можете назвать это «крещением». И это второе рождение может отстоять от первого физического на много лет. А может что бывает очень часто не наступить вообще. Возможно, из такого понимания сюжета об Адаме и Еве я вижу не крест на Голгофе, а древо в саду Эдема, когда читаю: «Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились» (1 Петр 2.24), ибо «проклят всяк, висящий на древе» (Гал 3.13), то есть тот, кто сам не стал древом, не реализовал себя.
ПрикладноеЧто со всем этим делать? Решиться и переступить через животный страх, чтобы познать и принять свою природу. Она дана каждому из нас от рождения, уникальная, как роговица глаза или рисунок на пальцах, поэтому найти ее, следуя неким научным классификациям или тем более эталонам, невозможно. Нам попросту не с чем сравнивать свою самость. Хотя всю жизнь мы только это и делаем. Принимая то или иное решение в расфокусированном состоянии, мы, словно на костыли, опираемся на то, что находится вне нас: характеры родных и близких, мнения, социальные нормы и тренды. Между тем, сравнивать в подлинном поиске нужно только с самим собой.
Настало время перенести точку опоры решений на самый мощный фундамент нашу внутреннюю уникальность. От природы мы полностью соответствуем себе, то есть мы попросту счастливы: наш идеальный фокус когда-то обеспечивал 100 % совпадения «могу», «хочу» и «надо». Как? Вернемся в раннее детство большинства из нас.
Здесь мы здоровы, хорошо чувствуем, какой объем нагрузки для развития нам необходим, сколько спать и как восстанавливать силы. Мы не истязаем себя диетами, спортзалами, но при этом всегда бодры и нагружены физически.
При этом мы в достатке. Мы выражаем себя в огромном труде обучения, усвоения, осмысления (скорее всего, никогда больше в жизни мы не будем так трудиться, изучая окружающий мир, как в этот период). Проявляем себя в творчестве, еще не осознавая, как называется то шедевральное, что мы тайно вытворяем фломастерами на новых обоях. В ответ мы получаем достаточный поток благ в виде еды, безопасности и домашнего тепла.
Наше восприятие обострено мы искренне и безусловно радуемся и огорчаемся, усваивая все, что встречаем на своем пути, без фильтров и оценок. Именно в это время мы выдаем те мысли, которые родители раньше записывали в особые тетради, а сегодня тиражируют на весь мир в социальных сетях демонстрируем «мудрость не по годам».
Мы искренни в усвоении других в проявлении любви и принятии. В это время мы воспринимаем родных и близких, да и каждого встречного в их целостности: нежность так нежность, грубость так грубость, участие так участие, безразличие так безразличие. Так мы принимаем высочайшие законы Жизни и обретаем внутреннее разнообразие.
В детстве мы хорошо чувствуем поток быстро понимаем, что нужно дать нашим «богам», чтобы получить желаемое, и следуем этому пониманию. «Хорошим богам» мы дарим улыбки, «плохим» истерики. И все от души, по полной программе, до предела, по-настоящему.
Да, в детстве все было просто. Был в какой-то степени замкнутый мир мир нашей семьи. И основная масса нужных нам благ рождалась именно там. Сейчас диапазон взаимодействия расширился далеко за пределы родного дома. Но плохо нам не от того, что с «открытым миром» сложнее договориться, а от того, что мы не умеем с ним договариваться: покинув биологическое детство, морально мы так и не научились быть взрослыми. Мы действуем не из собственного центра, а на автопилоте из приобретенного характера, без полноценного учета нового контекста. К примеру, если мой отец видел в работодателях носителей несправедливости и вечно отстаивал свои права, я могу возвести такую борьбу в искусство, и не обязательно в той же сфере к примеру, пойду в правоохранительные органы или в надзорную систему и буду следить за «этими ушлыми предпринимателями». В худшем случае я полностью скопирую жизненный путь отца, зарывая в землю таланты, данные мне Богом.
Возвращение в Эдем это обретение собственного центра. Оно не случится в один момент: на пути к себе не помогут волшебные таблетки. Их попросту нет. Потребуются годы душевного и ментального труда: любое мастерство дается постепенно, по степени освоения приемов, по степени наработки практики. Нам нужно делать ровно то, что мы делали, когда учились ездить на велосипеде. Валимся направо руль вправо, валимся налево руль влево. Не резко, не глубоко. Не повернуть только стабилизироваться. И так, километр за километром, мы доводим размашистое вихляние до неуловимых глазу и неосознаваемых микродвижений это и есть мастерство.
Возвращение в Эдем это обретение собственного центра. Оно не случится в один момент: на пути к себе не помогут волшебные таблетки. Их попросту нет. Потребуются годы душевного и ментального труда: любое мастерство дается постепенно, по степени освоения приемов, по степени наработки практики. Нам нужно делать ровно то, что мы делали, когда учились ездить на велосипеде. Валимся направо руль вправо, валимся налево руль влево. Не резко, не глубоко. Не повернуть только стабилизироваться. И так, километр за километром, мы доводим размашистое вихляние до неуловимых глазу и неосознаваемых микродвижений это и есть мастерство.
А вот и критерии для «поворота руля»:
Радуюсь конкретным действиям, телесным ощущениям, мыслям, Жизни усиливаю эти причины радости. Мягко, постепенно не меняя резко привычный уклад, обучаюсь принимать и отдавать блага, то есть быть в потоке.
Часто раздражаюсь конкретным действиям, телесным ощущениям, мыслям, Жизни и не вижу в них перспективы своего профессионального или личного развития убираю причины раздражения, сохраняя концентрацию на потоке.
Почему именно эти два критерия радость и раздражение я выделяю? Потому что они даны нам природой. Радостью откликается наш внутренний мир, когда мы не противоречим ему и реализуем свой потенциал. Раздражением он откликается, когда мы систематически действуем против своей природы. Что произойдет, если раздражения становится много? Все просто: вначале приходит лень, потом злоба, далее хроническая лень, психосоматические заболевания, апатия и уныние. «Ноги не несут на эту работу, но до пенсии выслуги лет / перевода на должность осталось два года» А потом один миг и этому человеку уже ничего не надо: он оплатил здоровьем упорное движение против себя. Кто остался рад этому самоотречению?
Что касается радости, то она должна быть ровной. Не эйфория, но и не ноль. Назовем это стабильным плюсом постоянный эмоциональный подъем, связанный с деятельностью. Радость в большей степени духовное состояние, нежели биохимическое. Да, на уровне тела она связана с эндокринной системой, но важно понимать, что изменение гормонального фона это не причина, а следствие нашего взаимодействия с Жизнью. Поэтому адреналиновая или алкогольная зависимость, которыми часто пытаются компенсировать постоянный недостаток радости, дают человеку лишь ее суррогат, отдаляя его от понимания своей природы и поощряя дальнейшее саморазрушение.
Будьте внимательны: эмоциональный фон по этим критериям важно отслеживать не просто в моменте, а в динамике. Чтобы не перепутать психологический дискомфорт при освоении новых навыков или естественное сопротивление изменениям с раздражением, а эйфорию с радостью.
Эти простые критерии позволяют постепенно убрать из жизни все, что не соответствует нашей природе и отбирает физические и душевные силы. Заполнив высвобожденное время тем, что, напротив, реализует наши таланты, мы наполняем радостью каждый день.
ПерспективноеТеперь важно осознать объем предстоящей работы по обретению фокуса совмещению трех сфер: хочу, могу и надо. Мудрые предки тысячу лет назад обозначили каждое из таких рассогласований конкретным грехом.
Масштаб гордыни характеризует размах борьбы со страстями, то есть масштаб рассогласования между желаниями и усвоенными нормами: хочу, но не надо или надо, но не хочу. Именно гордыня разрушала Раскольникова одного из героев произведения Федора Михайловича Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Чем больше человеку в ходе воспитания дается знаний и навыков на фоне поставленных и принятых им запретов и ограничений, тем большую гордыню он обретает. Он умеет брать, но не умеет отдавать. Иной раз именно эти «великие» люди строят целые империи и еще при жизни разрушают или теряют их.
Тщеславие указывает на масштаб маниакальности человека, на размах несовпадения между его «хочу» и «могу». Это оно бросает нас в погоню за статусом и его атрибутами, за обладанием, покорением и подчинением. Чем более в детстве подавлялась наша воля самовыражения, тем большее тщеславие в нас увидит мир. Носители этого греха в своем максимальном проявлении умеют отдавать, но не умеют брать. Они сконцентрированы в большей степени на внешних атрибутах статуса: дипломах, званиях, почете, премиях и т. д.
И, наконец, масштаб уныния человека указывает на размах программы самоуничтожения, на сбитое соотношение между «надо» и «могу». Унылый человек чаще всего встречается во все времена. В своем максимальном проявлении он обычно сидит по одну сторону экрана, когда по другую разыгрываются спектакли между гордыней и тщеславием. Чем более в детстве на него транслировали свои несбывшиеся планы и надежды и чем больше он принимал их как свой долг, отрекаясь от себя подлинного, тем масштабнее уныние, что он несет по жизни. Унылый человек не умеет ни брать, ни отдавать, а потому не интересен ни тщеславным, ни гордецам. Он неосознанно выключает себя из потока Жизни.