Мы радовались как дети. Напрыгавшись до упаду мы отправились в обратный путь. Пройдя уже с полкилометра, Павел Тимофеевич, наш старший сотрудник, всех остановил. Мы забыли. Нужно сделать общую фотографию, для отчета! -хриплым голосом выпалил Павел Тимофеевич. Перечить никто не стал. Мы вернулись. Теперь нам предстояло найти место для фотосессии. Мы осмотрелись. Кругом была такая красотища!
Сосны, ели, береза мы не могли их обхватить и вдесятером, а их крона уходила далеко в небо куда-то за облака. Звери, дикие звери, кабаны, лоси, зайцы мирно паслись на опушке не обращая на нас никакого внимания. Растения, кустарники, которые должны были, вроде бы, готовиться уже к спячке, благоухали и разливались в разноцветие. Неописуемые виды. Мы начали даже спорить. -Айда сюда созывал я всех, указывая на заросли малины. Нет. Здесь получше! кричал Павел Тимофеевич, топая ногами. Или лесной воздух нас одурманил, или сказочный пейзаж, но не успели мы сделать и пару кадров, как остолбенели. Как такое возможно только что солнце стояло в зените, а сейчас темень, не видно не зги. Так. Без истерики. Сейчас найдем дорогу пытался успокоить всех Павел Тимофеевич. -Возьмитесь за руки и выдвигаемся- скомандовал наш старший сотрудник. Мы образовали живую цепь и пошли вслед за нашим предводителем. Сколько по времени мы блуждали по лесу я не знаю, наши проверенные походные часы показывали у всех абсолютно разное время. В каком направлении мы двигались, тоже было не разобрать, так как стрелка компаса крутилась словно пропеллер самолета. Все. Привал. Звезд не видно. Ждем рассвета, -уже дрожащим голосом прошептал Павел Тимофеевич. Мы всем табором залезли в дупло старого дуба и, прижавшись друг к другу, уснули. Поутру нас разбудили лучики солнца и трели птиц. Пока мы спали, Павел Тимофеевич где-то раздобыл дикого меда. Подкрепившись лесным нектаром мы отправились по направлению к солнцу. Павел Тимофеевич время от времени корректировал наше движение пользуясь природным навигатором. В этом наш руководитель был ас. Несмотря на то, что наше незапланированно путешествие немного затянулось и большинство из нас хотели наконец-то уже выбраться из лесной чащи и окунуться в блага цивилизации, улыбка с наших лиц не сходила. Мы пели, шутили и скакали по кустам как козы. К вечеру наша прыть поубавилась, а когда мы вышли к тому же месту откуда утром начали путь -к старому дубу мы взвыли сродни волчьей стае. Не может быть! В этом лесу не работает ни один ориентир! Он заколдованный! в свое оправдание кричал Павел Тимофеевич. Мы же направили свои укоризненные взгляды в сторону нашего старшего руководителя, залезли в дупло и уснули. Поутру, уже следуя традиции, мы подзаправились медом диких пчел, залили в себя кружки по три чая из зверобоя, извинились перед Павлом
Тимофеевичем и шагнули в заросли Кизильника. Теперь наши координаты мы сверяли сообща, применяя весь наш накопленный опыт и были уверены, что через пару часов будем уже в гостинице. Но вы не поверите, все повторилось, к вечеру мы опять оказались у старого дуба. Еще раз извинившись перед Павлом Тимофеевичем, мы залезли в дупло и уснули. Мне кажется, наше блуждание по кругу продолжалось бы вечно, если бы на утро нас случайно не обнаружили грибники. Вы что, не местные? Не знали про наш лес? И пословицу не слышали? смеялись они над нами. Тут-то я и вспомнил про ту фразу из детства и мне стало понятно, почему бабушка тогда так злилась. Грибники нам рассказали, что в Боровецком лесу каждый день кто-то теряется, но рано или поздно их обязательно находят живыми и здоровыми, а некоторые даже на несколько лет моложе становятся, якобы данный факт медицина зафиксировала. Но дать ответы на все вопросы чуда-природы пока ни один ученый так и не смог. Грибники вывели нас из леса и проводили до дверей отеля. Вы это, на лес не обижайтесь. Он хороший. Шуткует просто малость. Но Вам обязательно захочется к нам вернуться, уже прощаясь сказали нам грибники. Они не обманули. И теперь, каждый год я оформляю на работе отпуск и приезжаю в Набережные Челны с одной лишь целью заблудиться в Боровецком лесу на недельку-другую.
Сейчас бы ба-а-ахнуть!
Воскресным утром начальник военной призывной комиссии Павел Васильевич Пирожков, мужчина средних лет, с пивным животиком и небольшой залысиной на затылке, сидел за обеденным столом в одних трусах и давил мух.
Сейчас бы ба-а-ахнуть!
Воскресным утром начальник военной призывной комиссии Павел Васильевич Пирожков, мужчина средних лет, с пивным животиком и небольшой залысиной на затылке, сидел за обеденным столом в одних трусах и давил мух.
Все сегодня раздражало Павла Васильевича: и яркое летнее солнце за окном, и пение птиц, и смех детворы во дворе, да, собственно, никогда и не нравился ему весь этот, как он выражался, слащавый антураж.
Время от времени, неожиданно для самого себя, Павел Васильевич, подпрыгивал и начинал безумно орать: Сейчас бы ба-а-ахнуть!Ба-а-ахну-уть!Ахнууть! да так громко он горланил, что возникало многократное эхо, которое разлеталось по всем этажам старой хрущевки, приобретая зловещий оттенок, от чего не только собаки, но даже кошки начинали завывать.
Что означало это «ба-ахнуть», какой смысл несло для жителей пятиэтажки оставалось загадкой. Соседи делали разные догадки, кто-то предполагал, что Павел Васильевич хочет опохмелиться, ну, типа бахнуть выпить стопочку, но эта версия быстро растворилась сама собой, т.к., во-первых, он никогда не употреблял этот факт подтверждали бабушки у подъезда, а они-то уж пары зеленого змия учуяли бы за версту; во-вторых, Митька с первого этажа напрямую предлагал Пирожкову посидеть, намекая на пол-литра Челнинской, но тот только отмахнулся. Ходили разговоры и совсем уж жуткие, говорили, мол, Павел Васильевич счеты с жизнью хочет свести, бахнуть имеется ввиду застрелиться желает, но по этому поводу можно было не волноваться, весь город знал, что хоть Пирожков и при майорских погонах, в жизни он в руках не держал пистолета, один раз, конечно, было у него на срочке после присяги их в оружейку повели для ознокомства, так там он каким-то чудом, возможно, ружье не удержал или еще какая ситуация вышла, но умудрился он штык-ножом себе ногу покалечить. После лечения в госпитале его сразу же комиссовали на гражданку, а здесь его уж дядька-прокурор в военкомат пристроил, с тех пор он опаснее карандаша и вилки ничего и не держал.
В общем, по итогу, перебрав все возможные объяснения, странному поведению Павла Васильевича, соседи стали считать, что в тот момент, когда он в очередной раз начинает орать свое «сейчас бы ба-ахнуть», он просто находится не в своем уме, и старались в эти минуты подальше держаться от его дверей.
В свою очередь, Павел Васильевич не раз наблюдая в окно за соседями, неоднократно приходил к выводу, что у них не все в порядке с головой. К примеру, для чего они, возвратясь с работы, вынаряживаются в вечерние платья и поспешают, допустим, в театр или на концерт? Отчего радуются первому упавшему снегу или поют песни? озадачивался Павел Васильевич и почитал все это за синдром ненормальности, и одно время даже носил маску, боясь заразиться, но, поняв, что воздушно-капельным путем данный вирус не передается, просто ограничился тем, что стал сторониться своих соседей по дому и, на всякий случай, пересмотрел все свои увлечения и занятия, которые могли быть схожими с симптомами опасной болезни, а убедившись в отсутствии таковых, окончательно успокоился, но не остановился.. Изо дня в день он старался выявлять и вычеркивать из своего бытия все то, что он считал угрозой для нормальной жизни. Так он перестал отмечать все праздники, оставив для внимания только даты военных сражений, даже календарный год Павел Васильевич условно поделил на два времени весну и осень, а потом и вовсе заменил их на периоды призывной и непризывной, зиму и лето вычеркнул за ненадобностью. В планах у Павла Васильевича, конечно, стояла цель упростить год до одного периода призывного, но пока он не находил решения. Непризывной период Павел Васильевич не любил в особенности, коридоры военкомата в это время были безлюдны. Дырокол со скоросшивателем простаивали впустую. Даже поговорить ему было не с кем, можно было, конечно, зайти к полковнику Егору Тимофеевичу, ветерану войны, но он разговоры на военную тему не поддерживал, а если настаивать, то мог и в морду дать. С гражданскими у Павла Васильевича уже давно разговор не ладился, они всегда один и тот же вопрос задавали ему: зачем, говорят, учить одних людей убивать других?, на что Павел Васильевич четко отвечал: «Положено! Гражданский долг!» после чего с силой захлопывал дверь и уходил бродить по коридорам военкомата в полном одиночестве, заставляя время от времени вздрагивать своих коллег от неожиданного «сейчас бы ба-ахнуть!». Когда наступал призывной период, Павел Васильевич расцветал, у него даже появлялась улыбка на лице. Коридоры военкомата мгновенно наполнялись бритоголовыми мальчишками, а дырокол со скоросшивателем начинали работать бесперебойно. Работал Пирожков в это период не покладая рук. Какой бы план по призыву не давали Павлу Васильевичу, он его с легкостью перевыполнял и в три и, даже, в пять раз, отчего его результатами одно время даже из столицы интересовались и попросили раскрыть секреты эффективного метода работы, на что Павел Васильевич коротко рапортовал: «Секретов нет, у меня все просто, девиз один: будешь годен пойдешь в армию, не будешь годен не пойдешь в армию. Тут два варианта, третьего не дано». Лукавил, конечно, Павел Васильевич, был у него и третий, и пятый, и десятый варианты. Если, допустим, приходит к нему студент с законной отсрочкой от службы, так Павел Васильевич в деканат мигом звонит, и на утро студент уже в шинели марширует, а если по здоровью какой призывник не проходит, так Павел Васильевич лично диагноз правит, а коли уж и вовсе упертый мальчишка, так он его диспансером для душевнобольных стращает, связи, говорят, у него и там есть. Но обманом Павел Васильевич данный факт не считал и не находил это поводом для стыда, а если и возникали проблески сомнения в его голове, то он жестко отвечал своему сознанию: «Служба превыше всего!»