Русские не забыли пугачевщину, жарко говорил Леонид Леонидович. Терпят, терпят, а потом снимаются с места и выходят на большую дорогу. Эти дети станут караулить на дорогах мэров и губернаторов, взрывать поезда и атомные станции. Пресекать на корню! Беспощадно!
Хотел сообщить, Леонид Леонидович, Москва насыщается черными магами. Под видом художников, блогеров, публицистов. Они собирают черную энергию, как черные пчелы собирают черный мед. Эту черную энергию они превращают в сгустки, направляют в Кремль. Мне все трудней с ними бороться, Леонид Леонидович, горный хрусталь в глазу Светоча источал аметистовый луч. Этот чуткий луч был направлен в окно, где круглись серебряные купола Архангельского собора, и за ними в дымке переливалась Москва.
Кто насыщает Москву магами? Магами или бумагами? неудачно съязвил Леонид Леонидович.
У меня нет достоверного ответа. Возможно, один из тех, кто называет себя вашим другом.
Шаронов? У него бегающие глаза предателя. Он дружил с лондонским мерзавцем, который, «уходя, выключил свет». Теперь он создает какое-то «космическое государство» вместо Государства Российского!
Это не Шаронов. Но тот, кого вы очень близко к себе подпустили.
Он тоже «уйдет, выключив свет»!
Когда лондонский предатель, голый, стоял на коленях в ванной, и ему затягивали на горле шарф, он умолял о пощаде. Возносил вам хвалу. Уверял, что знает имена заговорщиков. Но не успел назвать. Умер от разрыва сердца.
Значит, заговор существует? Что говорит твое колдовское знание?
Чувствую, что заговор существует. В самом близком окружении. Но пока не могу доказать, горный хрусталь переливался радугами. Светоч менял частоту излучения, старался настроить волшебный лазер на искомую цель. Но цель ускользала.
Кругом предатели, только и ждут моего конца. Уйду из Кремля, покину кабинет, и начнется! Спустят на меня всех бешенных псов. Чтобы самим уцелеть, станут меня топить. Писаки ничтожные уже романы свои написали, держат в столах. Дескать, московские дома я взорвал! И подводную лодку с моряками я потопил! И политиков оппозиционных, кому пуля, кого в тюрьму! И тех журналюг, которые сунулись в Центрально-африканскую республику! Кровавый режим Троевидова! Детей избивал дубинами! Отравителей посылал за границу! Сам вор, украл несметные миллиарды, лежат в зарубежных банках! Дружкам своим на разграбление отдал Россию! В Сирию русских солдат умирать посылал! Крым украл у нищенки-Украины! «Русскую весну» подавил на Донбассе! Курилы хотел отдать! С Западом рассорился, экономику России загробил! Гонку вооружений развязал! Имперскую традицию возродил! Сталинистов поддерживал! Что еще? Потепление климата устроил? Кеннеди застрелил? Царевича Дмитрия зарезал? Леонид Леонидович стенал. Видел, как из всех углов смотрят на него ненавидящие глаза, хохочут слюнявые рты. Эти ненавидящие глаза во все времена появлялись из темных углов. Ядовитый смех всегда раздавался за спиной падающего кумира. Народ предавал кумиров. Так предали царя Николая, предали Сталина, валили статуи, вытаскивали ночью из мавзолея. Так предали Хрущева, вышвырнули, как шелудивого щенка, из власти. Так предали Брежнева, создали из него чучело, увешенное орденами. Так предали Андропова, отключив искусственную почку. Так измывались над старым Черненко, который задыхался от астмы. Так глумились над Горбачевым, который укрылся в Форосе. Так спаивали Ельцина, превратили его в животное. И ему, Троевидову, уготована та же участь? Участь русского вождя и правителя?
Вы, Леонид Леонидович, самый великий русский правитель. Вы создали Государство Российское. Без вас не было бы России, не было бы народа. В вас вселился Бог, и вы с его помощью возродили Россию.
Это не Бог. Это Птица русской истории! страстно подхватил Леонид Леонидович.
Здоровый глаз Светоча сиял. Преданно взирал на Президента. Горный хрусталь в пустой глазнице казался бриллиантом. Леонид Леонидович благодарно смотрел на того, кто однажды уже спас его от смерти. Спасет и второй раз.
Есть еще одна информация, Леонид Леонидович. Наша разведка сообщает, что в состав военно-морского флота США поступила секретная лодка-малютка с миниатюрным атомным двигателем и дальнобойным лазером. Лодка, не всплывая, способна сбивать воздушные цели, следующие над акваторией. На верфи в штате Мэн были построены три лодки подобного типа. Две из них направлены в Средиземное море, к берегам Сирии. Третья прошла проливы и находится в Черном море. В этой связи, Леонид Леонидович, следует пересмотреть маршруты ваших вылетов из Сочи. До минимума сократить время пребывания над морем. Я на этом настаиваю.
Мерзавцы! Леонид Леонидович издал звук, похожий на рык, Зовут на переговоры в Женеву, а сами готовят на меня покушение! Пусть командующий Черноморским флотом пошлет в море все противолодочные корабли! Поднимет в воздух всю противолодочную авиацию! Заметят лодку в территориальных водах, топить безжалостно!
Леонид Леонидович чувствовал, как обступили его враги, караулят в небе, в море, в золоченых дворцах, на русских дорогах. Он вцепился пальцами в край стола, так что ногти его побелели.
Скажи мне, Антон Ярославович, обратился он к Светочу, Как ты думаешь, зачем я учредил пост вице-президента?
Светоч задумался, собираясь дать осторожный ответ. Но вдруг вскочил, метнулся к окну. Раскинул руки, надвинулся на стекло, словно хотел закрыть окно грудью.
Леонид Леонидович видел, как сотрясается Светоч, словно в грудь ему наносили удары кувалдой. После нескольких страшных ударов Светоч осел на пол, бессильно свесил голову.
Леонид Леонидович заметил, как с потолка осыпается серая пудра, крохотные чешуйки пепла. Это Светоч отразил грудью сгусток тьмы, посланный магом. В который раз заслонил Леонида Леонидовича от гибели.
Глава пятая
Винтомоторный разведчик АН-12 возвращался на военно-воздушную базу Хмеймим. В салоне, на столе была развернута карта Сирии с районами боевых действий, зонами ответственности, которые контролировали американцы, иранцы, турки. Были отмечены территории, где размещались курдские боевые отряды и подразделения Хизбаллы. Стрелы указывали наступления сирийской армии. Были начертаны цели, по которым наносила удары русская авиация. Вся карта с коричневыми горами и зеленью долин, с синим языком Средиземного моря, была в разноцветных значках, по которым скользила указка. Ее держал начальник разведки, громадного роста полковник с грубым лицом, напоминавшим стиснутый кулак так близко друг к другу располагались синие глазки, курносый нос, неправильный рот. Все это было окружено могучими складками, хрящами и жилами.
Три другие офицера следили за указкой, переспрашивали командира. Его зазубренный хриплый голос сливался с металлическим гулом мора. Солнце сквозь иллюминатор то ярко озаряло карту с красными и синими метинами, то уходило из салона, когда самолет менял курс, отворачивал от районов, где мог находиться противник с переносными зенитно-ракетными комплексами.
Самолет совершал облет территорий, где проходили конвои с гуманитарными грузами. Прокладывал безопасные трассы, по которым конвои могли беспрепятственно достигнуть пунктов назначения.
Здесь надо брать северней. Правильно я говорю? Идти по грунтовкам, под прикрытием сирийских укрепрайонов, начальник разведки шевелил выгоревшими бровями, кривил рот, словно хотел раздвинуть мешавшие говорить скулы. Но те давили, как тиски. На прошлой неделе дурни-голландцы направили конвой к курдам, а наши долбанули их по-полной. Сожгли шесть машин. Опять в комиссии американцы драли глотки. Нам это нужно, я спрашиваю?
Американцы и по грунтовкам свои конвои пустят под наши бомбы. Им повод нужен, чтоб глотки в комиссии драть, замначальника разведки бил в карту ногтем с черной подковкой грязи.
Подполковник Александр Трофимович Верхотурцев не вступал в разговор. Он присел у иллюминатора, глядя на закопченный алюминиевый кожух двигателя, на стрекозиный блеск винта. Ему слышалось, что мотор поет железную песню. Верхотурцев подбирал под песню слова. Оказывалось, что на этот напев одинаково ложатся слова колыбельной и военного марша.
Лоб, который подполковник прижал к иллюминатору, был в пятнистом загаре, словно некоторые участки кожи были нечувствительны к солнцу. Щеки чуть впали, как у худых подвижных людей, отчего серые глаза под густыми бровями казались большими. Нос узкий, прямой. Уголки рта слегка опущены, отчего лицо казалось печальным. До тех пор, пока Александр Трофимович ни улыбался такой открытой и радушной улыбкой, что другие улыбались в ответ. Форма под цвет пустыни сидела на нем ловко и даже щеголевато. Было видно, что и в боевых условиях он следит за собой. Погоны на прямых плечах не мялись. От волос пахло слабым одеколоном.
Подполковник Верхотурцев видел тень самолета, которая скользила по серым холмам, желтоватым предгорьям. Мучнисто белели дороги, в них вливались тропы. Горстки домов были окружены зелеными полями, но зелень была неяркой, блеклой, словно поля были побиты засухой.