Глава IV
Освободить вагоны! Все, живо! громкий голос военного выдернул Мари из беспокойного сна. Еще толком не соображая, девушка вскочила, схватила свою сумку и на ощупь отыскала руку Иссура. Тот крепко сжал ладонь подруги, и дети вывалились из поезда вместе с толпой «переезжающих». Где-то впереди кричали:
Женщины в левую колонну, мужчины в правую! Дети до 14-ти к женщинам, после к мужчинам!
Друзья завернули направо и устроились в первых рядах. В «женской» колонне Иссур заметил свою маму. Она ободряюще улыбнулась сыну и помахала рукой. Всюду шумели: плакали дети, возмущались их родители. Немцы беспрестанно кричали «быстрее, живее!» и подгоняли медлительных, а военные собаки громко лаяли, будто копируя поведение владельцев.
Как думаешь, зачем нас разделяют? шепнула Мари другу.
Может, им так удобней, постарался максимально уверенно ответить мальчик. На самом деле он тоже недоумевал. Наконец, распределение закончилось. Вдруг военные начали отбирать у приезжих багаж. Шум усилился. Кто-то отчаянно сопротивлялся, а кто-то в страхе разжимал руки и отдавал вещи сразу. Сердце Иссура екнуло. У мамы в чемодане лежат ценнейшие украшения, которые достались ей в наследство, семейная реликвия. А у папы дорогие часы с позолотой и кошелек со всеми их сбережениями. Свою сумку он отдал немцу не задумываясь. Мари тоже добровольно лишилась своего багажа. Мама не стала протестовать, и сама протянула чемодан, но по ее лицу пробежала болезненная судорога. Реакцию отца мальчик не смог увидеть он стоял где-то далеко позади. Когда «процедура» была окончательно завершена, впереди каждой колонны встало по двое военных, и людей повели к длинному зданию со множеством труб в крыше. Ворота распахнулись, толпа прошла сквозь них, и детям открылась огромная зеленая долина, почему-то со всех сторон огороженная забором из колючей проволоки. Каждую группу завели в отдельный каменный барак. Иссур нашел маму глазами и молча с ней попрощался. Та кивнула и вновь улыбнулась, через силу, но улыбнулась. В то мгновение мальчика пронзило чувство обеспокоенности и страха. Вдруг они прощаются надолго? Когда он еще увидит маму? За последним вошедшим человеком захлопнулась дверь. Отец подошел к сыну и приобнял его за плечи:
Все с мамой будет хорошо. Мы точно скоро увидимся. Но это кошмар, просто кошмар. Без спроса отбирать личные вещи! Даже уличный хулиган, и тот не стал бы так нагло красть бумажник! Жаль, что в этой толчее я совсем забыл про жалобу Что ж Придется ждать, пока не представится случай.
Лежа на ледяном полу, от которого сильно несло хлоркой, Иссур буквально молился о том, чтобы этот случай не принес очередное разочарование.
Разбудил людей в бараке все тот же грубый голос:
Мужчинам встать! Дети пока на месте!
Иссур поднял голову и отыскал глазами папу. Он уже встал в строй, заметил на себе взгляд сына и коротко кивнул мальчику. Мари, ничего не осознавая спросонья, вскочила и ринулась было к колонне, но Иссур удержал девочку за рукав.
Это не нам приказ. Спи дальше.
Мужчины покинули место ночлега, и дверь за ними вновь заперлась на задвижку.
Однако дети уже не смогли заснуть. Необъяснимая тревога держала их глаза открытыми. Мари подползла поближе к другу и прижалась к нему спиной. Через зарешеченное окошко пробивался бледный свет. Раннее утро заглядывало в барак и восходящее солнце сочувственно гладило теплеющими лучами уставшие лица заключенных.
Через несколько часов пришли и за детьми. Военные повели их в сауну. По пути друзья перешептывались между собой и размышляли, когда же, наконец, они увидят своих родителей. В сауне всем приказали раздеться. Мари залилась краской. Иссур понял подругу и отвернулся. Далее детей начали регистрировать. Немцы постоянно смеялись и унижали более взрослых девушек, под чью категорию попала и Мари.
Это вообще девчонка или мальчуган? Волосы короткие, и спереди нет ничего, так сказать, женственного! Вот же народили оборванцев! Будешь, раз такая «неправильная», с парнями работать. Нечего тебе венки из цветочков вязать да платья шить. на этих словах офицер громко расхохотался. Мари захотелось съежиться, стать маленьким клубком и укатиться из этой сауны куда подальше. К глазам подступили горячие слезы обиды. Иссур положил теплую ладонь на плечо подруги, наклонился и почти неслышно сказал: