Всё будет сделано, господин барон, не беспокойтесь, поклонился приказчик.
***Ну что, отче, пожалуй, пришло время встретиться с доктором Мартинусом Лютером, как ты полагаешь? спросил Вольфгер, зайдя в комнату монаха на постоялом дворе.
Воистину пришло, взволнованно ответил тот, ведь сколько уже времени потеряно! Скоро Рождество, а дело так и не сдвинулось. Когда пойдём?
Да вот прямо сейчас и пойдём, одевайся.
***Лютер жил довольно далеко от постоялого двора. Кухонный мальчишка, отправленный хозяйкой провожатым, радовался неожиданно обретённой свободе и развлекался вовсю. Он как щенок носился вокруг Вольфгера и отца Ионы, на ходу лепил снежки и швырял их в каменные фигурки химер и горгулий на карнизах и вообще во всё, что попадалось ему на глаза. У парнишки покраснели руки, текло из носа, он то и дело поправлял опорки на ногах и запахивал драный кафтанчик, но холода не чувствовал и выглядел совершенно счастливым. Глядя на него, Вольфгер грустно улыбнулся настолько незатейливое детское счастье не вязалось с мрачной угрозой, нависшей над миром.
Наконец они подошли к дому, отгороженному от улицы высокой стеной из красного кирпича.
Это здесь, благородные господа! заявил мальчишка, вытирая нос рукавом. Поймав на лету монетку, он взвизгнул от радости, крутнулся на пятках и убежал.
Пройдя под аркой, Вольфгер и монах оказались в узком и неуютном дворе. Что-то в нём было не так.
Глянь, отче, а снег-то нетоптаный, заметил барон. Почему?
А ведь и правда, я и внимания не обратил. Но, может, есть другой вход?
Может, и есть, только дом всё равно выглядит мёртвым, вон и ставни закрыты, да их, по-моему, с лета не открывали. Сдаётся мне, парнишка перепутал дом.
Глянь, а из трубы-то дымок вьётся, сказал отец Иона, значит, в доме всё-таки живут. Давай постучим!
Вольфгер подошёл к двери, нашёл молоток на цепочке и несколько раз сильно ударил. Тишина.
Похоже, никого там нет, сказал он.
Постучи ещё.
Ну хорошо, пожал плечами Вольфгер и загрохотал в дверь изо всех сил.
Внезапно монах перехватил руку барона:
Стой, стой, хватит! Этак ты весь дом разнесёшь! Кажется, кто-то идёт, не слышишь разве?
Вольфгер отпустил молоток и прислушался. К двери приближались медленные, шаркающие шаги. Загремел засов, дверь приоткрылась и из-за неё показалась голова древней старухи в чепце из серого полотна.
Никого нет дома! прошамкала она. Уходите, благородные господа!
Нам нужно повидаться с доктором Лютером начал Вольфгер.
Нет его! с той же интонацией повторила старуха. Уходите, уходите, а не то я позову стражу!
Почтенная фрау, мягко сказал отец Иона, отодвинув в сторону Вольфгера, который начал злиться на вздорную старуху. Мы приехали из самого Дрездена, столицы курфюршества. Столь долгий и опасный путь мы проделали исключительно для того, чтобы повидаться с доктором Лютером. Эта встреча очень важна для нас. Вы говорите, что хозяина сейчас нет дома, пусть так. Но тогда хоть скажите, когда нам прийти в другой раз, чтобы застать его. Прошу, ответьте, не захлопывайте дверь у нас перед носом.
Однако даже вид пожилого благообразного человека, похожего на монаха, не смягчил старуху.
Не смейте ломиться в дом! Доктор Лютер давно не живёт здесь, он уехал, а когда вернётся, не знаю! Я здесь одна, меня оставили, как собаку, стеречь дом! Уходите!
Улучив момент, старуха неожиданно захлопнула дверь. Послышался лязг засова и удаляющиеся шаги.
Вот и поговорили упавшим голосом сказал отец Иона.
Старая ведьма! сплюнул на снег Вольфгер. Ну надо же случиться такому невезению!
И что теперь делать? спросил монах Где мы будем искать Лютера? Куда он уехал? Зачем?
Понятия не имею, задумчиво ответил Вольфгер, подбрасывая снег носком сапога. Хотя, знаешь, мне кое-что пришло в голову. Помнишь, секретарь Альбрехта Бранденбургского называл нам имена людей, с которыми можно будет в случае чего встретиться в Виттенберге?
Так не помню, ответил отец Иона, имена я записал, но записи вот горе! остались на постоялом дворе, придётся возвращаться.
Совсем никого не помнишь? Ты же монах, у тебя память должна быть лучше моей!
А лет-то мне сколько, а? Постой, он вроде говорил про бургомистра. Он местный богатей, художник и покровитель Лютера. Кажется, его фамилия Кранах или как-то так.
А лет-то мне сколько, а? Постой, он вроде говорил про бургомистра. Он местный богатей, художник и покровитель Лютера. Кажется, его фамилия Кранах или как-то так.
Ну вот, а ты говоришь память плохая! повеселел Вольфгер. Точно! Теперь и я вспомнил, Лукас Кранах, вот как его зовут! И он не только покровитель, а даже друг Лютера. Пошли к нему, уж бургомистр-то наверняка знает, куда уехал его друг и профессор местного университета!
Молодец, мальчик мой, кивнул монах. Это ты хорошо придумал. Но послушай-ка, а бургомистр нас примет?
Не забывай: я фрайхерр фон Экк! задрал нос Вольфгер. Наш род один из древнейших и богатейших в империи. Пусть только попробует не принять! Ладно, пошли. Мы вроде бы недалеко ушли от рыночной площади, хотя улицы здесь как моток шерсти. Магистрат у рынка, думаю, не заблудимся.
Они быстро вернулись в центр города и отыскали здание магистрата, но им не повезло: бургомистр сегодня на службу прибыть не изволил, а работал дома. Пришлось идти туда. В доме бургомистра навстречу барону и монаху вышел толстый слуга в ливрее, на которой был вышит герб Кранахов: крылатый змей с изумрудом в пасти. Такой же герб красовался на щите, висящем на стене.
Что-то я такого уродца в гербовнике не помню, тихонько хмыкнул Вольфгер. Передай своему господину, что фрайхерр Вольфгер фон Экк желает повидаться с ним по важному делу, приказал барон слуге, скидывая ему на руки плащ. Тот важно кивнул и удалился вглубь дома, а Вольфгер подошёл к кафельной печке и с наслаждением стал греть замёрзшие руки. Отец Иона прислонился к печи спиной. Судя по прихожей, бургомистр Виттенберга был человеком богатым и жил на широкую ногу. Хорошая мебель, наборный паркет, начищенные бронзовые подсвечники с дорогими восковыми свечами.
Господин бургомистр примет вас в мастерской, пожалуйте сюда, объявил вернувшийся к гостям слуга.
Они прошли через анфиладу парадных комнат и попали в мастерскую, большую прямоугольную залу, одна стена которой выходила в сад и была застеклена. Несмотря на то, что в мастерской топились две печи, было холодновато, от окна ощутимо дуло. Остальные стены были увешены картинами, рисунками и гравюрами. Некоторые полотна в рамах стояли на полу, а холсты свёрнуты в трубки. В комнате пахло краской, скипидаром, растительным маслом и ещё чем-то резким и незнакомым.
Художник стоял перед мольбертом. Справа от него, против света, на небольшом помосте в кресле сидела пожилая натурщица. Женщина замерла в напряжённой и неудобной позе, которая, вероятно, была выбрана художником. Вольфгеру показалось, что натурщица изо всех сил сдерживается, чтобы не моргать, когда Кранах на неё смотрит. Услышав шаги гостей, хозяин повернулся и окинул их намётанным взглядом мастера, выбирающего натурщиков для будущей картины.
Бургомистр и художник Лукас Кранах оказался высоким, широкоплечим человеком с жёстким лицом и холёной, окладистой бородой. Глубоко посаженные глаза смотрели из-под густых бровей холодно и настороженно.
«Не похож он на аристократа, подумал Вольфгер, скорее, на разбогатевшего ремесленника или на судейского».
Тысячу извинений, благородные господа, но вам придётся немного подождать, потому что зимний день короток, не здороваясь, гулким басом сказал Кранах. Если солнце уйдёт, я не смогу работать, ведь при свечах оттенки цветов совсем иные, а я как раз пишу лицо этой фрау. Мне надо закончить сегодняшний урок.
Гости вежливо поклонились, и Кранах вернулся к работе.
Ждать пришлось довольно долго. От нечего делать Вольфгер принялся разглядывать картины, переходя от полотна к полотну. Среди них преобладали портреты, было несколько картин на библейские сюжеты и пара жанровых сцен. Художник, несомненно, был мастером. Особенно ему удавались лица. Вот влюблённый в молоденькую девушку старик, его лицо изуродовано похотью; вот надменный юноша в пластинчатых латах с топориком на плече Вольфгер прочитал подпись на холсте: "Курпринц[1] Иоахим II". Адам и Ева в раю, ещё сцена райских кущ, и ещё
Один портрет привлёк особое внимание барона. На простом желтовато-зелёном фоне без единой прорисованной детали, отвлекающей внимание зрителя, был изображён человек со скуластым крестьянским лицом, тяжеловатым подбородком, чётко очерченными губами и внимательным взглядом. Человек был одет в чёрную хламиду, по покрою напоминающую монашескую рясу. Вольфгер внезапно понял, чей это портрет. Он повернулся к Кранаху, чтобы задать вопрос, но художник, оказывается, видел, что его гость рассматривает картины, и опередил его: