Обернувшись, я не увидел своего родного города, что все же скрылся за горизонтом. От чего даже по такой жаре холодок пробежался по спине. Никогда раньше я не покидал его пределов, а сейчас я так далеко, что даже не вижу его. Нам, детишкам, даже от собственного дома запрещалось далеко отходить и этот запрет нарушался крайне редко. При этом рискуя не только заблудиться в городе, напрочь лишенном отличительных знаков или указателей, но еще и получить от собственных родителей. Дня не проходило, чтобы мать не напоминала мне историю про мальчика с соседней улицы, что отошел от дома и больше его никто не видел и поэтому если я потеряюсь, то домой уже скорее всего не вернусь, а если и вернусь, то она сама меня прикончит. Последнего варианта я боялся больше всего, даже несмотря на то, что по улицам действительно ходит полно странных и порой опасных личностей или вовсе психов. От них по крайней мере можно убежать, а от матери не скроешься. От мальчишек постарше я вдоволь наслушался историй про страшных монстров, опасных маньяков и прочей нечисти, живущих за пределами города. Они охотились на глупых людей, что отважились выйти за его пределы. Иногда их рассказы были настолько красочными и изобиловали таким количеством устрашающих воображение деталей и подробностей, что мы, глупые девятилетки, искренне верили будто они лично своими собственными глазами видели, как бедных и ни в чем не повинных женщин и детей разрывали на мелкие клочья. Эти истории въедались в нашу память, возвращаясь в ночных кошмарах. Мы под дружный гогот старших с округленными от ужаса глазами разбегались по домам, чтобы там чуть ли не плача спросить у своих матерей: «Это правда?». Когда мы получали ответ, то даже самые храбрые начинали плакать, а те, кто потрусливей не выходили из дома по нескольку дней. Как же мы были глупы. Сейчас и здесь я и никто другой в этот самый момент не вижу ни единого монстра. Или вовсе хоть что-нибудь живое, кроме самого себя и моего отца. Все мертвое и выжженное уже многие и многие годы, и, по всей видимости, еще очень и очень долго таким же мертвым и таким же выжженным все и останется. Навряд ли люди смогут застать цветущую землю.
Признаться, когда я утром услышал куда мы сегодня пойдем, я немного испугался. Но совсем немного. Наравне со страхом во мне проснулось что-то сродни любопытству, но все же не совсем оное, это было желание как можно быстрее покинуть этот город. Хотя бы ненадолго. Только сейчас я понял, что за чувство возникло у меня утром желание увидеть что-то новое, а заодно отвлечься от вечной городской серости. И теперь, здесь, в этой пустыне, у меня впервые в жизни появилась возможность поближе рассмотреть их Город. Он оказался совсем не таким, каким я рисовал его в своем воображении. Вовсе нет. Все это время я глубоко ошибался. В отличие от города людей Город Богов не был ни черным, ни даже серым, как город тех, кто молится им. Он был изумительно белым, аж весь сиял среди облаков. Я встал, как вкопанный, вытаращив на сие чудо глаза. Позабыл о всей боли и опасности, позабыл вообще обо всем. В эти десять секунд для меня существовал лишь далекий недосягаемый Остров, что был полным противоположностью тому городу, в котором я живу. Даже отсюда мне казалось, что солнце там светит намного ярче, а лучи его в разы теплее. Возможно, даже скорее всего, они отчасти ласковые и нежные. Я не мог оторвать от него взгляда и мне сразу же стало понятно, почему Боги предпочли жить отдельно от нас. Разве они могут себе позволить жить в такой грязи, в которой живут люди? Среди опасных безумцев и надоедливых психов? Конечно же нет! В этой ужасной грязной помойке, что кто-то по ошибке назвал городом, не было места Богам. И вообще, называть то место, где мы живем городом настоящее оскорбление по отношению к настоящему Городу, в котором живут наши Боги.
Пойдем, Аарон. Не думаю, что мы увидим Богов. Нам и так сегодня очень сильно повезло.
И это правда. Мы могли бы уже как полтора часа лежать бездыханно.
Увидеть Богов? у меня аж дыхание перехватило. Увидеть Богов! Настоящих Богов. Чистых и безупречных! Идеальных во всем! Я отдал бы все, пусть у меня ничего и не было, лишь бы только хоть одним глазком взглянуть на Бога.
Говорят, это большая редкость, но это действительно возможно. Я встречал людей, которые хвастались, что воочию видели их, хотя я и сомневаюсь, что они говорили правду. Считается, что тот, кто увидел Бога будет им благословлен. Не знаю. Наверное, на удачу и счастье. Сам-то я Богов не видел. Да и чтобы появилась возможность их увидеть нужно пройти еще столько же, сколько мы уже прошли.
Пойдем, Аарон. Не думаю, что мы увидим Богов. Нам и так сегодня очень сильно повезло.
И это правда. Мы могли бы уже как полтора часа лежать бездыханно.
Увидеть Богов? у меня аж дыхание перехватило. Увидеть Богов! Настоящих Богов. Чистых и безупречных! Идеальных во всем! Я отдал бы все, пусть у меня ничего и не было, лишь бы только хоть одним глазком взглянуть на Бога.
Говорят, это большая редкость, но это действительно возможно. Я встречал людей, которые хвастались, что воочию видели их, хотя я и сомневаюсь, что они говорили правду. Считается, что тот, кто увидел Бога будет им благословлен. Не знаю. Наверное, на удачу и счастье. Сам-то я Богов не видел. Да и чтобы появилась возможность их увидеть нужно пройти еще столько же, сколько мы уже прошли.
А они что, спускаются на землю?
Нет, конечно же нет, глупый. Иногда они подходят к самому краю своего острова, чтобы посмотреть, что происходит на земле. Пойдем. Вон, уже река виднеется.
Река? дыхание вновь прервалось где-то в груди. Я даже поначалу не поверил отцу. Что такое река я знал только благодаря коротеньким сказкам, что раньше мама рассказывала мне перед сном. Но настоящую реку я никогда раньше не видел. Все что у нас есть это грязные лужи после редких дождей.
Я окончательно забыл о ноющих ногах, сорвался с места и побежал вперед по направлению к реке! Не могу поверить! Реке! Большой и настоящей! Не грязная лужа, и даже не маленький ручеек, а река. Большая, настоящая река. Я могу на пальцы своих ног поспорить, что она еще и очень глубокая. Интересно, папа сможет погрузиться в нее с головой?
Аарон, стой! слышу голос отца где-то далеко позади. В реке нельзя купаться!
А я и не умею Не знаю, как это делается. Я никогда раньше не купался. В городе вообще мало воды, тем более чистой. Чистая вода была редкостью даже для богатых семей, живущих в центре города. Мы же, обычные люди, мылись и пили обычную дождевую воду, нередко собранную прямо из луж.
Сбавив пыл, я остановился.
Почему в ней нельзя купаться?
Отец догоняет меня со сбившимся дыханием. Все же здесь очень жарко. Большие капли пота стекают с его лба, становясь черными как уголь. После пыльной бури все его лицо было перемазано в саже, словно он засунул голову в печку.
Река священна, он переводит дух. Боги создали ее, как нерушимое напоминание о своем величии, безграничной силе. Простым людям нельзя к ней прикасаться.
Тогда зачем мы идем сюда, если к ней нельзя прикасаться? сказать честно, я был сильно разочарован и даже разозлен. Эта река единственный шанс хоть раз в жизни почувствовать себя чистым. И этот шанс, лежащий уже не так далеко, у меня отбирают еще до того, как я до него добрался.
Это своеобразный обряд. Каждый отец должен отводить к реке своих сыновей, достигших десятилетнего возраста, чтобы из поколения в поколение передавалась память о наших Богах. Чтобы мы о них не забыли. Чтобы всегда помнили благодаря кому мы остались живы.
Пап?
Что?
Мне еще нет десяти.
Это не так важно. В наших жизнях возраст не имеет значения. Через пару лет ты уже забудешь сколько тебе: одиннадцать или двенадцать.
Пап?
Ну, что тебе?
А Боги счастливы?
А как по-твоему? отвечать вопросом на вопрос очень в духе папы. Он всегда так делал, если хотел, чтобы на поставленный мною вопрос ответил я сам же.
Конечно должны. Мы оттуда, наверное, словно мухи.
При этом очень назойливые. Меленькие, черные, жужжащие и вечно мешающие. Одинаково похожие друг на друга. Трудятся там, внизу, им во благо; молятся, чтобы они жили без проблем и забот, что ни на день не покидают человеческую расу.
Значит, они никого не любят?
С чего ты это взял?
Мама говорит, что если ты кого-то любишь, то ты должен заботиться о нем и переживать за него.
Аарон, отец почему-то улыбается. Я не могу понять почему, ты должен понять, что мы самые обычные люди. Маленькие и жужжащие, но при этом незаметные. А они они Боги. Сильные, великие, мудрые. Мы совершенно разные создания, чтобы друг друга понять. Возможно, у них совершенно иное представление о нашем мире. Более глубокое и правильное. А уж раз мы не можем их понять, то будет лучше, если мы не станем забивать свою голову подобной ерундой. Наше дело маленькое. И наше мнение ничего не значит.
Его улыбка сошла на нет. Кажется, он немного погрустнел, как, впрочем, и я. Этот разговор навеял на меня плохое настроение, что продержалось совсем недолго. Чем ближе мы приближались к воде, тем счастливей и радостней я становился. Выгоревшая пустыня постепенно кончалась. Начиналась зеленая, зеленая! Представляете? Зеленая травка, какой я никогда в жизни не видел. И она становилась все гуще и зеленей. Целый пушистый ковер. В городе людей трава растет блеклой и чахлой, полуживой или правильнее будет сказать полумертвой, никак не загнувшейся окончательно. Иной раз появляется желание ходить вокруг дома и топтать все, что еще не погибло. Помочь довершить то, что сама трава никак не может сделать умереть. Теперь же я знал, как должна выглядеть настоящая трава, а не ее блеклое подобие. Теперь-то я точно вытопчу всю траву рядом с домом, чтобы она не напоминала мне о траве настоящей. Ведь я даже никогда и не подозревал, что трава может быть такой зеленой, такой живой и яркой.