Ваня
Рассказ
Марина Бойкова-Гальяни
© Марина Бойкова-Гальяни, 2021
1
Михаил Трофимович, высокий, статный, седоволосый пожилой мужчина, чуть больше года назад, неожиданно для домашних изъявил желание поселиться в деревне, в доме, купленном женой под дачу. Предложение мужа вовсе не огорчило супругу Машу и, тем более, ее двадцатилетнюю дочь Риту, что больно ударило его по самолюбию. Маша отнеслась к желанию мужа с едва сдерживаемой радостью, и Михаил Трофимович ревниво спросил:
Я сильно мешаю вам?
На что Маша, открыто усмехнулась:
Хочешь жить в деревне, живи. Меня это вполне устроит.
Сгорбившись от нанесенной обиды (он надеялся, что жена хотя бы для приличия начнет уговаривать остаться дома, в городской квартире со всеми удобствами), Михаил Трофимович наспех собрал вещи и уехал на дачу, даже не простившись с любимой, и как считал, лучшей, половиной. Он надеялся, что уже вечером Маша позвонит на мобильный, но она вспомнила о муже лишь по прошествии трех, очень долгих суток. Какие мысли терзали Деда (так за глаза называла его Маша) все это время, лучше и не вспоминать. Михаил Трофимович едва не заболел от переживаний, и спас его, как ни странно, сосед Володя, попросту, Вован, который зашел «на огонек» с бутылкой водки. И понеслась, нелегкая дальше, больше. Когда, наконец, раздалась долгожданная телефонная трель, он приходил в себя от обильных возлияний: на столе стояла начатая литровая бутылка пива, на плите варились пельмени. Надо сказать, одной из отвратительных черт Михаила Трофимовича была привычка не закусывать спиртное, что Машу бесило. Пустой желудок омерзительно дрожал, вызывая ответную реакцию в коленках. Дед схватил трубку:
Алло, родненькая. Напрочь забыла старого волка?
Самому позвонить не судьба?
Не хотел мешать.
Завтра приеду, гляну, как справляешься без меня. Небось, дом захламил?
Что говоришь такое? Захламил. Ничего не случилось за три дня.
Пьешь?
Ну, было, чуть-чуть. Когда приедешь, на какой электричке?
На четырехчасовой. Пока, пока.
Отбой. Михаил Трофимович радостно засмеялся, и, подойдя к зеркалу, шутливо погрозил пальцем двойнику:
Слышал? Завтра приедет. Будешь уборку делать, старый пьяница, не то Ритка всыплет.
Воображаемый двойник возопил тонким голосом:
Марго? С чего ты взял, что и она прикатит? Маша сказала «я приеду». Она одна, старый греховодник.
Хочешь, чтобы Маша убирала окурки, разбросанные по столу, выносила бутылки? А рюмок почему пять? Вот и чашки все грязные. Барин, каждый раз чистую посуду берешь, лень сполоснуть. Дожил. Чтобы вымыл, завтра любимую встречаешь.
С тех пор прошло больше года. Дед полностью свыкся с деревенской жизнью и стал в селе почти своим. Маша приезжала часто, особенно летом, и устраивала ему профилактические «головомойки», чтобы не расслаблялся. Она узнавала от соседей, как часто видели его на улице, и не дай бог, если дед сидел всю неделю дома.
Опять пьянствовал? грозно вопрошала супруга.
С чего ты взяла?
Продавщица сказала, что ты ночами за водкой шастал.
Да? терялся дед. Один раз зашел, нельзя? Притом не за водкой, а за пивом.
Один раз можно. Но ведь не один. За пивом, говоришь? За пивом, вчера, чтобы протрезветь до моего приезда. Посмотри на себя, зеленый совсем, и нос баклажаном. Обещал гулять ежедневно, а сам взаперти сидишь.
Дед ворчал, что вот, уже и выпить нельзя, но в душе был счастлив заботой Маши. Холодную зиму он пережил в одиночестве, но с первыми солнечными деньками жена стала навещать. Она сдержанно, даже с недоверием отнеслась к дружбе Михаила с Ваней, цыганским пареньком, в последнее время зачастившим в их дом. Дед называл парня ласково Ванечкой и восторженно отзывался о нем:
Такой чудный парнишка, я полюбил его.
На твоем месте я бы не приваживала цыганенка.
Но Колю уважают в селе, а Коля его дядя.
Дэн тоже племянник Коли, и что?
Тоже мне, сравнила.
Вместе ходят, значит похожи.
Я дружу с Ваней, а не с Дэном.
В подобных разговорах Михаил оставался при своем мнении, но неприятный осадок в душе проходил не сразу. Маша видела, что муж дуется на нее, но делала вид, что ничего не случилось, надеясь, что со временем супруг отвадит парня.
В тот весенний день Михаил Трофимович по обыкновению предавался сладостным воспоминаниям о выходных, проведенных с женой. Едва налил кофе, в дверь постучали. Досадливо ворча на незваный визит, вышел в сени, окликнул:
Кого несет?
Это я, Ваня.
Дед радушно распахнул дверь:
Ванечка, заходи.
Дядь Миш, может чего надо? В магазин сбегать? Дров?
Да ты уж наколол дров, хватит до осени. Посиди со мной, кофейку выпей.
Некогда. Меня ждут.
Кто ждет?
Дэн.
Извини, Дэна не приглашу.
Знаю. И Дэн знает.
Не мое, конечно, дело, только держался бы ты от него подальше.
Он родня мне.
Тем не менее, Коля не жалует твоего Дениса. А ведь Коля авторитет.
Коля барон.
Тем более.
Тем более. Если не я, Дэн один останется.
И что? А если он тебя втянет в дурное?
Не волнуйся дядь Миш, у меня своя голова на плечах. Твои-то когда приедут?
На выходных. Мои работают. Это я на пенсии.
А может за водой сходить?
За инвалида считаешь? Мне и так нечего делать, вот и за водой схожу, и за продуктами. Приходи вечером, почаевничаем. Расскажу об интересных людях.
Об актрисах?
Могу и об актрисах.
Приду.
Дед задумался. Когда-то давно он работал режиссером на киностудии «Ленфильм» и многое мог порассказать. Жизнь сводила с множеством интересных людей, он выпивал с писателями и режиссерами, дружил с известными актерами и композиторами. В 90-е годы прошлого века кинематограф пришел в упадок: старые кадры разогнали, а новые не вырастили. Теперь остались лишь воспоминания. Жена уговаривала писать мемуары, но дед отнекивался, ссылаясь на неготовность ворошить прошлое. На самом деле, не последней причиной была лень. Сама Маша писала хорошие стихи, которые читала ему и размещала в интернете. Конечно, она мечтала когда-нибудь выпустить сборник.
Дед взял сотовый телефон и взглянул на дату: 14 мая. Нашел число на большом православном календаре, висевшем в столовой, и вздохнул: всего лишь вторник, до выходных еще целых четыре дня. Он скучал по жене и падчерице. Что говорить, даже по коту Степану, которого, возможно, привезут уже на лето. Еще четыре дня и, не дай Бог, заболеет Маша или Рита. Тогда снова придется коротать в одиночестве время, которое тянется резиной, если чего-то страстно ждешь. Дед Миша посмотрел на кормушку для птиц за окном теперь зимние друзья «одинокого волка» не прилетали лакомиться семечками. На улице буйствовала весна: едва стаял снег на клумбе, распахнули желтые и синие розетки крокусы. Потом они отошли, а махровые нарциссы собрались уступить место сортовым тюльпанам. «Ах, как жаль, Машенька не видит!»
За окном был пруд, где ребятишки ловили ротанов, мелких головастых рыбок, которых не ели даже местные кошки. Прожорливые ротаны извели почти всех карасей в пожарном водоеме, созданном когда-то для нужд сельчан.
Пожарный водоем.
Он усмехнулся, вспомнив, как осенью горела старая школа, пристанище бомжей, рухлядь, догнивающая напротив пруда и отнюдь не радующая око. Народу столпилось! Даже он, много повидавший на своем веку, пришел «любоваться» на работу пожарных.
Срам один. Опустили они в водоем толстенный шланг, и давай качать. Вода под напором ударила, только не туда куда надо, а в дыры, и давай хлестать, топя улицу и окатывая любопытных. Пока латали клейкой лентой «кишку», школа сгорела дотла. Полили они угольки и убрались восвояси.
Дед закурил. Изба дышала Машей, каждая вещь говорила о незримом присутствии хозяйки. Кухню и столовую разделяла печь-плита так, что получалась стена, выложенная когда-то побеленным кирпичом. Рука супруги оживила ее северным пейзажем: окаймленная высокими берегами река несла воды вдаль, где высились заснеженные пики гор. На ближнем плане летели три лебедя: первый храбро рвался ввысь, второй изо всех сил старался не отстать от товарища, третий понуро махал крыльями и едва поспевал за остальными, держась гораздо ниже других. Ему казалось, что первый, рвущийся в небесную даль лебедь его Маша, гордая, непостижимая, он это второй лебедь, из последних сил спешащий за ней, а третий дочка Рита, только осваивающая сложную науку жизни. На левом гористом берегу раскинулось селение, а там дальше высилась скала, на которой, закутанная в темно-синий плащ, гордо подняв голову, стояла хозяйка горы, жена Маша. Когда он сказал, что узнал хозяйку горы, любимая усмехнулась: «Опять твои фантазии, я не вижу никого». Дед Миша покачал головой и хмыкнул: «Фантазии». Он снова посмотрел на картину: «Да, вот же она, Маша, выдумщица и мастерица иллюзий. Знаю, она нарочно отнекивается, вид-то у нее при этом хитрющий. Вот подмигнула». Дед прикоснулся к одинокой фигурке пальцами и всмотрелся в горный хребет, за которым только сейчас увидел черные сгущающиеся тучи. Плащ едва заметно трепетал. «Дорогая, надвигается буря, спускайся на землю», сказал он. Хозяйка горы покачала головой.