Всё рифмуется - Галина Маркус 7 стр.

Август в самом деле нынче август,
и тактично осень не спешит.
мягко, соблюдая аккуратность,
тронет только краешек души.

Дерево всего два-три листочка
пожелтевших прячет, застыдясь.
словно ничего не зная точно,
лето чуть прореживает вязь.

Лето-осень В августе их встреча
не горька ещё, но ждёт разлук.
Да и я прощалась в этот вечер,
не задумав горечи и мук.

Боль ещё нахлынет, пожелтеет
каждый лист. Всю зелень оборвав,
осень скинет маску. Перед нею
души обнажатся для расправ.

Праведен вердикт  пора в изгнанье!
Хватит баламутить! Из простуд
и дождей  назначит наказанье,
наведёт без спроса чистоту.

Было или не было то лето?
Жизнь корнями в осень проросла
Ты не жди  я больше не приеду,
в мире без того хватает зла.

Охальник ветер птицей золотой1
гоняет лист по мокрым тротуарам.
А мне сегодня всё даётся даром:
твой долгий взгляд, мой призрачный покой.
Не плачу! И не жди, не заплачу.
На сдачу у тебя  одни разлуки
и мелочь ссор. Отдамся на поруки
надежде  тонко лгущему врачу.

Идёшь  как глупо!  сразу напролом.
Но ветер переменится, наверно.
Он бросит, наигравшись, олух скверный,
ту птицу  с переломанным крылом.
Как ловкий вор, уходит от расплат
скиталец, обходящийся без крова.
Он жертвою своей не очарован,
в беде её ничуть не виноват.

Ты хочешь отомстить мне: боль за боль! 
И, жадный, не смиряешься с убытком.
А листик тонкий  птица-инвалидка,
безжалостно растоптанный тобой,
лежит в грязи. Тому, кто о цене
готов забыть  урок. Увы, напрасный.
Послушай Я на всё давно согласна.
Но что ты предложить посмеешь мне?

У встреч случайных  сложные мотивы,
и скользкий смысл, и снов обманный вкус.
Судьба моя  хитрюга-воротила,
твоя  мошенник, ябеда и трус.
Вдвоём они отправились на дело:
пусть красть грешно, но  жизнь, мол, это жизнь.
Кривую закруглили неумело,
С наваром пустяковым разошлись.

Моя судьба  до щедрости богата,
твоя  тряслась над каждым пятачком.
Одна из них призналась: «Виновата»,
другая отреклась: «Я ни при чём».
И, золота отсыпав напоследок,
да попросив полстрочки написать,
моя ушла по собственному следу,
твоя  кралась и пряталась, как тать.

У встреч случайных  странные задачи.
Ляп, клякса, опечатка? Вырван лист
Но если нота сыграна иначе 
сфальшивил не рояль, а пианист.
Чтоб люди не заметили  быстрее
по клавишам персты его бегут
Ты  первый уходи. Я не умею
с брезгливостью вымарывать судьбу.

отрывок из поэмы «Найленир. Эльфийская баллада»

Что есть преграда, что  предел?
Где  лишь обычай, где  закон?
За сто ветров ты разглядел
звезды звенящей дивный сон.

На белой башне вековой
всей мыслью устремляясь вслед,
она стояла подо тьмой
ночных небес и страшных лет.

Твой острый взгляд её нашёл
Не в силах повернуть коня,
как уезжал ты тяжело,
на битву счастье променяв!

Слова с её сорвались губ
но далеко твой конь уже,
он мчит на зов военных труб
на пограничном рубеже.

Как точен глаз и быстр лук!
Посадка как твоя легка!
Прикосновенье тёплых рук
хранит разящая рука

«Наш друг, не стоит хмурить лоб!
Забудь о деве роковой.
Пей за победу без забот,
ужель тебе дороже боль?»

Но звонок голос, полный слёз.
Вы не равны Но тем сильней
и крепче связь. Ты что, всерьёз,
встал на колени перед ней?!

Безумный эльф! Даёшь обет
Цена? Она не высока:
Вдвоём  десятки кратких лет,
и одиночества  века.

Беспечно родичи поют 
что им бегущие года?
А ты обрёк себя на труд,
её ждёт тлен, тебя  беда.

Но лучший миг  недолгий миг.
И смерти нет, и тлен  пустяк!
Ты радость тайную постиг,
а эльфы пусть тебя простят.

Припев:
Вернись из чужих снов.
Покидай мир слепых теней.
Если слышишь далекий мой зов
отзовись на него скорей.

Он:
В лабиринтах судьбы потерялся опять,
и твой голос звучит все слабей и слабей.
Сквозь дремотный туман снова просишь не спать,
но как сладко мне в мире цветных миражей

Она:
Угадаю тебя, разгляжу в темноте
тонкий профиль, отчаянный взмах твоих рук.
Только лживость зеркал предлагает не тех,
умножая число наших бед и разлук

Припев.

Он:
Был суровым твой взгляд, беспощадною  речь,
я забыл, что такое и радость, и свет.
Не суметь одному общий сон уберечь
позовешь  но, возможно, меня больше нет.

Она:
Эхо песню вдали переврет, повторит,
слов простых исказив настоящую суть.
Ты блуждаешь среди своих темных обид,
Неужели нам рай никогда не вернуть?

Припев.

Она:
Средь бесчисленных звезд зажигаю одну,
Подавая в ночи ожидания знак.
Но погаснет она, если только засну.
Почему ты не хочешь мой голос узнать?

Он:
Вот, над миром горит чей-то яркий огонь,
Маяком в глубине темно-синих небес.
Может, надо идти на него, на него?
Вдруг ты рядом и ждешь, где-то здесь, где-то здесь

Припев:
Вернись из чужих снов.
Покидай мир слепых теней.
Если слышишь далекий мой зов
Отзовись на него скорей
Покинь мир слепых теней
Отзовись, возвратись скорей

Я пишу тебе письма  на каждом листке,
отправляю их в каждую новую осень.
Почтальон прилетает ко мне налегке
и всю стаю к тебе на крыльцо переносит.

И шуршат они там, и читаются вслух,
и трепещут, уснув на шершавом пороге,
но ты к шёпоту этому, видимо, глух
и, спускаясь, не смотришь, наверно, под ноги.

Как выходишь из дома, является он
 твой усталый двойник,  подметает ступени,
и ругает меня, и чихвостит сезон,
и стоит на подсвеченной золотом сцене,

подопрётся метлой и глядит далеко.
Там блуждает по городу странный прохожий,
и послания ищет  с моею строкой,
и найти их которую осень не может.

Нахальной клеткой сарафан
и в тон  серёжки из пластмассы.
Тетрадка тайная. Графа:
«Любимый цвет». Конечно, красный!

Давным-давно узнала ты
секрет притворства и успеха.
«Твои типичные черты?»
«Не плачу. Не жалею смеха».

А я  жалею и храню,
кому попало не вручаю,
я в солнечном живу краю,
и это  повод для печали.

Всё меньше яркая приязнь
к вещам, всё трепетней  к вещицам.
«Какая в жизни цель?» Лечась,
ни от чего не излечиться.

«Что для тебя любовь?» Ого
Ты там зачёркиваешь что-то.
Всё просто: притворись нагой,
сними на пять минут заботу.

«А есть ли дружба»? Дружба есть.
Но как горька чужая чаша
«Друг познаётся это  честь!»
Нет-нет, скорее, степень фальши.

«Инициалы укажи
своей симпатии сердечной».
Какой уверенный нажим!
А это кто, кого ты  вечно?

Ты, с тонкой талией, вдали
маячить перестанешь скоро,
а всё, что у тебя болит,
меня теперь возьмёт измором.

Когда всё взыщут зеркала,
найдётся  красная тетрадка,
что ты когда-то завела,
а я  писала в ней украдкой.

«Смотрите, как стесняется! Ну, что ты?
Ну, поцелуй скорей его, иди!
Глянь, убежала сразу а с работы
лишь он войдёт,  летит всех впереди!

Она его  ну просто обожает,
а вот поцеловать  ну всё никак.
Вы знаете, тут гости приезжали,
он у неё не сходит с языка.

Ходили за рогаликом и булкой,
в кондитерской кассирша вышла в зал:
«Ой, шерстяная вязаная кукла!
Кто так тебя, малышка, обвязал?

Рейтузы, рукавички, шарфик, шапка!
Пальтишко  чудо! Ну и ну, дела»
Так знаете? Она сказала: «Папа!» 
и гордо подбородок подняла.

«Ах, так,  смеялась я,  ну ты нахалка!
Пусть он тогда и вяжет, а не мать».
Мой папа  самый лучший. Только жалко,
теперь уж не смогу поцеловать