Беда моя: не люблю я всяких татар! Профессор Преображенский Филипп Филиппович, герой книги Булгакова «Собачье сердце» не любил пролетариат. За уровень сознания. Я же не люблю кавказцев и арабов. За то, что их разум находится на уровне сознания российского пролетариата 20 годов 20 века. Отстают они в развитии на 100200 лет, отсюда у них такой большой процент поганых. Не люблю я арабов и прочих палестинцев. Поганых кавказцев, продажных сотрудников, сотрудниц ФСБ, ГРУ в придачу ненавижу! За что об этом речь впереди.
Сменный морской экипаж судна «Каяла» в количестве 27 человек вылетал из Петербурга-Ленинграда в Лузитанию, в Лиссабон под новый наступающий 1995 год. Как старпом я решал организационные вопросы по прибытию полного состава экипажа на борт теплохода «Каяла». В Лиссабоне, где ошвартовалась моя горестная «Каяла» мы должны были сменить старый экипаж и направиться в бразильский порт Вифлеем в устье реки Амазонки. Точнее, теплоход должен был зайти в речку Пару, за грузом пилолеса для Испании. Сбор экипажа назначили в аэропорту Пулково, где 29 декабря 1994 года все познакомились. Представляясь капитану, я удивился его внутренней слабости. Казалось, капитан всё делает через силу. Был он каким-то подчинённым лицом, нежели капитаном. Более всего поразила супруга мастера. Мнилось, что она была в состоянии прострации. То ли провожала мужа-капитана на смерть, то ли сама собиралась умирать. Эти мысли пришли в голову в самолёте, когда был на подлёте к Любимой бухте. Я заметил: мастер как-то неестественно быстро выполняет просьбы видимо его друга, судового врача Махмуда Даргавса.
Зомби,
по-привычке, мысленно дал очередную кличку капитану зная: среди множества кличек приживётся наиболее характеризующая! И в аэропорту «Пулково», и в самолёте капитан-мастер молчал. Худой как женская сигарета доктор-врач говорил, не умолкая! Доктор Даргавс радостно требовал, чтобы его называли Айболитом. Махмуд-Айболит казался весёлым, добродушным человеком. Напоминал персонаж из произведения Стивенсона «Остров сокровищ». Прихрамывая, доктор бродил по самолёту и благожелательно угощал экипаж мятными, витаминизированными конфетами. Судовой врач приговаривал, налегая на букву «и», коверкая слово «Гиппократ»,
Клянусь Гиппокритом, лучшие конфеты!
Гзак-Гиппокрит,
мысленно окрестил я судового врача. Но увидя в его правом ухе серьгу, я охнул, и поправился,
Окорок! Сильвер!
Как рассказывал не высокий хромой Айболит-Сильвер: с поломаной мачтой в жестокий шторм он прошёл мыс Горн на парусном судне, оставив его по правому борту. Низкорослому, худому Даргавсу подошла бы кличка не Окорок, а Окурок. После того как я дал врачу имя «Сильвер-окурок» больше о капитане и докторе мысли не развивал. Мои категории мышления в то время были ориентированы на постоянную тонкой структуры равную бесконечной периодической дроби, что, по моему мнению, противоречило условию целых чисел длин волн де Бройля на орбитах электронов. По моим категориям мышления постоянная тонкой структуры была равна
1/128=0,0078125
единиц, то есть равна числу с конечным количеством цифр после запятой.
0,0078125пи=0,005859375ум.
3 / 0,005859375=512.
1 / 0,0078125=128.
512 / 128=4.
Ядро атома радиусом четыре единицы!
думал я, засыпая в роскошном кресле воздушного лайнера. Посасывая конфету Сильвера, размышляя о ядре и хитрых волнах де Бройля, я вскоре уснул. Не заметил, как приземлились в Лиссабоне. Португальский порт Лиссабон писатель Грин называл Лиссом. Один римский корень у слов Лузитания и Лисс. Ядерные и корневые загадки я люблю разгадывать!
Наутро мы добрались до «Каялы». Смена экипажей произошла в течение суток. Заодно закупил провизию на два месяца вперёд. Заказал я продукты по старой заявке старого экипажа. Цены были низкие. Агрессивный артельщик сменяемого экипажа заверял: продуктов хватит на три месяца, а не на два!
Шустрый артельщик, вероятно «сексот», секретный сотрудник российских спецслужб,
думал я.
С такими продуктами, будете, как сыр в масле кататься!
приговаривал артельщик.
Поживём, увидим!
отвечал я русскому spy-артельщику, направляясь с рапортом к капитану. Капитан в ясеневом кресле сидел за дубовым столом один. Мастер-зомби пил пиво. После доклада о готовности судна к выходу, я выложил перед капитаном сотню-другую долларов половину десяти-пятнадцати процентной поощрительной ставки. Мелкий откат получают капитан и старпом за заказ продуктов от хитрецов-шипчандлеров-конкурентов. На моё удивление мастер сделал попытку отказаться от денег, безвольно отмахиваясь от предложенных долларов, но валюту всё-таки взял. Не брать деньги не в правилах капитанов! Тем более кавказских. Что-то здесь было не так. Уходя, я притормозил у выходной двери, закрыл её неплотно, прислушался.
думал я.
С такими продуктами, будете, как сыр в масле кататься!
приговаривал артельщик.
Поживём, увидим!
отвечал я русскому spy-артельщику, направляясь с рапортом к капитану. Капитан в ясеневом кресле сидел за дубовым столом один. Мастер-зомби пил пиво. После доклада о готовности судна к выходу, я выложил перед капитаном сотню-другую долларов половину десяти-пятнадцати процентной поощрительной ставки. Мелкий откат получают капитан и старпом за заказ продуктов от хитрецов-шипчандлеров-конкурентов. На моё удивление мастер сделал попытку отказаться от денег, безвольно отмахиваясь от предложенных долларов, но валюту всё-таки взял. Не брать деньги не в правилах капитанов! Тем более кавказских. Что-то здесь было не так. Уходя, я притормозил у выходной двери, закрыл её неплотно, прислушался.
Зачем взял валюту?
услышал вдруг голос доктора Даргавса,
Зачем половина, возьмём позже всё!
Будущий рэкет?
задавал я сам себе вопросы,
Но можно половину денег забрать сейчас, вторую половину отобрать потом. Так вернее. Химичит как всегда Кавказ! Хер тебе, джигит, не валюта! Залупу отсосёшь, конскую!
решил я, думая о Даргавсе. По требованию я отдал бы капитану и оставшиеся доллары. Свободные деньги в судовом хозяйстве необходимы и капитану, и старпому. Услышав речи судового врача, я возмутился,
Не хочешь Гиппокрит ехать, пойдёшь, сука, пешком!
Сильвер-Окурок показался мне наиболее опасным. А на опасность я реагирую матом. Русским рукопашным матом.
Вечером я побродил по Лиссабону. Помолился в церкви Святого Погребения. В магазине-баре «Русь» затарился водкой. Купил представительские сувениры. Перевёз на такси водку и сувениры в старпомовскую каюту «Каялы». Вернулся в бар. Выпил стопку американского бурбона. Но моя любовь это джин. Норма джина бутылка. Купив ёмкость ёлки-палки или можжевеловый London Dry Gin, отдыхая у барной стойки, начал размышлять. Джин со льдом, виски с содовой, тоник, помогали соображать. Надо брать Кавказ на контроль! Горные джигиты от причальной стенки Ноева ковчега хамова стойбища, что-то затевают! Чего не люблю так это многонациональные экипажи! Тут глаз да глаз нужен!
Когда я вышел из бара, в глаза ударил ветер. Погода в Португалии портилась. Вернувшись на «Каялу», я в тревоге заснул. Днём следующего дня португальские портовые власти покидать порт Лиссабон из-за плохой погоды не разрешили. Вечером ветер начал стихать. С заходом Солнца «Каяла» получила добро на выход. Как только пошли, налетел шквал. Кончак-Магасов, безвольный капитан-зомби, судовождением не занимался. Новый год! Пришлось одному, ночью, в канун Нового 1995 года, в этот жестокий шторм выводить из Лисса пустопорожнюю, без груза «Каялу». Еле-еле, на большой волне, раньше времени, практически не выходя из Любимой бухты, сдал лоцмана. Лоцманский катер кидало как щепку. Pilot едва не вылетел за борт! Тяжело управляется пустой теплоход в сильный ветер! На малом ходу сдачи лоцмана судно в балласте ураганным ветром развернуло и понесло в сторону от фарватера. Высокие борта не загруженой «Каялы» работали не хуже парусов! При такой ситуации дал самый полный ход, предупредив машинное отделение: пустопорожнее судно-парус, пустая коробка и мне нужны самые высокие обороты винта!
С огромным креном от ураганного ветра, «Каяла» со свистом, с глухим рёвом главного двигателя в восемь тысяч лошадей, с пламенно-чёрным дымом кровавых искр из шестиметровой трубы медленно разворачивалась к выходу. Девятитонный винт бешено вращался, пенил по корме водяной след. Сказочным демоном «Каяла» кое-как выскочила из бухты! Вырвал я из опасной гавани российский теплоход, двигаясь курсом наискосок от осевой линии фарватера, держа более трёх десятков градусов поправки на ветровой дрейф! Ворвавшись, как морской дьявол в Атлантический океан, я положил «Каялу» по направлению 205,1875 градусов по картушке гирокомпаса, штевнем целясь в Канарские острова. Я двигался к порту Лас-Пальмас, что находится в шестистах девяноста трёх милях от Лиссабона. Точное число миль 690,9375. Взглянув на генеральную, на мелкомасштабную карту, увидел: ухожу с широты Лисса, Пхеньяна, Тяньцзиня, Душанбе и Вашингтона. Я приближался к широте Сакраменто. Опасности сесть на мель я избежал. Приказал рулевому включить авторулевой, отправляться к боцману. Выполнив приказ старпома, матрос-рулевой удалился. «Каяла», покрываясь новогодними брызгами, зарываясь носом в морскую волну, уходила с переменного маневренного хода, набирала постоянные морские обороты.