Эй, Гекльберри, поди-ка сюда!
Иди сам, да посмотри, какова штука.
Что у тебя там?
Дохлая кошка.
Покажи-ка, Гек. Черт, совсем окоченела. Где добыл?
Купил у мальчика.
Что дал?
Голубой билетик и пузырь, который достал на бойне.
А где взял голубой билетик?
Купил у Бена Роджерса две недели назад за хлыстик для обруча.
Скажи на что годится дохлая кошка, Гек?
На что годится? Сводить бородавки.
Ну? Разве? Я знаю средство получше.
Бьюсь об заклад, что не знаешь. Какое средство?
Дупляная вода.
Дупляная вода? Гроша не дам за дупляную воду.
Не дашь, не дашь? Да ты разве пробовал?
Нет, я-то не пробовал. Зато Боб Таннер пробовал.
Кто тебе сказал?
Видишь, он сказал Джеффу Татчеру, а Джефф сказал Джони Бекеру, а Джони сказал Джиму Голлису, а Джим сказал Бену Роджерсу, а Бен Роджерс сказал негру, а негр сказал мне. Вот оно как!
Ну, что же из этого? Все они лгут. По крайней мере все, кроме негра, его я не знаю. Но я еще не видывал негра, который бы не лгал. Враки! Ну-ка, расскажи мне, как Боб Таннер проделал это?
Ну, он взял да засунул руку в гнилой пень, где накопилась дождевая вода.
Днем?
Разумеется.
Передом к пню?
Да. То есть, я так думаю.
Говорил он что-нибудь, когда делал это?
Кажется, нет, не знаю.
Ага! Что и говорить, сведешь бородавки таким дурацким образом! Так ничего не выйдет. Надо пойти в лес, где знаешь гнилой пень с водой, и ровно в полночь подойти к нему задом, засунуть в него руку и сказать:
Ячменное зерно, ячменное зерно, кукурузные отсевки.
Дупляная вода, дупляная вода, проглоти бородавки.
А потом живо отойти на одиннадцать шагов, зажмурив глаза, три раза первернуться и идти домой, и никому не говорить. Потому, если расскажешь, все колдовство пропадет.
Ну да, оно похоже на правду; но Боб этого не делал.
Да уж будь покоен, об заклад можешь побиться, что не делал: ведь он самый бородавчатый мальчик в деревне; а если бы он умел орудовать с дупляной водой, у него не было бы ни одной бородавки. Я свел тысячи бородавок с моих рук этим способом, Гек. Я ведь часто вожусь с лягушками, так у меня всегда много бородавок. Иногда я их свожу бобом.
Да, бобы это хорошо. Я сам испытал.
Ты? Каким способом?
Надо взять и разделить боб на две половинки, потом надрезать бородавку так, чтобы вытекло немного крови, и намочить кровью одну половинку боба, а потом вырыть ямку на перекрестке и закопать в нее ту половинку ночью, когда нет луны, а другую половинку сжечь. Понимаешь, та половинка, которая смазана кровью, будет все съеживаться да съеживаться, чтобы притянуть к себе другую половинку, а это поможет крови стянуть бородавку, и она живо сойдет.
Да, это верно, Гек, это верно; только, когда закапываешь, нужно говорить: «В землю боб, долой бородавка; не замай меня больше!» так лучше выходит. Так и Джо Гарпер делает, а он был близ Кунвилля, да и где только не был. Но скажи как же ты их сгоняешь дохлой кошкой?
Вот как. Возьми ты кошку и ступай, и приходи задолго до полуночи на кладбище, где похоронен какой-нибудь злодей; а когда настанет полночь, придет черт, а может и два, и три, только ты их не увидишь, а услышишь, словно бы ветер шумит, а может и разговор их услышишь; и как потащат они того молодца, ты швырни им вслед кошку и скажи: «Черт за телом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, чур меня все вы!» Это всякую бородавку сгонит.
Должно быть, верно. Ты пробовал когда-нибудь, Гек?
Нет, но мне рассказала старуха Гопкинс.
Ну, значит, верно; ведь она, говорят, ведьма.
Говорят! Я это знаю, Том. Она заколдовала отца. Он сам сказывал. Идет он раз, глядь, а она стоит и заколдовывает его. Он в нее камнем запустил, та увернулась.
Что же ты думашь, в ту же ночь он свалился с навеса, на котором заснул пьяный, и сломал себе руку.
Экие страсти! Как же он узнал, что она его заколдовывает?
Отец говорит, что узнать не штука. Он говорит, что когда смотрят на тебя пристально, то значит заколдовывают, особенно если при этом бормочут. Потому что бормочут «Отче наш» навыворот.
Когда же ты думаешь испытать кошку, Гек?
Сегодня ночью. Я думаю, они придут сегодня ночью за старым Госсом Вильямсом.
Да ведь его схоронили в субботу! Разве они не утащили его в субботу ночью?
Эх, сказал тоже! Ведь до полуночи их сила не действует, а с полночи уже воскресенье начинается. По воскресеньям-то, я думаю, чертям не разгуляться.
Когда же ты думаешь испытать кошку, Гек?
Сегодня ночью. Я думаю, они придут сегодня ночью за старым Госсом Вильямсом.
Да ведь его схоронили в субботу! Разве они не утащили его в субботу ночью?
Эх, сказал тоже! Ведь до полуночи их сила не действует, а с полночи уже воскресенье начинается. По воскресеньям-то, я думаю, чертям не разгуляться.
Я и не подумал. Это верно. Можно мне с тобой?
Конечно, если не боишься.
Бояться! Есть чего! Ты мяукнешь?
Да, и ты мяукни в ответ, если удобно будет. А то я прошлый раз мяукал да мяукал, пока старик Гейс не швырнул в меня камнем, промолвив: «Черт бы побрал этого кота!» За это я пустил ему кирпичом в окошко. Только ты никому не сказывай.
Не скажу. Я не мог мяукать в тот раз потому, что тетя с меня глаз не спускала, но сегодня мяукну.
А что это у тебя, Гек?
Ничего, клещ.
Где ты его поймал?
В лесу.
Что возьмешь за него?
Не знаю. Мне не хочется продавать.
Твое дело. Клещик-то маленький.
Чужого-то клеща всякий может охаять. Я им доволен. для меня он хороший клещ.
Да ведь клещей-то пропасть. Я их тысячу наберу, если захочу.
За чем же дело стало? То-то, сам знаешь, что не наберешь. Клещ-то ведь очень ранний. Это первый клещ, которого я видел в нынешнем году.
Слушай, Гек, я тебе дам за него мой зуб.
Покажи.
Том достал клочок бумаги и осторожно развернул. Гекльберри внимательно осмотрел зуб. Соблазн был велик. Наконец он сказал:
А он настоящий?
Том приподнял губу и показал пустое место.
Ну, ладно, сказал Гекльберри, по рукам.
Том посадил клеща в коробочку от пистонов, служившую недавно темницей для щипуна, и мальчики разошлись, причем каждый чувствовал себя богаче, чем был раньше.
Дойдя до маленького, стоявшего отдельно домишки, в котором помещалась школа, Том вошел в него быстро, с видом добросовестного малого, спешившего во всю мочь. Он повесил шляпу на вешалку и бросился на свое место с деловым рвением. Учитель, восседавший на возвышении в большом просиженном кресле, дремал, убаюканный монотонным гудением учеников. Звонок на перерыв разбудил его:
Томас Сойер!
Том знал, что когда произносилось его полное имя, это не предвещало ничего доброго.
Сэр?
Поди сюда. Ну, сэр, почему вы изволили опоздать, по обыкновению?
Том придумывал, что бы соврать, как вдруг увидел две длинные светло-русые косы, висевшие вдоль спины, которую он тотчас узнал благодаря электрической силе любви; и рядом с этой девочкой находилось единственное свободное место в классе. Он немедленно ответил:
Я остановился поболтать с Гекльберри Финном.
У учителя дух захватило, он остолбенел. В классе стихло, ученики спрашивали себя, с ума, что ли, сошел этот отчаянный малый. Наконец учитель сказал:
Ты что ты сделал?
Остановился поболтать с Гекльберри Финном.
Ослышаться было невозможно.
Томас Сойер, это самое бесстыдное признание, какое только мне приходилось слышать; линейка слишком слабое наказание за такую наглость. Снимай куртку.
Рука учителя действовала, пока он не выбился из сил, и пук розог значительно уменьшился. Затем последовало приказание:
Теперь, сэр, изволь-ка сесть с девочками. Пусть это послужит тебе уроком.
Хихиканье, раздавшееся в классе, по-видимому, смутило мальчика, но в действительности это смущение было следствием его благоговения перед неведомым кумиром и неземного блаженства, так удачно доставшегося на его долю. Он присел на кончике сосновой скамьи, а девочка отодвинулась от него, тряхнув головкой.
Ученики перешептывались, переглядывались, подталкивали друг друга, но Том сидел смирно, облокотившись обеими руками на длинный низкий пюпитр, и, по-видимому, погрузился в учебник. Мало-помалу на него перестали обращать внимание, и тоскливая атмосфера наполнилась обычным школьным жужжаньем. Тогда мальчик начал украдкой поглядывать на свою соседку. Она заметила это, сделала ему гримасу и отвернулась. Когда она осторожно оглянулась, перед ней лежал персик. Она оттолкнула его; Том тихонько придвинул снова; она опять оттолкнула, но уже не так сердито. Том терпеливо передвинул его на прежнее место; она оставила его в покое. Том нацарапал на грифельной доске: «Пожалуйста, возьмите у меня есть еще». Девочка взглянула на надпись, но, по-видимому, осталась равнодушной. Тогда мальчик принялся рисовать что-то на грифельной доске, прикрывая свою работу левой рукой. В течение некоторого времени девочка не хотела смотреть, но в конце концов ее естественное любопытство стало проявляться чуть заметными признаками. Мальчик рисовал, по-видимому, поглощенный своей работой. Девочка сделала попытку посмотреть, впрочем, неопределенную, но мальчик не показал вида, что замечает. Тогда она сдалась и нерешительно шепнула: