Суд
Сергей Кучерявый
© Сергей Кучерявый, 2021
Введение
Основным, а быть может даже и самым главным несносным двигателем круговерти всех мыслей человека является некий разноплановый процесс сравнения, включающий в себя как абстрактные, метафоричные горизонты так и какие-то прямолинейные, вполне конкретно обозначенные понятия, которые все вместе ёмко и продуктивно сосуществуют в одном кратком слове суд. Суд как изначальная форма анализа, он словно составной умысел корня каждодневных происков ментала, что неумолимо впитывает всё что надо и не надо. Ведь каждый человек, в силу своей природы постоянно пребывает в размышлениях, он безвылазно, даже в каком-то смысле обречённо стоит сознанием посреди перекрёстка информационных потоков. А к нему, к этому перекрёстку в свою очередь со всех сторон одновременно спешат мысли, идеи, факты, домыслы, фантазии, воспоминания, иллюзии.., и всё это совершенно натурально подвергается регулярному, возможно даже не однократному процессу взвешивания, суждения и вынесению приговора. Взвешивание той или иной ситуации, оценка происшествий, случившихся непосредственно с человек или с кем-то из окружения, а зачастую даже и вовсе с незнакомыми ему лицами, а случается и так, что чаши Фемиды этих внутренних весов человека колеблются над абсолютно вымышленной историей, что родилась где-то в плоскостях фантазийных реалий. Так или иначе, человек, совершенно неважно кем являющийся, мужчиной ли, женщиной, какого возраста, склада или социального положения, он думает, рассуждает и судит любую старую, новую ситуацию зримого или воображаемого характера исходя, конечно же, из своего персонального свода внутренних правил морального кодекса. Каков он есть этот самый кодекс? Сложен ли, прост? Как он устроен? Строг ли, где всё разложено по полкам или же напротив весь хаотично исписан вдоль и поперёк сумбурными и противоречивыми мнениями? А может там имеется и пара фраз начертанных на манжетах? В том-то всё и дело, что этот свод просто невозможно узреть, а тем более приобрести за так. Как ни крути, со всех сторон эта персональная мораль является неотъемлемой, эмпирической составляющей бытия человека. И даже нарочно взятая за основу чья-то чужая модель морали всё равно в каждой личности будет проигрываться персонально, по-своему и результат по итогу тоже соответственно будет различным. Будь то гонка за ходом времени или слепое подражание кумиру или же воспалённое стремление к нравственным, а может и, напротив, к безнравственным идеалам, навязанные кем-то или познанные лично, в любом случае процесс сплетения образует персональный образ суждения. Человек регулярно к себе примеряет чужие роли, ставит себя на место других и судит с позиции своего понимания ситуации и мира в целом, порой критично, не понимая позиции того, в чью образную шкуру он зачем-то влез и назначает оттуда свои правые линии при этом цитируя, величественно и совершенно бессмысленно при каждом удобном случае тезис о том, что правда у каждого своя. Что самое интересное, может даже удивительное, но явно неприятное это то, что человек в своём подавляющем большинстве труслив, его существо на протяжении всего пути повсеместно прибегает к малым и большим суждениям, как внутренним, так и социально проявленным взвешиваниям, но при этом он напрочь забывает о своём личном страхе перед судом. Боязнь показаться таковым и быть осужденным чьим-то сторонним мнением, попасть под расстрел взглядов и надолго погрязнуть в трясине вердиктов, конечно, является глубоким и порой острым аспектом жизни, но так или иначе это всего лишь рутина, поэтапная рутина познания мерно текущего пути. Но на фоне всей этой плеяды вспышек несколько поодаль внутри человека таится настоящая глыба неподдельного страха. Страх оказаться причиной заседания судебного процесса, где есть и прокурор, и заседатели, защита, факты, дела и прочие подробности. А будет ли этот суд реальный, основанный на уголовно процессуальном кодексе или же случится, быть может, Высший суд, на толках которого зиждется столько эфемерных скрижалей? По сути это не важно, ведь они схожи, практически идентичны и более того равны меж собой. И в правду, их структуры и цели до жути схожи, хоть и восприятие каждого субъекта в отдельности к этим двум судам различное, тем не менее, это никак не влияет на анатомию и механизмы суда. Да, одни считают более весомым и уж куда более страшным именно тот самый Высший суд, на котором, кстати, до сих пор никто так и не был ни в качестве свидетеля, ни в роли народного заседателя, ну или же на худой конец, в качестве простых присутствующих лиц, не говоря уж, конечно же, об участи самих подсудимых. И на удивление зачастую именно к этой категории относятся люди, наделённые какой-то особой то ли волей, то ли наглостью, то ли глупой долей дерзости, при всём при этом они нередко откровенно демонстрируют какую-то неприязнь, брезгливость или даже насмешливость к отнюдь не самому лёгкому решению обычного суда. А есть и напротив те, кто испытывает неподдельное волнение от этого самого земного суда, абсолютно не внимая, даже игнорируя и порой отодвигая все какие-то там заповедные правила на далеко второстепенный план. Наверное, это вновь можно отнести к персональной внутренней морали с безграничным правом на ее определение, но это не главный предмет внимания. Речь идёт об удивительной схожести, о предельной идентичности судебных заседаний, точнее заметить это касается не конкретно самих форм процесса, каких-либо внешних обстоятельств и причин, а скорее это относится к самой сути, к структуре, к итогам рассматриваемых дел. Разница здесь конечно очевидна и заключается она лишь в отрезках жизненного пути подсудимого, где и насколько пролонгирован будет вердикт того или иного суда, от чего собственно и будет зависеть уровень шаткого качества дальнейшего существования субъекта в той или иной плоскости жизни. Именно суд подводит черту и устанавливает положение искомых рисок, начертанных на линии судьбы, именно он назначает место той новой точки отсчёта, с которого начнётся новый этап жизни.
Глава 1
Многие считают, что это самое ощущение, когда ты вроде бы как в состоянии максимальной концентрации внимания, что якобы направленно в плоскость настоящего, также в свою очередь абсурдным образом оно соединено со ступором рассеянного восприятия происходящего, и что оно, это самое ощущение связано именно с моментом оглашения приговора. Может быть оно и так, но я чувствовал это иначе. На протяжении всего процесса я находился в какой-то онемевшей прострации, лишь иногда выныривая краешком сознания на поверхность, а иногда и вовсе погружаясь в непроглядный туман. Нет, в глазах у меня не мутнело, я видел всё ясно и прозрачно, просто зачастую я стоял в недоумении, вроде бы, как и всё понимаю, наблюдаю за всеми движениями, за каждым ходом процесса, но и в тоже самое время откровенно ничего и не понимаю. Всё происходило как будто не здесь и не со мной, а я лишь просто стою и вроде как со стороны за всем наблюдаю. Сознание моё одновременно было и до предела напряжено и безразлично расслабленно, от чего мой внутренний тремор изредка переходил в лихорадку, скитаясь где-то между мной, залом суда и воспоминаниями, которые то и дело подробно и неспешно изобиловали из томов моих деяний. Помню прокурора, сухенький такой мужичок, холодный и сдержанный взгляд, одет в обычный тёмно-серый костюм не первой свежести, в светлую рубашку с продольными редкими полосками синего и красного цветов. Короткая стрижка с лёгкой проседью на висках незатейливо придавала его образу особую стать, все его черты лица ровными линиями были словно высечены из камня, что придавало ему ещё большую холодность. Раньше я всегда думал, что обвинитель на процессе должен быть одет в свой парадный, рабочий или ещё какой мундир, в форму в общем, но в моём случае всё выглядело не так, отчего вначале пробуждались некие доли сомнения, возникали вопросы и никуда не ведущие размышления.
Что это вообще за суд такой? Какая-то не совсем похоже на реальность обстановка! А может, я сплю? Может всё мне это снится? Ещё звон этот в голове не прекратится никак
Внутри меня в несносно тошнотворной панике сумбурно метались мысли, всё какие-то нескончаемые обрывки вопросов, но, не смотря на всё это я наивно продолжал надеяться, что это какой-то нелепый розыгрыш, что всё это неправда, что вот-вот всё закончится, и я вновь окажусь в привычном, комфортном состоянии и окружении. Сознанием я продолжал неистово цепляться за воздух, за любые мимо проскальзывающие детали, которые могли вызвать у меня хоть каплю сомнений в происходящем, в том числе я крепко уцепился надеждой за факт отсутствия форменной одежды на прокуроре, и за то, что этот зал не вмещал в себя зрителей, я изо всех сил теребил свою увядшую логику, притягивая за уши любые зыбкие домыслы. И что самое странное, в этой череде откровенного сумасшествия я совершенно не мог вспомнить, как очутился в зале судебных заседаний, не то чтобы я, оборачиваясь назад видел там какие-то туманные следствия, коридоры, россыпь времени и действий, я не видел ничего, словно кто-то взял и отрезал весь этот предшествующий путь сюда, будто до этого пресловутого зала суда у меня ничего не было, пустота. В голове то и дело периодически возникала мысль:
А может это вообще не тот суд, о котором я думаю? Может это тот самый.., Высший Суд? Я умер, и сейчас будет вершиться надомной иной, Небесный процесс? Кто знает, как у них тут всё устроено? Может всё точно также, по аналогии с земным судом или наоборот в земном суде устроено всё точно также как в Небесном? Кто там был, кто правду видел? Это всё вполне может быть, успокаиваясь, я размышлял, помещая многотомные идеи в мгновения времени, всё очень даже может быть! Сейчас наверняка должен выйти Нет, нет, он должен именно появиться тот седобородый старец и всё начнётся. Он чинно займёт центральное место за столом, там где сейчас никого нет кроме того хлипкого образа человека, судя по всему секретаря. Судья, или как правильнее, как уважительно его назвать, посмотрит на меня и безотлагательно примется подробно рассматривать историю моей жизни, пусть и не долгой. Да как, же так то? Неужели я и на самом деле умер? А от чего? Что случилось?
Фантазии бесстыдно плодились, крутились, вертелись в отчаянном бреду, они тут же сливались в оргию с такими же вновь и вновь пребывающими вопросами, едва ли не сводя меня с ума, хотя как знать, быть может, я и эту черту уже давеча перешагнул. В какой-то момент мне и вправду искренне хотелось, чтобы это действительно был тот самый Высший суд, он мне почему-то казался менее страшным, нежели обычный. Почему так? Вероятно от того, что всем было хорошо известно и мне естественно в том числе, какие последующие мероприятия ожидают подсудимого после оглашения приговора, это ни для кого не было секретом и эта ясность, это знание морально сковывало моё нутро. А о последующих этапах того суда никто не знал, ведь никто не вернулся от туда, не рассказал как там, даже весточки, даже захудалого письмеца никто не присылал отчего эта слепая надежда вселяла во мне нечто на подобии уверенности. На самом деле строгость решения того суда, и как результат срок и условия отбывания наказания могли быть куда более суровой ношей по сравнению например с колонией, где так или иначе человек живой и продолжается жизнь, не бог весть какая, но жизнь. И всё равно, сидя на лавке зала суда, я продолжал надеяться на чудеса.