Нечто подобное говорил Н.С.Хрущев и в своем докладе на ХХ съезде: "Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: "Все что создал Ленин, мы потеряли навсегда". После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще". Заявления Хрущева позволили Д. Волкогонову писать, что Сталин "ощутил растерянность и неуверенность" с первых же минут войны и что "Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова", когда тот сообщал ему о начале военных действий.
Молотов решительно не соглашался с подобными описаниями настроения и поведения Сталина. Он говорил Чуеву: "Растерялся нельзя сказать, переживал да, но не показывал наружу Что не переживал нелепо". Управляющий делами Совнаркома Я.Е. Чадаев таким запомнил Сталина, когда тот приехал в Кремль рано утром 22 июня: "Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие".
Известно, что, прибыв в Кремль, Сталин стал собирать сведения о положении на границе и в приграничных республиках. Судя по воспоминаниям П.К. Пономаренко, Сталин позвонил ему в Минск в 7 часов утра. Заслушав сообщение первого секретаря КП(б) Белоруссии, Сталин сказал: "Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они, в общем, правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад. Необходимо, чтобы парторганизация и весь народ Белоруссии осознали, что над нашей страной нависла смертельная опасность, и необходимо все силы трудящихся, все материальные ресурсы мобилизовать для беспощадной борьбы с врагом. Необходимо, не жалея сил, задерживать противника на каждом рубеже, чтобы дать возможность Советскому государству развернуть свои силы для разгрома врага. Требуйте, чтобы все действовали смело, решительно и инициативно, не ожидая на всё указания свыше. Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии. В середине дня я еще позвоню Вам, подготовьте к этому времени более подробную информацию о положении на фронте". Пономаренко записывал все, что говорил Сталин, а потому смог впоследствии так подробно воспроизвести его слова. Пономаренко поручил своим помощниками передать записанное им содержание указаний Сталина всем секретарям обкомов и райкомов, по возможности и западных прифронтовых районов.
Получив информацию, Сталин одновременно работал над подготовкой директивы наркома обороны 2 в связи с началом боевых действий, которая была передана в 7 часов 15 минут утра в округа. Однако на первых порах, судя по воспоминаниям Жукова, сведения с границы поступали отрывочные и противоречивые.
Этому способствовали диверсионные действия немцев, которые "разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров, поднятых по тревоге". Лишь к 8 часам утра Генштаб получил первые более или менее надежные данные, которые очевидно были тут же переданы Сталину. К этому времени, когда в Кремль были собраны все члены руководства страны, бывшие в Москве, и все ведущие военачальники, стало известно о разрушительных бомбардировках, которым подверглись военные аэродромы, железнодорожные узлы и города, о начале сражений с сухопутными войсками противника на всем протяжении западной границы, за исключением территории Ленинградского военного округа.
Военачальники покинули кабинет Сталина около 8.30, а оставшиеся там руководители ВКП(б) и Коминтерна (Димитров и Мануильский) стали решать вопрос о том, как объявить населению стране о войне и кто это должен сделать. Микоян в своих мемуарах писал: "Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: "Пусть Молотов выступит". Мы все были против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов".
Объясняя отказ Сталина, Молотов говорил: "Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Не только человек это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах". В ответ на вопросы Чуева о том, кто был автором его речи, Молотов заметил: "Это официальная речь. Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро. Поэтому я не могу сказать, что это только мои слова, там были и поправки, и добавки, само собой". Молотов утверждал, что Сталин активно участвовал в работе над текстом речи, но отказался уточнить "какие слова он внес, первые или последние. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает".
Поэтому свое выступление В.М. Молотов начал со слов: "Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории".
Объявив о "беспримерном в истории цивилизованных народов вероломстве" со стороны Германии, Молотов сообщил, что "уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как Народному Комиссару Иностранных Дел, заявление от имени своего правительства, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи со средоточением частей Красной Армии у восточной германской границы". Молотов указывал на то, что Советское правительство "со всей добросовестностью выполняло все условия" советско-германского договора о ненападении и на протяжении своего выступления трижды ссылался на то, что Германия до 22 июня не предъявляла никаких претензий к СССР. Одновременно он решительно отвергал обвинения в нарушениях советскими войсками границы с Румынией.
В своей речи Молотов напоминал об исторических традициях борьбы русского народа против иноземных захватчиков: "В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу". Призвав народ к дисциплине, "организованности, самоотверженности, достойной настоящего патриота", к сплочению рядов "вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина", Молотов закончил свою речь словами, которые стали главным лозунгом Великой Отечественной войны: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".
Чадаев вспоминал, что Сталин зашел в кабинет к Молотову после его выступления по радио. "Ну и волновался ты, произнес Сталин, обращаясь к Молотову, но выступил хорошо". "А мне показалось, что я сказал не так хорошо, ответил тот". Позвонил кремлевский телефон. Молотов взял трубку и посмотрел на Сталина: "Тебя разыскивает Тимошенко. Будешь говорить?" Сталин подошел к телефону, немного послушал наркома обороны, потом заявил: "Внезапность нападения, разумеется, имеет важное значение в войне. Она дает инициативу и, следовательно, большое военное преимущество напавшей стороне. Но Вы прикрываетесь внезапностью. Кстати, имейте ввиду немцы внезапностью рассчитывают вызвать панику в частях нашей армии. Надо строго-настрого предупредить командующих о недопущении какой-либо паники. В директиве об этом скажите Если проект директивы готов, рассмотрим вместе с последней сводкой Свяжитесь еще раз с командующими, выясните обстановку и приезжайте. Сколько потребуется Вам времени? Ну, хорошо, два часа, не больше А какова обстановка у Павлова?"
Еще до этого разговора с Тимошенко и до начала выступления Молотова Сталин около 12 дня звонил второй раз Пономаренко. Прежде всего, его интересовало: "Что Вы можете сказать о военной обстановке? Что делает и как себя чувствует себя тов. Павлов?" К тому времени Павлов командовал Белорусским военным округом, затем превращенным в Белорусский фронт. По его словам, Пономаренко, ответил, что Павлов, "несмотря на свои положительные качества под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за утери связи со штабами фронтовых войск потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность не сосредотачивается на главных проблемах руководства. "Я хотел бы просить Вас, товарищ Сталин, заявил я, прислать в штаб фронта одного из авторитетных маршалов Советского Союза, который изучил бы внимательно обстановку, продумывал бы неотложные мероприятия и подсказывал их командующему". Сталин ответил: "Я уже думал об этом, и сегодня же к вам выезжает маршал Борис Михайлович Шапошников. Имейте в виду: это опытнейший военный специалист, пользующийся полным доверием ЦК. Будьте к нему поближе и прислушайтесь к его советам".