Его паруса были наполнены воздухом. Он был одинок, внизу был Океан, вверху Небо. Редко случались минуты радости это были встречи с другими парусниками. Они ненадолго останавливались и уплывали неизвестно куда. Он не помнил своего бесконечного прошлого и ещё не мог видеть своего бесконечного будущего
Девочка и дельфин
Он вынырнул недалеко от берега. Этот день ничем не отличался от других. Но внутри появилось неожиданное беспокойство.
Дельфин собрался уже возвращаться домой, как вдруг услышал с берега чей-то плач. Он подплыл ближе. На берегу, обхватив тонкими ручками коленки, тихо плакала Девочка.
Девочка, почему ты плачешь? спросил Дельфин.
Девочка посмотрела на Дельфина. У него были такие добрые глаза, что она улыбнулась и перестала плакать.
Со мной никто не хочет играть, сказала Девочка.
Почему? спросил Дельфин.
Потому что я не такая как все. Я не хочу рвать цветы, мне их жалко. Я не хочу ловить бабочек, и я не хочу привязывать кошек к столбам. Дети сказали, что им со мной не интересно. А одной мне очень скучно.
Не плачь, Девочка, я буду с тобой дружить. Я буду каждый день к тебе приплывать.
И Дельфин каждый день приплывал к Девочке и рассказывал ей интересные истории о подводных городах, о затонувших кораблях, о рыбах и морских животных.
Каждый день Дельфин приносил ей новые ракушки, кораллы и жемчужины.
Когда бывшие друзья Девочки увидели, сколько у неё красивых драгоценностей и украшений, они начали ей завидовать.
Девочка подарила бывшим друзьям многое из того, что у неё было, но они все равно с ней не хотели дружить, потому что дельфин выбрал только ее.
Девочка очень хотела, чтобы её бывшие друзья тоже подружились с Дельфином. Но никто из них не захотел.
Все равно, больше, чем тебя, никого из нас Он любить не будет. И, сильнее, чем с тобой, ни с кем из нас Он не будет дружить, говорили они.
Девочка ждала Дельфина каждое утро в одно и то же время. Но в этот день его, почему-то не было. Его не было и на следующий день, и на следующий тоже.
Бывшие друзья Девочки очень обрадовались тому, что Дельфин перестал приплывать. И предложили Девочке опять подружиться. Девочка с радостью согласилась, она даже была согласна срывать цветы и ловить бабочек, только чтобы не остаться одной. Она думала, что Дельфин о ней забыл, что он больше никогда не вернется.
Все друзья вместе с Девочкой бросали камни в воду. Кто дальше забросит. Всем было очень весело. Но веселее всех было Девочке. С ней опять все стали дружить.
Вдруг недалеко от берега вынырнул Дельфин. Девочка очень обрадовалась, а её друзья наоборот, очень разозлились. Они снова начали завидовать Девочке.
Все вместе они со злостью начали бросать камни в Дельфина.
Бросай и ты, кричали они Девочке, иначе мы никогда не будем с тобой дружить.
Девочка сначала растерялась, а затем начала бросать тоже. Дельфин не отворачивался от летящих в него камней. Он был рад тому, что Девочка опять подружилась со своими друзьями, и больше не будет плакать одна на берегу.
Дельфин нырнул и поплыл в самую глубокую часть океана. Он любил всех и Девочку, и её друзей.
Дмитрий Иванович, я и дождь
Был теплый осенний вечер. Шел дождь.
Высокое дерево сказал Дмитрий Иванович.
Высокое подтвердил я.
Очень высокое сказал он. Я промолчал.
Тяжелое дерево через некоторое время сказал Дмитрий Иванович.
Он рассматривал старый высокий тополь, возвышающийся над несколькими домами нашего двора.
Возможно подумал я, но ничего не ответил.
Я любовался блестящим асфальтом, по которому стучал дождь.
Если это дерево упадет на дом, он разрушится произнес Дмитрий Иванович, но сигарету, которая оказалась у него во рту в начале нашего разговора, не прикуривал.
Если будет сильный ураган, он свалит все деревья, они упадут на дома и наш город разрушится, продолжал он.
Большому дому ничего не будет, но если упадет на маленький дом, может слегка повредить крышу сдержанно ответил я.
Вы думаете? сказал Дмитрий Иванович и поднес зажигалку к сигарете. Но почему-то и сейчас не прикурил, рука с зажигалкой медленно опустилась. Он продолжал смотреть на дерево.
Мне больше нравился асфальт в нем отражался наш двор, но отражался как-то размыто, неопределенно, не по-настоящему. Но кроме двора, в плоскости мокрого асфальта отражалось еще что-то, что было в моей душе, что было видимым, четким, определенным, настоящим.
Если дерево будет падать, оно мягко упадет на дом своими ветками и не причинит ему вреда, произнес я.
Как интересно в природе все устроено сказал Дмитрий Иванович. Наверное, он имеет в виду не только дерево, подумал я, но и асфальт, и то, что отражается в нем, кроме двора, подумал я.
А если упадет на гараж, сломает точно, произнес Дмитрий Иванович, но зажигалку и на этот раз к сигарете не подносил.
Смотря, на какой гараж ответил я, и обратил внимание на мокрую блестящую крышу гаража.
В крыше отражались светящиеся окна соседних домов. Отражения окон, конечно, не были прямоугольными. Это были вытянутые, неправильной формы, тускло светящиеся пятна. Смотреть на них было очень приятно. В этих светящихся пятнах, кроме окон неправильной формы, было еще что-то очень правильное. Это не только окна, подумал я.
Пойдемте, Андрей Михайлович, по домам, а то мы с вами чуть дерево не свалили, произнес Дмитрий Иванович и закурил сигарету. Свалить не свалили, но расшатали прилично, согласился я.
Да и нет
Однажды на узкой тропинке встретились «Да» и «Нет».
Пропусти меня, настойчиво потребовало «Нет». «Да» хотело уже пропустить, но вдруг о чем-то неожиданно задумалось. Через несколько секунд, словно пробудившись от состояния задумчивости, «Да» произнесло:
Надоело мне всегда всех пропускать, со всеми соглашаться и удовлетворять всевозможные желания! Не пропущу на этот раз!
Хорошо. Ответило «Нет», равнодушно развернулось и отправилось в ту сторону, откуда пришло.
Сейчас и Уже
Решили однажды «Сейчас» и «Уже» в беге на длинную дистанцию силами померяться. Вышли на линию старта, приготовились.
Подожди, сказало «Сейчас», у меня шнурок развязался.
Я уже сбегало туда и обратно, с удивлением ответило «Уже».
Давай еще раз повторим? попросило «Сейчас».
Давай, согласилось «Уже», и побежало.
Подожди, сказало «Сейчас» вернувшемуся «Уже». У меня камушек в кед попал, я его вытащу, и мы побежим с тобой.
Я уже второй раз сбегало, сказало «Уже».
Давай в последний раз, сказало «Сейчас». Проверим, кто быстрее.
Давай, сказало уже опытное «Уже».
«Сейчас» побежало, а «Уже» осталось. Прибегает «Сейчас», смотрит а «Уже» и вовсе не бежало.
Так нечестно! сказало «Сейчас». Я уже побежало, а ты даже с места не сдвинулось.
Я сейчас тоже побегу, сказало «Уже», вот только настроюсь.
Пока ты настраиваешься, я уже выиграло у тебя, сказало «Сейчас».
До сих пор соревнуются «Сейчас» и «Уже», а кто из них быстрее сейчас неизвестно, да и, наверное, уже не представится возможности это выяснить.
Сопричастность
Я падал, горел, разбивался на мелкие осколки, которые ветер разносил по всему миру. И ждал.
Я ждал, когда осколки найдут друг друга и снова срастутся в меня цельного. Я замерзал на углу земли в вечных льдах, растворялся, исчезал, и жил простой обычной жизнью. Все это было невозможно. Но моих сил оказалось достаточно для существования этой невозможности. Вера в идею сопричастности, оживляла меня, я чувствовал сопричастность в каждом своем вздохе, движении, взгляде. Осознание сопричастности убеждало, что нет ничего невозможного. И действительно было так. Все, во что я верил осуществилось.
И вдруг Айсберг перевернулся. Вдруг все, на что я смотрел из глубины моря, стало моими глазами смотреть на меня с высоты неба, через поверхность моря, в глубине которого я оказался. Реальность, в которой я был прежде, уходила куда-то в сторону. Я оставался на отколотой льдине. Жизнь, оставшаяся на материке, смотрела на меня, уплывающего от нее. Я оказался в другом мире. Прежний мир продолжал существовать без меня. Он существовал и во мне и вне меня, но без меня. Течение Жизни уносило мою льдину все дальше и дальше. Все мое было оторвано от меня. От огромной глыбы льда, которой был я прежний, была оторвана льдина, на которой продолжалась моя жизнь. Я чувствовал, что продолжаю оставаться собой.
Менялись формы одежд: фраки, шкуры животных, вечерние платья, спортивные костюмы. Но все они мялись, становились грязными, и, наконец, снашивались на одном и том же существе. Это существо одинаково относилось и к строительству корабля на верфях, и к гибели этого же корабля. И в выигранном сражении, и в сражении проигранном, я осознавал в себе присутствие одной и той же силы, расправляющей и собирающей мои крылья. Мое настоящее для мира не было ни настоящим, ни прошлым, ни будущим. Я и Мир мы были где-то рядом и, в то же время, очень далеко. Я оказался в той реальности, в которой меня нарисовало воображение. Рисунок был настолько четким, что оказался живым. И многие мастера гравюры говорили, что это изображение ценное. Но что произошло, когда я обнаружил, что мое настоящее существо стерто моим же воображением в рисунке действительности, в которой я жил. Где же я оказался? Вокруг меня ничего не было, и долго не появлялось. И, наконец, я понял, что не появится никогда. Я понял тогда, когда вспомнил восхищение мастеров рисунка. «Живой образ и абсолютное отсутствие окружающей обстановки», говорили они. Образ в невесомости. Пусть даже в невесомости, но невесомости тоже не было.