Вот эту-то постоянную боязнь испортить замечательную идею, торопясь кончить к сроку, из-за денег и «подарил» Достоевский своему герою-автору. Вернее, он сделал его по своему образу и подобию бедным литератором и наделил всеми вытекающими отсюда последствиями. Иван Петрович живёт не в комнате даже, а в каком-то «сундуке»; частенько приходится ему, отрываясь от своего романа, наниматься к антрепренёрам писать компилятивные статьи за несколько несчастных рублей; рукописи свои (которые через сто лет будут по листочкам разыскивать!) он, за неимением портфеля, перевозит из «сундука» в «сундук» в подушечной наволочке; костюм его жалок и плохо на нём сидит; и он, по меткому замечанию Валковского, питается полгода одним чаем Не будем делать сопоставления с аналогичными реалиями из жизни самого Достоевского, потому что это хорошо известно из написанных биографий писателя и его эпистолярного наследия.
Для Ивана Петровича, как и для Достоевского, толчком к творчеству служит не родившаяся на пустом месте, не надуманная мысль, а впечатление реальное, событие действительности. «Я вздрогнул. Завязка целого романа так и блеснула в моём воображении», восклицает он, увидев старика Смита, и далее в двух строках обозначает сюжетную линию «Униженных и оскорблённых», связанную со стариком и Нелли.
Обратим внимание ещё на одно общее профессиональное качество этих двух писателей на их поразительную работоспособность. «Я хочу сделать небывалую и эксцентрическую вещь: написать в 4 месяца 30 печатных листов, в двух разных романах, из которых один буду писать утром, а другой вечером и кончить к сроку» «сегодняшний вечер вознаградит меня за эти последние два дня, в которые я написал три печатных листа с половиною» Неправда ли, одна рука? Первая фраза принадлежит Фёдору Михайловичу , вторая Ивану Петровичу
И, наконец, Иван Петрович высказывает в разговоре с Наташей одну из постоянных и наболевших своих мыслей: « Ты только испишешься, Ваня, изнасилуешь себя и испишешься; а кроме того и здоровье погубишь. Вон С***, тот в два года по одной повести пишет, а N* в десять всего только один роман написал. Зато как у них отчеканено, отделано! Ни одной небрежности не найдёшь.
Да, они обеспечены и пишут не на срок; а я почтовая кляча»
Достоевский очень болезненно воспринимал упрёки в «небрежности» стиля, в «одинаковости» языка своих персонажей и постоянно сравнивал разность условий творчества у себя и у С*** (Л. Толстой?),N* (Гончаров?) и других современных ему писателей. Вспомните «ни единый из литераторов наших не писал под такими условиями». Наряду с Достоевским ещё один писатель творил под такими условиями» его литературный двойник Иван Петрович.
Одно из отличий настоящего талантливого писателя от графомана состоит в том, что первого даже заслуженные похвалы и восторги не пьянят до потери достоинства, а второго и грубо сочинённая лесть без промаха сбивает с ног. Чуть дальше речь будет идти об эпизоде из «Бесов», где размяк «романист» фон Лембке под натиском лживых восхвалений Петра Верховенского. Аналогичная сцена есть в «Униженных и оскорблённых». Здесь тоже не без задней мысли пытается подъехать к Ивану Петровичу князь Валковский и с лисьими интонациями из известной басни извергает из своих грязных уст целый фонтан сиропа: «развернул ваш роман и зачитался Ведь это совершенство! Ведь вас не понимают после этого! Ведь вы у меня слезы исторгли!..» Но Иван Петрович, которому Валковский самоуверенно отвёл в данной сцене роль вороны, абсолютно не реагирует на эти, взятые сами по себе, в общем-то, справедливые слова. Зато сколько искренней радости доставляет герою-автору реакция маленькой Нелли, или тех же Ихменевых при чтении его книги. Их мнение, тех, для кого он писал, наиболее дорого ему.
Иван Петрович умирает и знает о близости смерти. После первого упоительного успеха, когда сердце переполнено грандиозными творческими замыслами, при сознании мизерности сделанного и при мысли, что не успел ещё сказать «нового слова» тяжело умирать. Достоевский и здесь сумел передать всю глубину мучительного отчаяния и грусти обречённого литератора, потому что и сам пережил это ожидание смерти в расцвете лет в страшном для него 1849 году.
Другой автопортрет Достоевского можно легко признать в «Записках из Мертвого дома». Это, так сказать, не составляет секрета. Выведя в предисловии условную фигуру убийцы собственной жены Александра Петровича Горянчикова, Достоевский вскоре напрочь «забывает» о нём и начинает описывать свою четырёхлетнюю каторжную жизнь. В нескольких местах «Записок» он прямо говорит об авторе как о политическом преступнике, словно забыв, что хотел выступать под маской уголовного.
Это произведение в качестве литературного автопортрета интересно в первую очередь тем, что Достоевский здесь предстаёт перед нами как личность. Из документов, воспоминаний современников и «Дневника писателя» известно, как благородно и стойко держал себя писатель на следствии, с какой твёрдостью готовился принять смертную казнь. «Мёртвыйдом» мы должны считать и считаем за документальное повествование о страшном испытании, через которое прошёл великий писатель и не потерял веру в жизнь.
Жажда жизни, интерес к ней, к людям и поддерживали его все четыре долгих года. «не уныть и не упасть вот в чём жизнь, в чём задача её», написал Достоевский брату после объявления приговора, с этой идеей пошёл на каторгу и остался верен этой идее до конца.
В «Мёртвом доме» наиболее полно раскрылась одна из главнейших граней таланта писателя умение за внешностью и биографией человека разглядеть его настоящую сущность, понять его жизнь. Присматриваясь к своим новым товарищам по несчастью, Горянчиков (Достоевский) ещё в первой главе заключает, что, несмотря на их кажущее спокойствие, а иногда и весёлость, у каждого «была своя повесть, смутная и тяжёлая, как угар от вчерашнего хмеля». Сколько таких повестей узнаем мы в следующих главах. Мы видим, если можно так выразиться, процесс познавания писателем жизни народа, процесс постижения им и анализа совершенно иных сторон действительности, абсолютно нового материала для творческого осмысления. «Записки из Мёртвого дома» стоят особняком в художественном наследии Достоевского, они резко отличаются от романов и повестей тоном и сюжетными приёмами. Это произведение можно назвать связующим звеном между беллетристикой писателя и его же публицистикой, и в частности «Дневником писателя».
Кстати, в «Дневнике писателя» и создан Достоевским наиболее объёмный литературный автопортрет. С одной стороны, в этом уникальном произведении Достоевский предстаёт живым конкретным человеком в своих воспоминаниях о прошлом, в рассказах о сегодняшних делах и заботах, событиях текущего момента, участником которых или свидетелем он становился. «Дневник писателя» в этом плане автопортрет гражданина, общественного деятеля, мыслителя.
Литературная полемика, литературные воспоминания, литературные замыслы, наполняющие живой диалог писателя с читателями, материал, из которого выполнен автопортрет Достоевского в «Дневнике писателя».
Что же касается художественных произведений, то ещё в одном романе появляется если не образ, то уж, по крайней мере, тень образа самого Фёдора Михайловича. В приводимом эпизоде из романа «Бесы» описываются школьные годы фон Лембке и его первые литературные проказы: «Эта наклонность к стишкам свела его с одним мрачным и как бы забитым чем-то товарищем, сыном какого-то бедного генерала, из русских, и который считался в заведении великим будущим литератором. Тот отнёсся к нему покровительственно. Но случилось так, что по выходе из заведения, уже года три спустя, этот мрачный товарищ, бросивший своё служебное поприще для русской литературы и вследствие этого уже щеголявший в разорванных сапогах и стучавший зубами от холода, в летнем пальто в глубокую осень, встретил вдруг случайно у Аничкова моста своего бывшего ргоtégé» Здесь явственно видится Достоевский периода Инженерного училища, «Евгении Гранде» и «Бедных людей». Впрочем, это только предположение, основанное на сходстве биографических деталей безымянного литератора и молодого Достоевского.
Но известен и замысел писателя поставить в центр большого художественного произведения писательскую судьбу, близкую собственной, написать образ литератора во многом похожего на себя. Интересно то, что замысел этот появился в записной тетради в самом начале работы над «Бесами» (в феврале 1870 г.) и не исключено, что вышеприведённый отрывок из этого романа является фрагментом неосуществлённого замысла, по которому вполне можно судить о степени сходства между автором и задуманным им героем.
«Романист (писатель). В старости, и главное от припадков впал в отупение способностей и затем в нищету. Сознавая свои недостатки, предпочитает перестать писать и принимает на бедность.Всю жизнь писал на заказО том, как он много идей выдумал и литературных и всяких. Тон как будто насмешки над собой, но про себя: а ведь это так»
Здесь приведены только фрагменты плана (он довольно подробен), но и по ним видно, что Достоевский намеревался показать и объяснить своё положение «особняком» в русской литературе, свои эстетические воззрения, попытки воплощения в творчестве своей заветной идеи о «новом слове», показать почти невыносимые условия своей жизни и деятельности Многие из затронутых тем найдут впоследствии воплощение на страницах «Дневника писателя».