Константин Кубанцев
В сумерках мортидо
От автора
Дамы и господа! Выдумано все! Имена, характеры, сюжеты, внешний облик и географические названия все! Любое совпадение случайно.
Несколько эпиграфов вместо предисловия:
Жизнь раздражает нас на каждом шагу
Люди думают, будто они стремятся к безопасности, но в действительности они стремятся к ощущению безопасности.
Стремление к уничтожению приводит в действие вражду и ненависть, слепой гнев и жуткие наслаждения жестокостью и распадом живой плоти. Напряжение, дающее силу этим чувствам, мы будем называть мортидо.
Стремление к созиданию и к уничтожению, кульминацией которых является половое сношение и убийство, это и есть тот первичный материал, с которым приходится работать человеку и цивилизации.
Мортидо для нас гораздо загадочнее, чем либидо.
Э. Берн. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных.
Non missura cutem, nisi plena cruoris, hirudo.
(Только наевшись крови, пиявка отпадает).
Ну, больной, расскажите от каких извращений страдаете?
Я, доктор, не страдаю я ими наслаждаюсь.
Анекдот.
Часть I. Под софитами
Глава I
16 июня, среда.
Поднеся палец к кнопке дверного звонка, Ник на мгновение замер и прислушался. Но было тихо. И тогда он резко надавил на неё.
Дверь отворила девушка. Он была красива и молода.
Это Оля, про себя отметил Ник.
И оказался прав. Оля младшая и любимая дочь Петра Семеновича Тускланова, известного в Волгогорске врача-хирурга.
Семья доктора он, супруга и две их дочери жила в большой трехкомнатной квартире в старом сталинском доме в центре города. В таких домах, с высокими потолками и высокими ступенями на лестничных пролетах, с двумя, не больше, квартирами на этаже, жильцов мало. Да и для своего визита Ник выбрал середину дня, когда молодежь или на службе, или, как теперь говорят, совершает шопинг, а немногочисленные, доживающие свой век бабушки и дедушки греют свои искореженные артритом косточки на скамеечках в скверах и садиках, сохранившихся в центре города.
Разглядев девушку, Ник искренне улыбнулся. Копна светло-рыжих волос, что мягкими волнами падала на лоб и уши, голубые слегка раскосые и широко распахнутые глаза, хорошая стройная фигура привлекали внимание.
По-прежнему широко улыбаясь, Ник сдержано представился: Майор Поляков. ФСБ.
Он сразу же вытащил из наружного кармана рубашки удостоверение в красной плотной обложке и, не раскрывая, протянул девушке.
Оля, представилась девушка. Она неловко повертела фальшивый документ в руках и вернула его и серьезным голосом произнесла. Проходите, пожалуйста, товарищ майор. Вы, наверное, к папе?
Да, конечно.
Он знал, что производит приятное впечатление: выразительное, не смазливое, а, напротив, интеллигентное лицо, умные глаза, спортивная фигура, в меру короткая стрижка, однотонная голубая рубашка навыпуск, черные джинсы, легкие и дорогие кроссовки Найк.
Она мягко кивнула, приглашая войти, и грива ее рыжих волос заструилась, словно золотой песок под лучами солнца, которое, находясь в зените, врывалось через жалюзи в квартиру, проскальзывало в просторную переднюю и набрасывало на все предметы золотисто-полосатую вуаль. Затем она засмущалась под пристальным взглядом молодого майора его мужское обаяние не осталось не замеченным, и отвернулась, проходя вперед.
Извините, по делу, но совсем ненадолго, скромно сказал Ник ей в спину, стараясь быть немногословным.
Ему хотелось расхохотаться. Он с трудом сдерживал себя. Предвкушение убийства вдруг возбудило его. Он почувствовал, как напрягся его член, скованный плотной материей.
Подожди пару минут и я выпущу тебя на свободу, с удовольствием подумал Ник.
Комната, куда девушка проводила Ника, служила рабочим кабинетом.
Жалюзи на окнах были прикрыты до полумрака. На широком письменном столе лежало несколько журналов с аккуратными закладками. В глубине комнаты стоял еще один небольшой изящный столик, а по обе стороны от него два тяжелых глубоких кресла, обитых черным велюром. На полу темный пушистый ковер. Многочисленные книжные полки вдоль стен от пола и почти до потолка были заставлены специальной медицинской литературой.
Ничего лишнего в интерьере. Обстановка спокойного комфорта, отметил Ник машинально. И хорошая звукоизоляция.
Растягивая паузу, давая понять, что хотел бы остаться с ее отцом наедине, он еще раз внимательно взглянул в лицо девушки, излучавшее искреннюю наивность юности, и поблагодарил. Спасибо.
Дверь за ней мягко и плотно затворилась. Ник опять представился, повторив, что займет лишь несколько минут.
Ну, хорошо, хорошо, без интереса и слегка раздраженно проговорил Петр Семенович.
Вздохнув, как перед чем-то неприятным, он жестом указал на кресла.
Ник сделал два-три шага в указанном направлении, замешкался, дожидаясь хозяина и пропуская его вперед.
Отрепетированная улыбка, смущение и неуверенность смягчили раздражение доктора.
Садитесь, молодой человек, доброжелательнее произнес он, первым опускаясь на мягкий чистый велюр.
Но прежде чем он утонул в его успокаивающих глубинах, Ник выхватил из-за пояса пистолет, на вытянутой руке поднял его до уровня плеча и выстрелил ему в лицо.
Пуля вошла в плоть чуть ниже левого глаза, прошла через мозг и, расколов правую теменную кость, вылетела из замкнутой полости. И ударилась в стену.
В момент выстрела раздался легкий хлопок, словно с размаху прикрыли книгу. Длинный глушитель надежно погасил звуковые волны.
Не успевший осознать, что произошло, уже мертвый, Петр Семенович наконец-то уселся в кресло. Его голова свесилась на грудь, а руки соскользнули между колен.
Из небольшой раны на лице в течение тридцати-сорока секунд бил алый фонтанчик. По щеке кровь стекала на шею и на грудь, раскрашивая белоснежный воротничок. Из раны на затылке, которая была хорошо видна, торчали осколки костей, выбухало мозговое вещество, размозженное и обильно окрашенное кровью. Кусочки мозга и мелкие костяные осколки прилипли к стене позади тела.
Из носа вдруг тоже закапала кровь и замарала хорошо отутюженные брюки.
Ник удовлетворенно вздохнул. Работа закончена, на очереди развлечение.
Яркое июньское солнце, напоминавшее спелый апельсин, задержавшись в зените, мягко покатилось вниз и успело скрыться прежде, чем Ник, не спеша, вышел из подъезда.
Просчитать точное время запланированного убийства непросто. Всегда готов вмешаться случай. Ник уяснил этот факт давным-давно. Без подсказок и поучений. На основе своего жизненного опыта и скрупулезного анализа.
Случай! Он может быть значительным, глобальным. Менять судьбу целой страны или народа. Если бы строптивый конь по кличке Буцефал все-таки ударил Александра Македонского копытом? А корабли Колумба затонули бы во время шторма? А отец Наполеона, пожилой корсиканец Буонопарти, чье имя собственное история даже не сохранила, перебрал бы в тот самый вечер, как частенько случалось, и уснул бы рядом со своей надоевшей за долгие годы супругой, вместо того, чтобы любить ее полночи, зачиная великого императора? Вот это и называют Его Величество Случай, думал Ник. Все наши дела, запрограммированные, целенаправленно-просчитанные всего лишь цепь многочисленных более мелких случайностей, порой нелепых, редко счастливых, иногда страшных, цепляющихся одна за другую, словно маленькие шестеренки в работающем моторе ускоряясь в этом непрерывном процессе до бешеного вращения, они создают массу всевозможных искажений, накладывающихся друг на друга, как краски в палитре, рождая новый цвет. Это очевидно! И нет необходимости ни доказывать, ни обсуждать этот замечательный факт.
В сложном, но плохо организованном механизме, каким является большая современная российская больница, таких случайных событий происходит ежедневно навалом. От того выпил ли хирург утром чашку кофе или нет нередко зависит жизнь больного, а как следствие его родных, друзей, сослуживцев. Болит ли голова с похмелья, ударил ли молотком по пальцу, забивая гвоздь, не подвернул ли ногу, выпрыгивая из переполненного троллейбуса, удовлетворил ли накануне ночью пьяный и ленивый сожитель жаждущую любви операционную сестру Бардак? Ну, да, бардак.
Вот поэтому в больницу Ник пришел сегодня пораньше. Кстати, на прошлой неделе он уже дважды побывал в этом, как казалось бы, закрытом отделении опер. блоке.
Предвидеть всего не возможно, придется действовать по обстоятельствам, но главное место выбрано удачно.
Могли, например, отключить воду и отменить операционный день. Могли объявить карантин и запретить посещения больных. Пустынный больничный коридор в силу непредсказуемого стечения обстоятельств мог вдруг превратиться в многочисленную шумную тусовку. Наконец, случайная встреча и заинтересованный взгляд Тогда он уйдет. Не подавая виду, что встревожен. С печальным выражением в умных усталых глазах. Человек с такими глазами свой. Он все понимает и не только разумом, но и своим большим благодарным сердцем. Он всем сочувствует: докторам у них такой благородный, бескорыстный труд, сестрам таким молоденьким, но уже повидавшим на своем веку. Страждущим и страдающим. Всем! И он придумает новый план. И осуществит. Здесь или там, но обязательно воплотит его в жизнь. А точнее в смерть. Потому что это его работа! А минуты, когда он, потягивая хорошее вино, сопоставляет свои фантазии со своими возможностями он не променяет ни на что. Это просто его работа.