В то время когда я рос мальчишкой, Боровичи были местом, куда направлялись те осужденные, которые не могли прописаться ни в Москве, ни в Ленинграде. Это был 101-й километр, расположенный в тридцати километрах от железной дороги Москва Ленинград. В Боровичах находили приют как уголовники, так и люди, выпущенные из лагерей по политическим мотивам. Нередко мальчишки дрались между собой, примыкали к группам подростков, связанных с кражами и преступной деятельностью. Недалеко от моста находилась тюрьма, где были заключенные.
В доме ИТР жили дети и родители, связанные, как правило, с интеллигенцией. Тем не менее во дворе и на улице дети научались тому, что было связано с блатным жаргоном. Играли в карты, матерились, курили, били камушком по монетам, чтобы забрать деньги. Так, в нашей квартире на пятом этаже жил соседский парень, который был на четыре года старше меня. Он курил и матерился на улице, но не дома. Я тоже попробовал курить. Мне это не понравилось, но я продолжал курить вместе с соседским парнем исподтишка, чтобы мама и бабушка не видели, чем я иногда занимаюсь. Курение продолжалось в течение нескольких месяцев, пока соседский парень не переехал в другую квартиру. В дальнейшем я больше не курил и запах табака не переносил.
Одно время моя бабушка работала сторожем в церкви. Она нашла ночью финку с острым лезвием и принесла в дом. Когда я обнаружил финку, то однажды взял этот нож на улицу и показал его ребятам. При этом я финкой порезал случайно пальто одного из мальчиков. Его мама потом возмущалась моим «плохим» поведением и называла меня хулиганом. Помню, что за этот поступок мама наказала меня. Я стоял некоторое время у сундука, который был в нашей комнате.
Да, вспоминаю еще одну историю, связанную с моей бабушкой. У меня были бородавки на руках. Они никак не проходили, пока бабушка не подсказала один рецепт. Надо было сорвать одуванчики на могиле на кладбище, которое находилось возле церкви. Стебель одуванчика содержал сок, которым нужно было смазывать бородавки на руке. И действительно, бородавки прошли. Обычно это связывалось с Богом, с церковью. Но, судя по всему, кладбище являлось тем местом, где похороненные трупы «источали» в землю то, что потом впитывали растения. Бабушка знала «целебную силу» одуванчиков. Причем она никогда не говорила, что это от Бога. И хотя бабушка каждое утро осеняла себя крестом, молилась за нас, за наше здоровье, тем не менее она редко ходила в церковь, хотя и работала какое-то время сторожем на кладбище.
В детстве мы праздновали Пасху. Красили яйца, выходили во двор и катали яйца по песку. Мальчишки играли в такую игру. Маленькая горка, каждый из детей катит по песку яйца. Задача состоит в том, чтобы твое яйцо дотронулось до других яиц, после чего ты забирал или это яйцо, или деньги. Были и другие игры. Два мальчика стукались куриными яйцами, и если какое-то яйцо трескалось, то выигрывал тот, у кого яйцо сохранялось целым. А иногда придумывалось следующее. Кто-то приносил каменное яйцо, которое не отличалось от куриного яйца. И конечно, выигрывал тот, у которого было такое яйцо.
Как на Пасху, так и в другие светские праздники, мама и я ходили в гости. Мама особенно дружила с несколькими учителями-женщинами, у которых мужья умерли или погибли на фронте. У них тоже были дети, и мы общались как с ними, так и с мамами. Как правило, трое учителей встречались по выходным дням, пили чай, вели какие-то разговоры. Собирались обычно у двух подруг мамы, особенно у одной, у которой был свой дом, садик, огород. А у нас была всего лишь одна маленькая комнатка. Поэтому такие встречи были невозможны.
Кроме того, у мамы были знакомые, две сестры, которые проживали в частном доме, не были замужем, не имели детей. Когда мы с мамой приходили к ним в гости, они были очень рады и играли со мной. Одна сестра была набожной. Она мастерски разрисовывала большие утиные яйца, на которых были изображены церковь и иконы. Часть яиц она давала нам в подарок, и поэтому у нас дома была коллекция таких сувениров. Другая сестра не отличалась набожностью. Довольно часто в их дом приходил мужчина, который отличался юмором.
Мужчина был еврей, юрист Нахмансон Михаил. Судя по всему, этот мужчина нравился моей маме, а она ему. Позднее я спрашивал маму, почему они не поженились. Она отвечала, что у нее есть сын и она не хотела, чтобы у меня появился новый папа. У нас была дружеская, теплая компания, поскольку мужчина рассказывал анекдоты, смеялся и всячески веселил и меня, и женщин. Вскоре мужчина был арестован, поскольку его коллега доложил куда следует о политической составляющей одного из анекдотов. Ему дали срок и выслали в лагерь. Одна из сестер вскоре уехала к нему. К счастью, после смерти Сталина этот мужчина возвратился в Боровичи вместе с сестрой, которая стала его женой.
Как правило, дети не интересовались политикой. Я не помню, чтобы в нашей семье говорилось о сталинских репрессиях. В школе мы были пионерами, ходили на демонстрации, любили родину. В марте 1953 года, когда по радио сообщили о смерти Сталина, многие взрослые люди плакали. Мне было 11 лет, и я, видя, как плачут соседи, тоже пустил слезу, не понимая того, что происходит. Только в последующие несколько лет я узнал о сталинских репрессиях, о ГУЛАГе, о политических интригах в нашей стране, когда стали говорить и писать о культе Сталина и его последствиях.
В седьмом классе мы, мальчишки, захотели попробовать водку. Мы видели те компании, где были драки, парни выходили с ножами друг против друга. Многие вступали в банды, поскольку 101-й километр давал о себе знать и на детях. Во дворе дома ИТР практически не было хулиганов. Но попробовать водку нам хотелось. Четверо мальчиков нашли бутылку водки (видимо, кто-то из взрослых парней принес), зашли в подвал нашего дома и по очереди приложились к бутылке. Через какое-то время голова гудела, но я пришел домой вечером и сразу же лег спать, чтобы бабушка не заметила и не рассказала маме. После этого эксперимента водка не прельщала меня.
Закончив седьмой класс в школе, моя мама посоветовала мне поступить в Горно-керамический техникум. Понятно, что на мамину зарплату было тяжело жить втроем, а техникум давал возможность приобрести специальность для последующей работы. Я помню, что когда появился первый велосипед во дворе, все мальчишки завидовали его владельцу. Велосипед для мальчика приобрел его отец, будучи инженером на Керамическом комбинате и имевший трехкомнатную квартиру в доме ИТР. Поэтому мы с мамой решили, что я не пойду учиться дальше в школе, а попробую поступить в техникум.
В 1956 году, когда мне было 14 лет, я сдал экзамены в Горно-керамический техникум. В конце августа нас, мальчишек, поступивших в техникум, собрали и направили в лес, чтобы мы спилили деревья для стропил. Мы пилили ручной пилой стройные хвойные деревья. Поскольку у нас не было опыта, то, для того чтобы спилить нужное нам дерево, чаще всего нам приходилось пилить те ненужные деревья, на которое падала сосна. Вот так мы приобщались к труду.
1 сентября, когда началась учеба, нас, первокурсников, собрали и сказали, что учебные занятия будут через месяц. А пока мы поедем в колхоз, для того чтобы оказывать помощь сельскому хозяйству. На следующий день нас повезли в сельскую местность. Вечером нас распределили по домам и сказали, что утром мальчики должны пойти туда, где пасутся быки, запрячь их и возить картошку, которую будут собирать девочки на поле. Мы, городские мальчики, не умели запрягать даже лошадь, а тут быки. Но тем не менее местные жители утром показали, как надо делать, и мы приступили к работе.
Нам сказали, что мы должны заработать «трудодни». По одному «трудодню» каждый день в течение месяца. Кто заработает 30 «трудодней» раньше, того отправят домой. «Трудодень» это такая плата, которая измеряется не в деньгах, а условно. Потом мы узнали, что такое социалистическое распределение труда. Девочки собирают картошку в поле и в течение дня имеют примерно половину «трудодня», а мальчики возят мешки с картошкой на быках с поля в ригу или на склад, в результате чего могут иметь чуть больше одного «трудодня». Правда, если ты заработаешь 30 «трудодней» за 25 дней, то, как оказалось, таких трудоголиков все равно домой не отпускают. Все студенты возвращаются домой по истечении месяца.
«Мудрые» крестьяне так учили городских мальчишек. Рассыпали мешок соли на дороге, по которой идут быки с нагруженной мешками картошкой. Тот, кто управляет быком, хочет быстрее довести свой груз до места назначения, чтобы вернуться в поле и заработать за день больше «трудодней». Но, оказывается, быки очень любят соль, и пока не съедят соль с пылью, никак не реагируют на крики мальчиков. Хоть матом кричи, хоть понукай быка, он не сдвинется с места, где насыпана соль. А после того как он поест соли, бык идет не по воле наездника на склад, а на водопой, чтобы попить воды. И потом, как не понукай быка, он идет медленно, вразвалку.
Мальчики и девочки приспособились к крестьянской жизни в течение месяца. Хозяева дома, в котором нас разместили, утром готовили нам еду. В печи дымилась ароматная запеканка из картошки, хлеб и молоко. В поле в обед привозили бидоны с молоком. Кое-кто умудрялся ходить в лес, набирали грибов, ягод, и на ужин в домах был суп из грибов или картошка с грибами. А вечером ходили на танцы под баян. Мы даже устроили свою джаз-банду: один играл на баяне, кто-то стучал палочками по ведру, а я играл на расческе. Так что мы весело проводили время, познакомились друг с другом и после месяца в колхозе приступили к занятиям в техникуме.