Мария Костюкович
Детский сеанс. Долгая счастливая история белорусского игрового кино для детей
Резензенты:
С.Г. Маслинская, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН;
О. И. Сильванович, кандидат искусствоведения
О чем эта книга
Ключ к детскому кино прост: кинематограф состоит в родстве с детством. Тайна эта открылась почти сразу, как братья Люмьер показали на бульваре Капуцинок свои фильмы, или раньше, когда Эмиль Рейно1 устроил первый сеанс нарисованных движущихся картинок.
Каждый, кто входит в зрительный зал, попадает в детство, где в луче света возникают видения. Каждый, кто смотрит на экран, вновь становится ребенком и завороженно следит за движением картинок. Ему нужно удостовериться в том, что мир велик и все в нем велико и возможно. Кинематограф продает эту иллюзию по сходной цене, и каждый, кто покупает билет в кино, платит за то, чтобы побыть ребенком.
Детский кинематограф трудноуловим и плохо поддается определению: что такое детское кино и чем оно принципиально отличается от остального кино, и почему есть кино для детей, а есть просто кино о детях, которое вряд ли найдет детский отклик? Детский кинематограф окутан недоразумениями и сомнениями, даже его утвержденное определение остается в пределах очаровательной тавтологии. По кинословарю детское кино это кино, создаваемое специально для детей и подростков и названное так по аналогии с детской литературой2. Трудность вот в чем: как определить, предназначен фильм для детей или нет? А если фильм, предназначенный детям, адресуется и взрослым или он совсем не рассчитывал на детей, но вдруг им полюбился? Дети ведь самые непредсказуемые зрители. В 1920-е годы они бегали смотреть взрослого «Багдадского вора», а в 1990-е «Терминатора». Может, нет никакого детского кино? Давайте потратим несколько страниц на то, чтобы выяснить, что такое детское кино, а для начала примем это простое условие детское кино предназначено для просмотра детьми. Остается понять, чем детский зритель отличается от взрослого и почему детское кино особенный репертуар.
Строго говоря, репертуарная категория «детский фильм» появилась и прижилась только в кино социалистических стран СССР, Китая, Чехословакии, Венгрии, Югославии, ГДР и их современных преемников. В американском кинематографе, например, «детского» кино никогда не было зато есть семейное, с детским совпадающее частично. Детское кино тоже, как взрослое, бывает игровым, документальным и анимационным. Эта книга об игровом.
Самым очевидным признаком, который отличает взрослое кино от детского, может показаться главный герой ребенок. Так должно бы по определению быть, чтобы дети-зрители легко себя с ним отождествили. Но полно детских фильмов со взрослым главным героем Иваном-дураком, или Садко, или Айболитом. Полно и фильмов, в которых главный герой ребенок, но они детскому зрителю не предназначены, как «Иваново детство» Андрея Тарковского.
Можно найти опору хотя бы в простом с виду знании, кто такие дети и чем они отличаются от взрослых. В этом вопросе тоже нет научного согласия, но забавный научный компромисс выглядит так: по Конвенции о правах ребенка дети это человеческие существа в возрасте от рождения до восемнадцати лет. Решением Всемирной организации здравоохранения люди в возрасте от десяти до двадцати лет считаются к тому же подростками. Можно поискать различие между детским и взрослым кино в отличиях детей от взрослых. Хотя к детям очень долго не испытывали особенного трепета, считая их несовершенными взрослыми, поэтому детство кончалось рано и большой заботы не получало3. До начала двадцатого века детский труд был в порядке вещей, а кое-где по сей день остается. И все же дети отличаются от взрослых хотя бы тем, что их опыт познания еще чрезвычайно мал, но они познают мир непрестанно и неутомимо. Познание естественный способ жизни ребенка. Важная особенность этого занятия способность вжиться в образ познаваемого предмета, существа и явления. Так, совсем маленькие дети хотят быть тучкой или собакой, а более взрослые отождествляют себя с героями произведений. Они увлеченно вживаются во всякую историю, оказывая ей честь считаться неоспоримо истинной, очевидно случившейся.
Альфред Адлер предположил, что дети, в отличие от взрослых, живут в постоянном ощущении своей неполноценности: они зависят от взрослых и вынуждены подчиняться им во всем, от распорядка дня до выбора жизненных ценностей4. Заветная мечта детей вырасти, побороть единственную бесспорную неполноценность: возраст. Дети со страстью прикипают к историям, в которых герой преодолевает свое несовершенство: к историям о подвигах супергероев и триумфах неудачников, ко всему, что отсылает к самому победительному мифу о сражении Давида с Голиафом. Может быть, этим объясняется и долгожительство детского сюжета-перевертыша, в котором дети и взрослые меняются местами, и вообще частую в детских сюжетах ролевую перестановку детей и взрослых.
Но даже если применить к детскому кино элементарную возрастную градацию и тем решить проблему определения, то не выйдет уравнять трехлетнего ребенка с семнадцатилетним подростком, хотя оба считаются детьми. Большое детство это несколько разных детств, и из каждого ребенок, как змейка из старой шкурки, выбирается новым существом.
Периодизаций детства множество, по разным критериям: возрастному, физиологическому, педагогическому, и по смешанным критериям тоже социально-педагогическому или психосоциальному. Но все подходы сводятся к общей формуле детства, которое состоит из четырех этапов. До года-полутора длится младенчество, с года до трех проходит раннее детство, с трех до одиннадцати-двенадцати лет детство, за которым следует отрочество и, лет с семнадцати, юность. В некоторых периодизациях, например, в трактовке Эрика Эриксона период детства делится еще на возраст игры (с трех до шести лет) и школьный возраст (с шести до двенадцати лет)5. По версии Николая Гундобина, принятой в странах СНГ, время 37 лет называется первым периодом детства, или дошкольным возрастом, с 7 лет начинается второй период детства, который длится у девочек до 11 лет, а у мальчиков до двенадцати, а потом наступает старший школьный возраст и юность6. Лев Выготский заметил кризисы, которыми один спокойный этап развития отделяется от другого: взрослея, ребенок переживает кризисы новорожденности, одного года, трех, семи, одиннадцати и семнадцати лет. Тогда дети, к великому гневу взрослых, трудно поддаются воспитанию и требуют терпения, но эти кризисы важны для детского роста: проживая их, дети приобретают новые в сравнении с предыдущим возрастом навыки и душевные свойства7.
В дошкольном детстве, начиная себя осознавать, ребенок проживает кризис социальных отношений. Это время бескомпромиссных утверждений «Я сам» и первого отделения ребенка от взрослых. Мир детства перестает быть миром вещей и становится миром, в котором живут взрослые люди. Дети впервые интересуются своим отражением в зеркале тем, как они выглядят в глазах других людей. Они начинают бунтовать против взрослых, проявляя и негативизм, и строптивость, и просто самостоятельность. Пережив этот кризис, дети узнают разницу между «я хочу» и «я должен» и продолжают большой труд познания. Они учатся образному мышлению и контролю над эмоциями, узнают, что чужие чувства могут отличаться от их собственных. Но пока их главный навык воображение. В три года с подражания взрослым начинается важнейшее дело детства игра, сначала сюжетная, потом ролевая, а накануне школы уже игра по правилам. Играя дети общаются и учатся понимать чужие чувства, но единственным мерилом во всем для них остаются взрослые: дети считают свое мнение или оценку верной, если она совпадает со мнением взрослых.
Проживая кризис семи лет, дошколенок превращается в школьника. У него появляется новое окружение, новый статус и новая ответственность нужно учиться осознавать свою роль в общественных отношениях. В этом кризисе дети утрачивают детскую непосредственность, потому что между желанием и действием впервые встает переживание о том, какое значение это действие будет иметь. Ребенок становится шутом, паясничает и манерничает и, тем не менее, учится разбираться в своих чувствах: теперь сердясь, он понимает, что сердит. Он учится обобщать переживания, управлять вниманием и памятью, как никогда нуждается в уважении и требует его. Он проводит все больше времени со сверстниками и утверждается в коллективе. Его конформизм усиливается и к двенадцати годам достигает пика. Игры обрастают правилами и обособляются от посторонних: возникают тайны, шифры, пароли и метки, секретные языки, ритуалы, известные только своим. Мир детства всеми силами отграничивается от мира взрослых и стремится с ним соревноваться. Образное мышление превращается в словесно-логическое, «память становится мыслящей, а восприятие думающим»8.
Следующий кризис случается лет в тринадцать. Он превращает детство в отрочество: эмоциональная независимость от родителей и других взрослых становится нужной, как воздух, выбор профессии затмевает важностью все другие дела, дорогие для младших школьников. Этот кризис взрослости так обессиливает детей, что у всех снижаются способности даже к тем занятиям, в которых они одарены, тем более к учебе. Из словесно-логического мышления прорастает абстрактное, подросток начинает мыслить не конкретными образами, а понятиями. Это требует усилий, все конкретное, прежде увлекавшее детей (зоология, минералогия, коллекционирование), больше не вызывает интереса. Ребенок, любивший рисование, начинает любить музыку.