Белорусское детское кино никогда не осмеливалось отнимать у исследователей научного внимания и отдельного издания. Искусствоведы уделяли ему внимание время от времени, обычно подытоживая какой-то отрезок жизни всего белорусского кино. Это значит, что биография белорусского детского кино отрывочна, слита с историей взрослого белорусского кино и рассеяна по разным исследованиям разной направленности и глубины. Все они благоразумно не выходят за границы искусствоведческого подхода и я не буду. Первыми обстоятельно описали белорусские детские фильмы Анатолий Красинский, Вацлав Смаль и Георгий Тарасевич10. Их научно-популярный очерк, один из первых исторических очерков о белорусском кино, еще не выходил да и не мог выйти за пределы простого описания событийного ряда. Позднее более пристальный и проницательный взгляд на детское кино обратила Ефросинья Бондарева, когда в юбилейном сборнике «Кино советской Белоруссии» опубликовала очерк о творчестве Льва Голуба, первого и крупнейшего режиссера белорусского детского кино11.
Первое обзорное историческое описание глубиной в сорок лет появилось, когда детское кино стало успешным репертуарным направлением. Это очерк Бориса Светлова и Аллы Чернушевич «О детях и для детей» в сборнике статей «Современное белорусское кино»12.
Самым подробным исследованием стала глава в третьем томе четырехтомника «Гісторыя кінамастацтва Беларусі». В ней уже выделены жанрово-тематические направления и типы персонажей белорусского детского кино: фильмы исторических тем с изображением детства на фоне исторической эпохи; сказки, фантастические и приключенческие фильмы, где ребенок-рыцарь связан с возвышенным миром идеала; реалистические фильмы о драматической судьбе подростка в социальных катаклизмах, где действует ребенок-маргинал13.
Традиция описывать фильмы по жанровым и тематическим приметам, согласуя их с характеристикой главного героя, укрепилась и в похожем на точку очерке разделе в коллективной монографии «Беларусы. Том 12. Экраннае мастацтва». В нем педантично описано развитие игрового кино для детей с точки зрения жанра и трактовки детских образов от 1920 х к 2000 м, в той мере, в какой это допускает обзор итогов и достижений белорусского кино14. Ольге Нечай принадлежат еще статьи, нежно касающиеся образов детей и детства в белорусском кино, «Образ ребенка в белорусской экранной культуре»15 и «Образы социальных сирот в кино»16.
Словом, при всем внимании киноведов к белорусскому детскому кино оно никогда не рассматривалось цельно, обособленно от общего кинематографического процесса, который, как взрослый ребенку, не позволял ему самостоятельности. Надеюсь, эта книга даст ему свободу, которой требует детство, откроет малоизвестные факты или чуть иначе подаст знакомые фильмы, сделает ближе вроде бы известных авторов и персонажей, научит понимать детские фильмы и может быть, поможет понять, почему мы, бывшие дети, выросли такими, а не другими. Книга не даст исчерпывающих и неопровержимо верных ответов на все вопросы о детском кино, но будет здорово, если она поможет задать новые вопросы. В книге хватает уязвимых мест, и я благодарю читателей за милосердие к противоречиям, без которых человек всегда подозрителен, а книга скучна.
В книге много фотографий, которые напомнят вам о фильмах из детства: они взяты из фондов Белорусского государственного архива-музея литературы и искусства, Белорусского государственного архива кинофотофонодокументов, архива отдела экранных искусств Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси, а также из личного архива Екатерины Ляхницкой.
Начало
Принято считать, что никакого такого начала у детского кино не было что детского кино вообще не было, пока его не выдумали советские чиновники. Принято считать, что дореволюционный кинематограф был к своим зрителям глух и тем нечаянно помог советской идеологии, а та увидела, что кино можно использовать в своих целях вот и для воспитания детей в большевистском духе. Но неверно говорить, что детское кино вырастили искусственно, как гомункулуса. Обаятельные фильмы начала двадцатого века ясно подсказывают, что кинематограф шел в направлении детства, и этот тихий ход безо всякого принуждения привел к особенному детскому репертуару.
В начале столетия кинематограф был новым, дивным, цельным аттракционом, его трюкам чистосердечно, как дети, изумлялись зрители всех возрастов. Детский репертуар, как репертуар с возрастным цензом, мог выделиться в этом кинематографическом целом только после более ранних и важных разделов, по темам и жанрам, и еще более ранних по длительности и цели фильмов. К концу первого десятилетия из массива чудес выделилась анимация, за нею игровое кино. Оно стало наращивать индустрию и предлагать зрителям разное: одним сценки с погонями, другим с поцелуями, третьим с пинками и пощечинами. Так появились основные жанровые группы, и только освоив это разнообразие, кинематограф стал сортировать репертуар по возрасту зрителей и другим неожиданным приметам: детское кино, молодежное кино и кино для ценителей усложненной эстетики, кино для интеллектуалов, кино экспериментальное и другие диковины на любой вкус.
Так первую экранизацию «Алисы в Стране чудес», поставленную в Великобритании в 1903 году, можно считать первым пусть ненамеренно детским фильмом, потому что лапидарный пересказ истории, ее сентиментальное упрощение могло быть в угоду не «ярмарочной публике», а детям. Вторая, американская экранизация «Алисы в стране чудес» 1915 года уже бесспорно адресовалась детям, а позднее детскую нишу занял Уолт Дисней, создав в начале 1920-х годов анимационную серию приключений девочки Алисы.
Детское кино появилось так же естественно, как детский фольклор, который хранится только в детской памяти, но каким-то непостижимым образом передается от поколения поколению. Так же закономерно, как детские книги, бойскаутские лагеря и воскресные школы, как вера в Деда Мороза и Бабая. Детское кино было тем более необходимо в государстве, где после Первой Мировой и Гражданской войн жили семь миллионов детей-беспризорников17.
Дискуссии о детском кино начались в Российской Империи еще до Первой мировой войны их нервный ход хорошо описан Анной Коваловой18. По разным оценкам, почти половина посетителей кинотеатров были детьми, но необходимость в особенном, детском репертуаре признавали только с позиций нравственности: просто беспокоились о том, как бы взрослый репертуар не навредил детям, не испортил их вкус, не подтолкнул их к какой-нибудь пропасти. Неискоренимое стремление уберечь детей от чего-нибудь пагубного привело к тому, что в 1914 году петербургским учащимся официально запретили посещать кинотеатры (в других городах империи, насколько можно судить, таких запретов не было, но дискуссии о чистоте репертуара для детей тоже шли). Годом раньше много шуму наделала статья юриста А. Зака «Кинематограф и детская преступность», внушительная попытка связать кино и детскую преступность с помощью статистики и доказать, что дети совершают преступления под влиянием кино, а не социальной среды. Это были аргументы против кино как такового, а не в пользу детского кинематографа, но и в них можно заметить, что качеством, которое отличает желаемый детский репертуар от предлагаемого взрослого, считали воспитательный и просветительский смысл. Беспокоились о том, чтобы фильмы, которые смотрят дети, просвещали и учили их, а не развлекали. Анна Ковалова упоминает о специальных детских сеансах в кинотеатрах Петербурга: 17 ноября 1913 года Общество содействия дошкольному воспитанию устроило два резонансных детских сеанса, правда, они отличались от обычных сеансов, «для всех», только присутствием лектора-комментатора. Такие сеансы проводились в столице империи время от времени и скупо освещались в кинопрессе журналах «Сине-фоно», «Вестник кинематографии», «Петроградский кино-журнал», «Кинематограф» и «Проэктор».
Сколько можно судить, сеанс для детей в дореволюционном Петербурге обычно состоял из сказки (успехом пользовалась «Сказка о рыбаке и рыбке»), комических, видовых и научно-просветительских фильмов. Иногда показывали экранизации зарубежных книг, если считали их подходящими. Больше всего восторженных отзывов собирали анимационные фильмы Владислава Старевича, которого теперь считают одним из родоначальников анимации. В ателье Ханжонкова19, очень чуткого к интересам публики и конъюнктуре рынка, Старевич ставил превосходные кукольные фильмы по русским басням и сказкам. Они безукоризненно соответствовали всем требованиям, предъявляемым к особенному репертуару для детей, но так и не стали его основой. Кира Парамонова в качестве предшественников детских фильмов упоминает первые российские фильмы «Сказка о мертвой царевне» и «Снегурочка». Они «были лишены подлинной художественности», но началом детского кино не стали по другим причинам20. Лишенные воспитательного и образовательного смысла, эти фильмы не ставились специально для детей, одинаково нравились детям и взрослым, показывались на всех сеансах и, несмотря на популярность, не навели Ханжонкова и других кинопромышленников на мысль о том, что свободная детская репертуарная ниша стоит внимания и вложений. С началом Первой мировой киноиндустрия и кинопрокат погрузились в проблемы потруднее репертуарных пленочный кризис и повышение налогов. Военный патриотический подъем сказался и на киносюжетах. Разговоры о детском кино сделались тише, и отдельный детский репертуар, принципиально отличный от «общего» и «взрослого», так и не появился. Революция и Гражданская война уничтожили кинопроизводство, все пришлось начинать заново после разорения одних кинопромышленников, эмиграции других, после болезненной национализации кинодела и долгого восстановления игрового кинопроизводства в годы НЭПа детскому кинематографу пришлось долго ждать.