Вредное воздействие из-за рубежа, конечно, в едва ли меньшей степени сказывалось и на чисто немецких соединениях, а не только на частях со смешанным национальным составом. Продолжительная полицейская и антиконтрабандная служба пошатнула мораль, особенно в стране, где подкуп чиновников и полиции давно уже был обычным делом. Начиналось все с приема личным составом продовольствия в целях улучшения снабжения или же для отправки домой, что часто заканчивалось и открытыми взятками. Расцвели недозволенная торговля и спекуляция; противодействие им со стороны начальства осложнялось вплоть до полной его невозможности из-за рассредоточения войск на широких просторах и разделения их на мелкие посты. Коррумпированность германских военнослужащих лишний раз подрывала их авторитет в глазах местного населения.
Легальная торговля с местными жителями, закупка продовольствия для отправки домой в Германию приводили к нежелательным контактам солдат с населением, особенно с евреями, которые в основном и осуществляли торговые операции. Евреи, а именно они в основном и насаждали большевистскую пропаганду14, в том числе путем распространения слухов и листовок, пытались с помощью последней всеми средствами и крайне искусно приобрести влияние над германскими войсками. Русские с большой ловкостью использовали для пропагандистских целей и частые контакты между германскими и большевистскими войсками на демаркационной линии, а также сообщение с действовавшими в портовых городах и на пограничных пунктах русскими комиссиями, в которых было много еврейских элементов. Уже сама картина разболтанности русской солдатни, открывавшаяся на пограничных пунктах, подтачивала моральный дух немцев: элементарную расхлябанность многие принимали за свободу.
На некоторых участках, например, в Прибалтике, этим устремлениям большевиков сопутствовали воздействие разлагающей пропаганды Антанты и, прежде всего, постоянное ухудшение настроения войск, вызванное событиями на сильно страдающей и скверно управляемой Родине. Каждый отпуск и каждое письмо из дома представляли опасность для боевого духа войск. Впечатления отпускников, планомерно распространяемые, когда они ехали в поездах или иными путями, и вполне оправданное беспокойство за родной дом, двор и семью производили столь большое впечатление, что вести контрпропаганду, так называемое патриотическое воспитание15, в описанных выше условиях, сложившихся на Востоке, было особенно тяжело. Под давлением общественного мнения военная администрация отказывалась от грубых методов, которые были обычными в странах Антанты, например, от цензуры писем, ужесточения наказаний и публичного исполнения приговоров.
К этим вредным воздействиям добавилось и влияние некоторых вернувшихся из русского плена военнопленных, их немалая в процентном отношении доля уже была заражена большевизмом. Другие находились под гнетом бесконечной усталости и опасностей, с которыми им пришлось добираться до демаркационной линии. И те и другие были не особенно склонны во второй раз испытать на себе ужесточившиеся за это время реалии войны. Рассказы отпускников, зачастую нарочно приукрашенные, производили на товарищей из восточных войск соответствующее впечатление.
Картина состояния Восточного фронта была бы неполной без необходимости добавить, что и в офицерском корпусе, пусть и в более мягкой форме, имели место те же явления. Из-за отправки на Западный фронт почти всех кадровых офицеров и лучших офицеров ландвера и резервных частей единство офицерства было полностью потеряно. В ходе войны в офицерский корпус зачастую попадали такие элементы, которые в обычных обстоятельствах никогда не были бы туда приняты. Их использование на многочисленных хозяйственных и административных постах осложняло воспитательную работу командования. Поэтому офицеры подавали своим подчиненным далеко не однозначный пример, а их противодействие вредным влияниям на личный состав зачастую было явно недостаточным. Настроению войск, их все более жесткой критике уделялось мало внимания. Контакт между начальниками и подчиненными во многих случаях был потерян.
Поэтому все знакомые с обстановкой почти не сомневались, что войска на Востоке вряд ли смогут выдержать серьезный кризис, вне зависимости от того, придет он извне или изнутри. Они держались на памяти о своих прежних свершениях и на убывающей вере в силу германского оружия. Если последняя будет поколеблена какими-либо событиями, начнутся трудности, масштабы и последствия которых вряд ли можно предвидеть.
Поэтому все знакомые с обстановкой почти не сомневались, что войска на Востоке вряд ли смогут выдержать серьезный кризис, вне зависимости от того, придет он извне или изнутри. Они держались на памяти о своих прежних свершениях и на убывающей вере в силу германского оружия. Если последняя будет поколеблена какими-либо событиями, начнутся трудности, масштабы и последствия которых вряд ли можно предвидеть.
То, что из-за сложившейся на Востоке военно-политической ситуации подобные кризисы могут начаться хоть завтра, было понятно даже и без учета крайне серьезного положения, в котором поздним летом 1918 г. оказались Германия и ее союзники.
Самый крупный противник, Советская Россия, с момента заключения мира 3 марта внешне вроде бы сохранял спокойствие. Однако можно было со всей уверенностью полагать, что большевистское государство не отказалось от планов мировой революции и не смирилось окончательно с потерей своих западных и южных провинций. Постоянные трения и налеты на демаркационной линии не оставляли сомнений, что «вооруженный мир» на Восточном фронте в любой момент может смениться открытыми боевыми действиями. То, что русское центральное правительство и местные командующие всякий инцидент объясняли недоразумениями или же выступлениями не подчинившихся им войск, полагая, что это их извиняет, совершенно не меняло дела.
Поэтому очевидно было стремление предупредить опасность, исходящую от России, еще до того, как большевистское государство и его армия укрепятся изнутри и снаружи. В связи с этим в течение лета 1918 г. германское командование рассматривало проекты различных операций против Кубанской области, на направлении Смоленск Москва и против Мурманской магистрали, стартовали подготовительные мероприятия. И все же раз за разом Верховное Главнокомандование, отчасти по политическим причинам, отчасти вследствие изменения военной обстановки на Западе, отказывалось от подобных планов. Уже шедшая полным ходом подготовка наступления на Петроград должна была быть остановлена, когда после катастрофы 8 августа все имеющиеся в распоряжении силы пришлось перебросить на Запад.
Когда, в конце концов, 5 ноября из-за убийства германского посла в Москве графа Мирбаха16 и противоречащей международному праву пропагандистской деятельности русского посла в Берлине Иоффе дошло до разрыва отношений между Германским рейхом и Советами, остатки резервов из войск на Востоке уже были отправлены на Запад или Балканы. Не за горами был и переворот в самой Германии. Военная операция против Советов тем самым была снята с повестки дня.
Помимо сдерживания Советской России, тревогу вызывали и действия Антанты. Ее продвижение по Мурманской магистрали, укрепление англичан в Закавказье, их тесная связь с добровольческими армиями Колчака17 в Западной Сибири и Алексеева на юго-востоке не были бы успешными, если бы Германия при обуздании противника сама не содействовала враждебным ей намерениям.
Третьим источником опасности, помимо агентов Советов и друзей Антанты на Востоке, стали осенние события на Балканах и Ближнем Востоке. Крушение Болгарии и Турции вынудило к переброске войск в Румынию. Следовало считаться с прорывом англо-французских военно-морских сил в Черное море и с возобновлением войны Румынией. Подвоз из Закавказья застопорился. Находившимся там германским войскам, как и тем, что были в азиатской Турции, грозила перспектива оказаться отрезанными. Новой задачей должна была стать охрана границы по Пруту, а также побережья Крыма и Бессарабии.
При таких угрозах помощь, на которую могли рассчитывать германские войска на Востоке от своих союзников и друзей, была незначительной.
Только что освобожденные финны были полностью поглощены собой, становлением собственных государства и армии, а также защитой своей протяженной восточной границы. На Украине гетман Скоропадский правил, к сожалению, только лишь с помощью германских штыков. Его правительство не имело ни авторитета, ни опыта для беспрепятственного исполнения обязанностей центральной власти. Большая часть населения не доверяла ему из-за его монархических и великорусских устремлений и его покровительства владельцам крупных поместий. Оно было настроено республикански и проантантовски или пробольшевистски. Прежде всего, однако, местное население требовало быстрого и радикального разрешения аграрного вопроса, на что никак не могло решиться правительство. Армия гетмана находилась в самом начале формирования. В ней было много офицеров, но мало солдат, и позднее некоторые из них оказались ненадежны.