Петр Корнейчук
Рубеж
То, что Вы, уважаемый читатель, держите сейчас в руках, не является пропагандой, призывом или восхвалением того или иного. Это просто осознанный шаг автора оставить прошлое в прошлом и одновременно попытка ответить на вопрос, почему же человека тянет в зону вооруженных конфликтов, причем людей различного возраста, мировоззрения и социального статуса. Уверен, что доля ностальгии есть у любого ветерана боевых действий, чем бы ни закончилась его личная война та часть жизни навсегда останется гулким эхом в коридоре моментов жизни.
Сразу стоит отметить, что описание некоторых моментов это лишь субъективное восприятие, наложенное на обстоятельства: я не питаю ненависти к каким-либо народам, да и не мне судить.
Десять лет длится эта война. Война меняет и пожирает абсолютно всё.
Я не буду, да и пока что не могу описывать все подробности кровопролитных моментов и/или раскрывать государственные тайны операция в Сирии достаточно хорошо освещена во многих информационных источниках, где хватает крови, жестокости и всего сопутствующего войне. В данном труде будет лишь рассказ об увиденном через призму некогда гражданского человека, очутившегося там, где не планировалось еще год назад: ощущения, переживания и погружение Вас, уважаемый читатель, в атмосферу, мною прочувствованную.
Все подробности и указания каких-либо объектов, которые вы тут встретите абсолютно открытые названия, которые также встречаются в СМИ, в открытых источниках; фамилии, имена и звания, разумеется, заменены что не так важно.
Коротко о себе: на момент командировки я служил в батальоне разведки российской армии контрактником. Мне уже было двадцать восемь лет, я не был восемнадцатилетним запуганным мальчишкой.
Отмечу, что силком или под угрозой репрессий меня никто в командировку не тащил, пройденное это мой выбор. Разумеется, невозможно не задумываться о боевых командировках, подписывая контракт в армию, тем более в элитное подразделение. Хотя отказ от командировки по тем или иным причинам принимался, но подобные случаи не носили массового характера.
К моменту командировки я прослужил в армии более двух лет, считался подготовленным бойцом, как в целом и весь наш батальон. Да и сама командировка не стала неожиданностью подготовка была долгой. В нее входило и боевое слаживание, и отработка специальных навыков и задач, и обучение личного состава работы на технике, вооружении и средствах связи, которые используются в Сирии или были созданы специально для Сирии; разумеется, подготовка документов, медицинские осмотры и прочие мероприятия. Подготовка предусматривала также теоретическую часть, занятия по медицине, психологические тесты. За время прохождения всех этапов подготовки я имел возможность отказаться от командировки. Стоит сказать, что в Сирию не отправляли солдат срочной службы весь состав военного присутствия был контрактный.
Описанные мною события наиболее запоминающиеся, передающие общую картину и обстановку, которая близка всем участникам кампании в Сирии. Разумеется, у каждого командировка была своя, каждый для себя сохранил свой случай, который вклинился в психику и долгую память; я перечислил, отмечу, не все, а только те моменты, которые, на мой взгляд, наиболее интересны и будут понятны для тех, кто никогда не был и, надеюсь, никогда не будет в зоне вооруженного конфликта.
Итак, начнем.
Глава 1
8\1. Успешно.
Нет, «ветеранка» платится, если три дня побыл там.
Это если даже просто на базе просидел?
Ну да. И бабки тоже, у нас нет «боевых».
А, ну заебись, главное, три дня продержаться, и все «ветеранку» получаешь!
Ну, типа того.
«Ветеранка» это статус и удостоверение ветерана боевых действий. Это «корочки», которыми гордится каждый военный, как осязаемое подтверждение того, что ты был на войне; это своеобразная квинтэссенция войсковой службы. Точно так же, как бытует мнение, что «не служил не мужик», на военных с длительным стажем косовато смотрят, если он не участвовал по прямому назначению армии не воевал. Главное, что есть «ветеранка», а остальное разберемся.
Подобные разговоры мы вели уже в военном аэропорту, где ждали свой борт на Хмеймим российскую военную базу в Сирии.
Ноги замерзли, пошли в автобус греться! предложил мне товарищ
Пошли. Слякоть ебаная не зима, а черте-что, согласился я.
Сели в автобус. Мой товарищ завел беседу с другими греющимися в автобусе, а я уставился в окно, наблюдая за взлетной полосой военного аэропорта.
Зима того года и правда была ужасной по крайней мере та часть, которую я застал в России слякоть, осадки и снова слякоть. Соответственно, при большой влажности, пусть даже при слабом морозе, длительное нахождение на улице было чревато продрогшим телом и сырой одеждой.
Как раз оно, длительное пребывание на улице, нас и настигло: первый борт с двумя ротами нашего батальона улетел, мы ждали второй, который заберет нас. Военно-транспортная авиация самая непрогнозируемая структура, поэтому мне оставалось сидеть, смотреть в окно и довольствоваться видом военного аэропорта.
Серость, слякоть, самолеты и вертолеты по бокам. Судя по внешнему виду, единственное место, куда долетят эти самолеты, так это в плавильню, но все же турбины заботливо упакованы в специальные чехлы, вокруг них нет сугробов и около каждого стоит какая-то табличка.
Ангары, бараки, грузовики, стволы деревьев и заново: ангары, бараки, стволы деревьев. Былая монументальность и мощь авиабазы словно съёжились на зимовку, и, стесняясь нас, прячутся по углам огромной территории.
Самолет за нами не летит.
Пора выходить надо дать погреться следующим, да и ноги затекают сидеть.
Самолет не летит.
Снова пошли смешки и толки, что сейчас опять не улетим, как было в предыдущие разы, когда мы уже собирались и даже выезжали, но, как сказано было выше, военно-транспортная авиация структура нестабильная. Потрепала она нервы родным и любимым знатно: я раз пять отправлял смс, где писал, что люблю и улетаю; потом все отменялось, и я сообщал, что вечером собираюсь домой.
Периодически водители, привезшие нас и наши вещи, прогревали машины. Вещей было много: оружие, средства связи, сухпайки, амуниция, ручная кладь. Признаться, таскать это все несколько раз на дню на строевые смотры было напряжно.
Разводили костры, общались, курили и смеялись. Вспоминали еще вчерашние и утренние события так, будто это было давно, и уже веяло легкой ностальгией, возможно, это был некий предвестник тоски по дому.
Прилетевший за нами ИЛ-76 на самом деле казался маленьким таким бочонком, и, оглянувшись на наш состав, было непонятно, как он вместит 100 человек и три машины имущества. Знаменитая его «улыбка» расположение иллюминаторов для пилотов веселила и приглашала на борт. Мы встали и зачем-то взяли в руки свои вещи.
Куда собрались? Он сейчас будет заправляться, окрикнул нас командир.
Собственно, идти нам некуда, мы напоследок нагрели чай. Обстановка накалялась: мы все громче смеялись, ярче шутили и чаще курили.
Бензовоз военного аэропорта это такой древний, даже, наверное, винтажный грузовик из теплых комедий Гайдая, в прекрасном состоянии. Справился со своей задачей он минут за сорок, после чего была команда водителям выдвигаться к самолету.
Темнело.
Ну че, блядь, бегом-бегом-бегом к самолету! Грузимся!
Неимоверно четко мы подошли к аппарели самолета. Я увидел внутренность борта: две деревянные лавки по бокам и все. Это пространство предназначалось для нашей поклажи, которую мы стали выгружать из грузовиков цепочкой под надзором командира:
Сначала сухпайки! Ровнее, ёптвашу душу мать!
Так, средства связи и ящики с оружием!
В десятый раз мы таскали средства связи и ящики с оружием. На этот раз они показались легче и удобнее общий труд и молчание.
Молчание было вызвано тем, что это уже все серьёзно и не шутки; тем, что пора. Два месяца ожидания, слаживания, учений и бюрократического ада вылилось в гробовое молчание солдат, грузящих ящики в самолет.
Рюкзаки!
Цепочка рук, передающих вещи, слаженно работала. На погрузку ушло минут двадцать, заодно и погрелись.
Заебись. Все выходим. Строимся!
Строиться это как «Отче наш», это начало и конец всех действий в армии. Не знаешь, чем занять личный состав «Строиться!» там придумаешь. Нужно что-то сказать «Строиться!»
Мы выстроились. Разумеется, перекличка и проверка документов. Вышел командир экипажа, который должен был нам провести инструктаж. Не зря говорят: когда военные писали устав пилоты были в небе. Вышел улыбчивый офицер, оглядел нас, усмехнулся.
Инструктаж выглядел примерно так:
Ну че, парни, сейчас полетим. Лететь примерно пять часов, в самолете не пить, не курить, не трахаться. Туалета нет, есть ведро. Кто последний в него пойдет тот его выносит. Вопросы есть? Вопросов нет.