увлечён быстрокрылый Пегас.
И немного не то, что у нас -
есть весьма одиноких мужчин.
Октябрь-90.
* * * * *
В театре Кабуки
теряются звуки.
Весенние воды
крушат акведуки.
Прекрасная Литта
морями закрыта.
Я парус сошью
из листов кондуита.
И верить устану
себе и Тристану,
с груди отцепляя
значок капитана.
Октябрь, ноябрь-90.
* * * * *
Когда открываются баки,
и льётся сироп на поля,
то красные скачут рубаки,
и ухает с ними земля.
Их радость достойна приказа,
любовь пораженья в бою.
Себя с эн-плюс-первого раза
я в каждом легко узнаю.
И сквозь музыкальную дрёму -
не мной дирижирует кнут! -
возьму и Фому, и Ерёму
и твёрдыми лбами столкну.
Ноябрь-90.
* * * * *
Появляясь на кухне из роз,
отражаясь в гостиной из ваз,
я, казалось, окутывал Вас,
провожатая солнечных слёз.
Неужели прискорбен и пуст
и сомнителен утренний час
вне того, что касается Вас,
королева изысканных чувств?
А герой обязательно скуп,
объясняя, хваля и виня.
Окрыляйте сегодня меня!
грациозным движением губ.
Чтобы я уходил наряду
с исчезающей в этом бреду.
Июнь-91.
* * * * *
И было крещённое странной судьбою
с фрегатами без якорей
моё состояние брызги прибоя,
рассеянный свет фонарей.
Прозрачная птица заоблачной выси,
моя разделённая грусть,
вблизи потаённой стрелы кипариса
пылает гранатовый куст!
И будто вино из серебряной чаши,
стекает полночная суть.
И снова приходят милее и краше, -
о том не жалея ничуть.
Август-91.
* * * * *
Призрачными волнами,
забытью сродни,
всё дождями полные
исчезают дни.
Но однажды вспомнится -
с водкой или без -
золотая конница
ветреных небес,
о любовном голоде -
пагубной поре -
ворковали голуби
где-то во дворе.
И вчерашним узником
под июльский зной
ускользала музыка,
бывшая со мной.
Сентябрь-91.
* * * * *
Октябрь ещё не остыл
в картинах грядущего сна.
Воздушные тают мосты,
цветная дрожит пелена.
И что б не случилось со мной,
реалии брошенный груз.
Откуда горячей волной
восторги сиятельных муз?
И та, из невест или вдов,
уже не опустит вуаль,
аллеями скучных садов
ведёт в золотистую даль.
Красивые листья вполне
кружатся себе на ветру.
И сказочно весело мне,
что я никогда не умру.
Ноябрь-91.
* * * * *
От тех, кто грешен и безгрешен -
до места своего в раю, -
от обязательных насмешек
гордыню битую мою
храню,
пока не отпустила,
не опрокинула беда:
любви божественная сила -
в песок ушедшая вода.
Декабрь-91.
* * * * *
Девушки с луноподобными лицами
круглые сутки проводят за спицами,
чтобы под струями бешеных вод
до исступленья водить хоровод.
Чтобы угрюмо в орешнике прятаться,
если надумает кто-нибудь свататься.
Так получается дело одно:
пялиться, не отрываясь, в окно.
Январь-92.
* * * * *
От самой своей колыбели,
которую не отделить,
смелели они и робели
и не уставали любить.
У края пасхального солнца,
мечтая ступать по росе,
на красного молотобойца
они не похожи совсем.
И там, где порывы высоки
и полная чаша сия,
порхали душевные строки,
простые до небытия.
За грустные эти напевы,
Господь, сохрани и спаси.
Бывают красивые девы
у матери нашей Руси.
Апрель, май-92.
* * * * *
Насколько будет беспощадна
игра невидимой руки?
Я провожу тебя, и ладно.
Ведь мы с тобою земляки.
Так на изящество Шопена
не ляжет грязная пята.
Но бледно-розовая пена
уже сползает изо рта.
Июнь-92.
* * * * *
По-над белой дорогой, где светел и юн
собирательный образ героев поэм,
прозвучали аккорды эоловых струн.
И растаял в пустынной дали Вифлеем.
И сокрыла Голгофу завеса дождя,
разъярённое небо от падшего ниц.
И того, кто готов упоительно ждать
появления умных доверчивых лиц.
Потому в полнолуние мне невтерпёж
уберечься от огненной лавы в аду.
И тогда не судьба напороться на нож
в соловьино-густом Гефсиманском саду.
Июль-92.
* * * * *
За то, что вы меня печалите,
и наказуема вина,
позвольте выкинуть из памяти
недорогие имена.
Других балуя или милуя,
предполагая алогизм,
порою искренне насилует
не очень искренняя жизнь.
И по своим законам тянется,
и не кончается теперь,
поскольку преданные пьяницы
не выставляются за дверь.
И так не хочется повеситься
и даже выпрыгнуть в окно,
пока со мною вместе бесится
в бокале терпкое вино.
Август-92.
* * * * *
Время я упрячу снова,
ты его схоронишь просто.
Я не стану Казановой,
ты не будешь Коза Нострой.
На ковре из мокрых листьев,
зацепив когтями икры,
мы едва услышим выстрел,
из глазищ пуская искры.
Апрель-94.
* * * * *
Напрасно сон в ночи ныряет,
плодя соцветья сладких мук,
и та, кто мне не доверяет,
кичится тяжестью заслуг.
Как водолаз, влюблённый в сушу,
и как хирург, открыв меня,
она заглядывает в душу,
впуская сыворотку дня.
Апрель-94.
* * * * *
На земные просторы
наползает луна.
На бескрайние горы
и озёра без дна.
Злополучная сваха,
замешала в одно
колокольчики страха
и тюльпанов вино.
Разрывая дорожку,
сокровенной длины,
собирайте в лукошко
серебристые сны.
Апрель-94.
* * * * *
Присцилла Лейн-Пресли гремела посудой,
пуская словечки сквозь кухонный пар,
который осеннее утро остудит
помимо растущих присцилловых чар.
Кому-то с картохою соли полпуда,
кому в небоскрёбе дано угадать
Присциллу Лейн-Пресли, звезду Голливуда,
и шапки-ушанки при этом кидать.
Пора бы отречься от праздного люда,
ведь каждое действо имеет антракт.
Присцилла Лейн-Пресли гремела посудой,
ногой отбивая три четверти такт.
Октябрь-94.
* * * * *
Нету слова по-французски.
Нету слова по-английски.
Пойте, пьяные тунгуски,
где глаголят аферистки.
И, вибрируя телами,
наступавшие на пятки
пропадут за зеркалами,
помутневшими на святки.
И опять ворвётся ветер,
и опять отбросят пяльцы,
ковыряя на паркете
свои чувства, словно пальцы.
Ноябрь, декабрь-94.
* * * * *
Ты Санчо, я Панса. И хватит об этом.
Не надо стучать по кларнету кастетом.
Прилипшая к памяти музыка ночи
волнует не шибко, тревожит не очень.
Пускай серебрится! Пускай пузырится!
И катится до фараона гробницы!
Но где бы голодная выпь ни кричала -
всё будет, как прежде, всё станет сначала.
Декабрь-94.
* * * * *
Есть женщины, ради которых
Есть женщины, возле которых
Есть женщины, мимо которых
но нету таких, чтобы враз!
устроить могли бы заторы
на автомобильных просторах,
ныряя в атласные шторы
не завтра, а прямо сейчас.
Май-95.
* * * * *
Она в руках держала флейту
и, прячась за картон,
смыкала градус Фаренгейта
и полутон.
Под скрипы старой дверцы шкапа
варганила с листа,
что молью съеденная шляпа,
как её мечта.
Что килограмм румяных яблок,
сплошь из папье-маше,
её выкручивает набок
и делает туше.
А взор разменивать понуро
на паутину чердака?
Она заблудшая натура,
случайная пока.
Но не к сеньоре или донне,
через поля луга,
на раскалённые ладони
ходила к ней пурга.
Июль-96.
* * * * *
Внебрачная ночь холодна и долга,
хотя ни при чём вековые снега,
и всякого из настоящих Дега
зимою альпийские манят луга.
О как же скучает, кто рано остыл!
кто числился в списке, однако не жил,
а в небо подняться охоту отбил
орёл, клекотавший у свежих могил.
Август-95.
* * * * *
Года усыхают в минуты,
а также в короткие дни,