Я всё понимаю, и в самое ближайшее время приложу максимальные усилия для того, чтобы союзники убедились в растущей мощи белой армии. Она будет крепнуть по мере наших успехов и освобождения новых территорий. Я ли не говорил Вам, господин генерал, что на штыках объединенной армии мы принесем освобождение сначала городам севера вплоть до Вологды, а потом, глядишь, двинемся и далее, на Москву и Петроград.
Хорошо мечтать за чашкой чая. Ни у Вас, ни у меня нет войск. Всё, что можно было сделать в этой ситуации, мы сделали, большевики отошли от Архангельска на приличное расстояние. Образовано какое-то подобие фронта, если, конечно, войсковые части уровня взвода и роты, удерживающие целые направления, можно назвать фронтом.
Когда прибудет обещанное пополнение, мы двинемся дальше. Я очень надеюсь на американские полки. Это серьезное подспорье. К сожалению, лето на Севере короткое, и наверняка грядущее наступление придется отложить до зимней кампании.
Господа офицеры еще долго обсуждали перспективы военного сотрудничества. В ходе разговора они в который раз пришли к единодушному мнению, что командование Северной областью должно быть сосредоточено в руках военных. Гражданское правительство не понимает специфики военного времени и будет только мешать.
С этой мыслью Чаплин отправился на заседание правительства, где планировал выступить с речью в пользу ограничений, которые накладывает военное время на гражданские власти в любой стране мире. Об этом его просил генерал Пуль. Британец испытывал большие неудобства в отношениях с гражданскими властями.
Я отвечаю за все, что происходит вокруг, говорил он Чаплину, и не потерплю, если какое-то неизвестно откуда взявшееся правительство во главе с куртуазным старикашкой будет стоять на пути.
Чаплин был согласен, но что толку, если дипломатический корпус в полном составе поддерживает это правительство!
На успех демарша во время заседания надежды тоже не было. Поддержать Георгия Ермолаевича мог столько кадет Старцев, всецело обязанный Чаплину тем, что оказался членом кабинета министров.
Конфликт с Чайковским у Чаплина и Старцева произошел еще в начале месяца на первом же заседании правительства.
Господа, начал тогда свою программную речь Чайковский, прежде всего, надлежит определиться, кто по праву может входить в демократическое правительство, а кто нет. В конституции, которую я имею честь готовить для утверждения, сказано, что членами любого белого правительства могут быть только депутаты Всероссийского Учредительного собрания.
Позвольте, возразил Старцев, по какому праву? Я не знаю никакой конституции с этим положением.
А Вам и не надо, улыбнулся Чайковский, для вас и господина капитана второго ранга Чаплина сделано исключение, Вы кооптированы в правительство Северной области с правом совещательного голоса.
Что еще за новости? Если у нас нет равных прав с другими членами кабинета, мы немедленно подаем в отставку, мрачно сказал Чаплин, я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. И, если группа каких-либо монархистов в один прекрасный день расстреляет всех членов правительства, то в этом они будут виноваты лично.
Не горячитесь, Георгий Ермолаевич. К чему такие крайности? Мы только что освободили Север от большевиков, надо уметь не ссорится, а работать на благо общего дела, примирительно сказал Чайковский.
Хорошо, кивнул Чаплин, ради общего дела я готов работать даже с социалистами.
Прекратите эти оскорбительные фразы, крикнул Яков Дедусенко, здесь Вам не казарма.
Его интеллигентное продолговатое лицо с косой челкой перекосила гримаса гнева.
Где были Вы, когда мы с коллегой Масловым защищали депутатов в зале заседаний Учредительного собрания?
Я был в Петрограде и с удовольствием смотрел на то, как большевики разгоняли всю эту говорильню. Вы испугались окрика одного малограмотного матроса и разбежались, как крысы по палубе. Стыдно должно быть! Я человек дела, господин кооператор, был на войне, отмечен наградами, а Вы в это время торговали по завышенным ценам мануфактурой и продуктами. Такие, как Вы, и спровоцировали волнения в феврале семнадцатого, сорвав поставки хлеба в столицу.
Да! Взвизгнул Дедусенко. Мы совершили февральскую революцию во имя всех граждан России, и только мы имеем право формировать правительство!
Господин Чаплин, поднялся в кресле Михаил Лихач, воевали не один Вы, мы знаем Ваш боевой путь и уважаем Ваши заслуги, но, поверьте, Вы это еще не вся Россия.
Чаплин был унижен. Он сел за стол с угрюмым видом и стал что-то черкать карандашом на листе бумаги.
Чайковский, как ни в чем не бывало продолжил:
Господа! Буквально вчера мне сообщили радостную новость. В ближайшее время ожидается приезд в Архангельск Александра Федоровича Керенского!
Эсеры зааплодировали.
Если этот негодяй появится здесь, не вставая с места, заметил Чаплин, то я
В зале все стихло. Угроза была нешуточной.
Я арестую его и отдам под суд как дезертира с фронта.
Эсеры возмущенно зашумели.
Это еще не все, продолжил Чаплин, вашу несуществующую конституцию я знать не знаю. Делегаты учредилки ничуть не лучше других, и работать мы будем на равных. Керенский же пусть радуется, что пойдет под суд, а не прямо к оврагу на ближайшей станции.
Это переходит все границы! Снова закричал Дедусенко. Керенский лидер демократических сил, мы уважаем его!
А мы нет! Крикнул с места Старцев.
Чайковскому стоило больших усилий успокоить членов правительства.
С тех пор отношения Чаплина с министрами-социалистами начали стремительно портиться. Выступить на очередном заседании в защиту политики военных властей ему не дали.
Позор! Вскочил и заорал Дедусенко.
Лихач топал ногами.
Прекратите это безобразие! Архангельск это вам не Кейптаун, а мы не правительство буров, чтобы с нами так поступать! Повторял Маслов, обращаясь к Чайковскому.
Поймите же, пытался объяснить Чаплин, то, что творится в газетах, напоминает сборище голодных псов, рвущих на части упавшую в бессилии лошадь. Только ведь эта лошадь наша страна. Да, она не может сейчас встать, но она жива, и ей требуется передышка, чтобы собраться с силами. Союзники дают нам эту передышку. Они сражаются на фронте с большевиками, несут потери. Вы представляете, французу, просидевшему 28 месяцев в окопах на Западном фронте, контуженному, отравленному ипритом, обещали тихую службу по охране складов. Вместо этого он оказался на передовой с очень хитрым и коварным противником.
Что с того? Солдат должен с честью умереть за Родину! С вызовом крикнул Лихач.
За Родину да! Но Франция слишком далеко от двинских заливов и болот Железнодорожного фронта. Здесь он защищает свободу и ваше правительство. И когда до него доходят слухи, что творится в Архангельске, где в газетах прославляют революцию, нелестно отзываются о наших союзниках, в голове у него вертится только одна мысль. И это бунт. Нас спасает от бунта только высокая дисциплина солдат стран Антанты и понимание, что сражаясь с большевиками, они сражаются против немцев.
Где же ваши хваленые войска? Крикнул Дедусенко. Почему они до сих пор не опрокинут большевиков?
Вы дурак, огрызнулся Чаплин, и прекрасно знаете ответ на этот вопрос. Но я повторюсь. Вместо того, чтобы в газетах писать о борьбе против большевиков, вы занимаетесь склоками. Начитавшись ваших газет, человек не только не станет служить в армии, он возненавидит правительство, которое мы все здесь представляем.
Чаплин встал, щелкнул каблуками и демонстративно покинул заседание кабинета министров. Старцев, собрав бумаги, поспешил следом.
Не будем отвлекаться на частности, заметил председатель, переходим к следующему вопросу. С господином Чаплиным все предельно ясно. При первой же возможности нужно найти ему замену. Такой человек не может командовать вооруженными силами области. Кстати, какой у него воинский чин в переводе на армейские?
Подполковник! Сказал Дедусенко.
Вот видите. Всего лишь подполковник, у него нет опыта командования даже полком, не то, что вооруженными силами целого края. Что там у нас с военным резервом, есть ли в городе старшие офицеры?
Разумеется, есть, ответил Лихач, так как вопрос был по его ведомству, три генерала, больше десятка полных полковников и тысячи офицеров младшего и среднего звена. Многие состоят в партии социалистов-революционеров и готовы предложить свои услуги правительству.
Почему же мы медлим? Сколько можно терпеть этого негодяя Чаплина?
Докладываю, невозмутимо сказал Лихач, переговоры со старшими офицерами ведутся, но позиции Чаплина сильны поддержкой англичан. Мы не можем выступить против генерала Пуля.