Одной из главных политических тем конца года было провозглашение независимости Финляндии и отделении других частей бывшей Российской империи.
«Имперские земли дробятся. Финляндия объявила свою независимость и требует от иностранных правительств признания. По-моему, стоит им уступить, поскольку у финнов нет ничего общего с Россией: другой народ, язык, другие нравы и религия. Они были завоёваны и вынуждены признать великим князем Финляндии ставленника из России, и я не понимаю, почему мы должны им отказать самим распоряжаться в своей стране, рассуждал де Робиен. Привлечь финнов на свою сторону, получить для них признание независимости и отправить дипломатическую миссию в Хельсинки вот политика, которой мы должны следовать».
Граф вспомнил, как недавно разговаривал с послом Нулансом обо всех политических новшествах.
Россия как империя больше не существует. Входившие в эту империю народности обретают независимость, нам следует завязывать с ними дружеские связи. Этот пучок молодых побегов окажется прочнее, чем загнивающий заплесневелый пень, не оправдавший наших надежд, заявил посол.
Будет ошибкой отказать финнам в признании независимости под предлогом нежелания разозлить Россию, согласился атташе, честно говоря, России на Финляндию наплевать. Россия с союзниками не церемонится, да и существует ли она ещё, эта Россия?
Боюсь, как бы мы не упустили возможности завязать дружеские связи с молодым народом, открытым всему новому. Необходимо поторопиться, иначе немцы и лояльные им шведы могут опередить нас, вступил в разговор советник Дульсе, он всегда делал глубокомысленные заявления по совершенно простым вопросам.
Робиен закрыл тетрадь.
Интересно, подумал он, будут ли эти записки когда-нибудь свидетельствовать на суде истории? Учтет ли этот суд мнение его, пока еще скромного атташе посольства Франции в России, оказавшегося свидетелем великих потрясений. Нужны ли будут потом кому-нибудь эти строки о вакханалиях и разгулах, о гибели великого государства и делах тех, кто лицезрел эти события. Спросит ли история с них за действия или бездействия?
В одном де Робиен не сомневался все, что будет написано о германо-большевистских переговорах в Брест-Литовске, очень скоро станет предметом пристального изучения историков как главное событие последнего месяца 1917 года. Вот почему он насколько мог подробно записывал все, что связано с этими мирными переговорами:
«Население озабочено лишь заключением мира. Буржуа не скрывают своего желания оказаться под защитой полицейского «шуцмана»[4], который дежурил бы на каждом углу и обеспечивал порядок.
Эти люди в свое время разграбили германское посольство, поносили всё немецкое, требовали и добились переименования Петербурга, проклинали царский режим, приветствовали революцию и теперь снова готовы вернуть старое и смирится с немецким владычеством. Что за переменчивость?» восклицал граф на страницах дневника.
«Любой ценой нужно помешать, чтобы Россия в момент заключения сепаратного мира не передала Центральным империям военнопленных. Это даст нашему врагу новые силы, которые можно использовать на нашем фронте. Нельзя допустить, чтобы Россию называли предательницей, поскольку она заключает мир. Наоборот, следует признать её право выйти из борьбы, принимая причины, по которым она это делает, рассуждал дипломат.
К сожалению, его мнение послу Нулансу было малоинтересно. Он желал, чтобы Россия любой ценой продолжала войну, спасая уже в который раз от разгрома Западный фронт. О переговорах в Бресте посол отзывался в кругу своих весьма резко.
Вчера вечером в посольстве узнали ответ Центральных империй на предложение русских о мире. Они принимают формулировку «без аннексий и контрибуций» и предлагают некий временный мир. Народное мнение по этому поводу таково: германская нота означает переломный момент в войне, не за горами всеобщий мир, и это есть полное предательство Россией интересов Антанты!
Посол Нуланс закончил обличительную речь и сел в кресло.
Я полагаю, теперь говорил уже советник Дульсе, русские питают напрасные иллюзии, поскольку нота полна ограничений и оговорок, которые меняют смысл. Это лишь первое основание для обсуждения.
Это большой успех революции видеть свою формулировку демократического мира, в начале поднятого на смех националистами всех стран и теперь принятого центральными империями и даже письменно одобренного римским папой, возразил дипломатам присутствующий на заседании социалист, капитан Садуль. Разве большевики не правы, говоря, что это буржуазия хотела войны и её продолжения? Из этого тщеславного, жадного до наживы класса набирали националистов всех стран, поскольку аристократия и народ до определённой степени интернациональны. У меня есть мнение одного из ближайших соратников Ленина, который говорит, что если Россия не поддастся социалистическому режиму, мы предпочтём возвращение монархии необходимости договариваться с буржуазией.
Это большой успех революции видеть свою формулировку демократического мира, в начале поднятого на смех националистами всех стран и теперь принятого центральными империями и даже письменно одобренного римским папой, возразил дипломатам присутствующий на заседании социалист, капитан Садуль. Разве большевики не правы, говоря, что это буржуазия хотела войны и её продолжения? Из этого тщеславного, жадного до наживы класса набирали националистов всех стран, поскольку аристократия и народ до определённой степени интернациональны. У меня есть мнение одного из ближайших соратников Ленина, который говорит, что если Россия не поддастся социалистическому режиму, мы предпочтём возвращение монархии необходимости договариваться с буржуазией.
Собрание граждан Третьей республики зашумело. Реставрация монархии новая идея большевиков, но кто будет царем? Впрочем, это очевидно. Кто-то крикнул:
Луи Наполен тоже начинал с президента республики, а его великий дядя с должности первого консула.
Война еще продолжалась, но дипломаты и лица, приближенные к посольствам, уже планировали послевоенное переустройство мира.
Не стоит преувеличивать мнимые чаяния националистов. Так называемые угнетённые народы существуют только в воображении некоторых идеологов: адвокатов, профессоров, не соприкасающихся с реальностью. Восточноевропейские народы настолько смешались, что благо для одного может обернуться ущербом для другого. На Балканах невозможно размотать эту путаницу из турков, греков, сербов, болгар и албанцев. Вот такой салат под названием «винегрет»! Удачно, если смешаны фрукты со сливками, и плачевно, если это смесь народов, которых не свяжешь винным соусом», глубокомысленно рассуждал посол Нуланс.
Франции выгодно сохранить Австрию, которая исчезнет, если начнётся эмансипация её составляющих народов: немцев и славян. Франция и так много потеряла при дроблении Турции, и мы допускаем ту же ошибку с Австрией, произнес советник Дульсе.
Это все только в планах, Австрийская империя еще существует, поправил его Нуланс.
Еще это важное слово, уточнил свою позицию советник, и сколь долго это продлится, знает только Бог войны.
Чем больше я думаю, поддержал тему беседы де Робиен, тем больше уверен, что нам не стоит восторгаться «правом народов на свободу собой распоряжаться». Мне нравится лишь первая часть формулировки «без аннексий и контрибуций», которая отвечает идее справедливости и переносит в международную сферу понятие собственности, вторая часть формулировки мне кажется опасной. Как бы то ни было, предложения немцев бесспорно означают важный этап на пути к миру.
Скажете тоже, граф. Если в интересах Франции надо будет разрушить империю, мы ее разрушим. Мнение каких-то там народов ничего не значит. В Европе есть три главных нации и они будут решать судьбы мира, заявил Дульсе.
Кого вы имеете в виду, Англию, Францию и Россию?
Россию ни в ком случае, это исключено, замахал руками посол, здесь просто не с кем сейчас договариваться. Германия была и остается великой европейской державой. Да, сейчас мы воюем с бошами, но когда наступит мир, с их мнением все равно придется считаться.
Господа, а я хочу рассказать вам свежую историю, что такое мир простых людей, видимый, например, с облучка извозчика.
Любопытно, ответили присутствующие. Робиен вспомнил недавний случай, имевший место в предпоследний день декабря. Он с приятелем возвращался вечером на санях с Васильевского острова, завязали разговор с возничим.
Что за времена, жаловался тот, чтобы прожить, нужно принести к концу дня 60 рублей, а прежде 45 рублей хватало на все нужды.
Приятель дипломата сказал извозчику всё, что думал о союзниках и о врагах. Возничий выслушал и дал восхитительный, достойный пера Толстого, ответ: «Мне это всё равно, все едят хлеб, как и мы».
Публика снова зашумела.
Мужланам недоступны высокие материи, выждав паузу сказал посол, их мнение ничего не решает, будет приказ, и этот мужик умрет, но выполнит его.
Вы не знаете России, запальчиво крикнул Садуль.
А вы не знаете жизни, парировал Дульсе, он всегда стоял на страже достоинства господина посла и не мог допустить, чтобы кто-то проявлял неуважение.
Граф де Робиен задумался. Благодаря этому смелому человеку в потрепанном армяке он прочувствовал всю поэзию русской души. В ту холодную и ясную ночь, когда снег скрипел под копытами лошади и салазками саней, русский мужик рассуждал попросту о самых сложных вещах. Он был на войне, «поймал» три немецких пули, одна из которых обездвижила его руку, но он не испытывал никакой ненависти к врагам. «Все ели хлеб, как мы», вспомнил граф слова возницы. Какой урок для тех, кто намеревается единолично править миром!