Однако доброе намерение «сделать опыт к пополнению пробела в этнографии племени», с которым автора «как уроженца того края» связывало «близкое, долговременное знакомство»[82], оказалось неудачным. В обзорной статье «Успехи этнологии в деле изучения финнов Поволжья за последние тридцать лет» С. К. Кузнецов отмечал: «Написанная бойко, с претензиями, статья эта изобилует общими местами, а нередко и грубыми ошибками, и только по истории вотяков даёт кое-что, не лишённое значения»[83].
Наверное, профессиональный этнограф имел право на столь суровую оценку, тем не менее работа В. М. Бехтерева получила признание научной общественности. Об этом говорят, например, ссылки на неё в самых серьёзных трудах. К таковым относятся, в частности, книги немецкого исследователя доктора Макса (Максимилиана) Теодора Буха (18501920) «Вотяки»[84] и знаменитого британского учёного Джеймса Джорджа Фрэзера (18541941) «Золотая ветвь». Впервые опубликованное в Лондоне в 1890 году, это 12-томное «исследование магии и религии», относящееся к числу «тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений учёных»[85], печаталось во всём мире на различных языках огромное число раз. Мало того, «Золотая ветвь» оказала большое влияние и на развитие изяшной словесности, пример чему знаменитый роман классика американской литературы Уильяма Фолкнера (18971962) «Святилище»[86].
Для подтверждения тезиса о том, «насколько чувственны и наивны представления вотяков о своих богах»[87], В. М. Бехтерев использовал опубликованную в 1873 году работу Дмитрия Петровича Островского (18361884)[88] «Вотяки Казанской губернии», где говорится:
«В степени детско-наивного понимания божества вотяки ни в чём не уступают черемисам. Следующее происшествие, бывшее лет тридцать тому назад, лучше всего характеризует их в этом отношении.
У вотяков малмыжских стал плохо родиться хлеб. Долго думали, как помочь горю, наконец, додумались: хлеб не родится потому, что Кереметь скучает, а чтобы развлечь его, надо добыть ему жену. С этой целью в первый же базарный день старики едут в Чуру. Угостивши хорошо влиятельных из тамошних обывателей, они сообщают им о своём горе и средстве помочь ему. Последние изъявили согласие. Вследствие этого обе стороны порешили, что за женой Кереметя малмыжские вотяки пришлют выборных. Около Петрова дня, ночью, выборные приезжают в Чуру на тройках с колокольцами и бубенчиками, во всём как быть свадебному поезду, и прямо отправляются в кереметь [место поклонения Кереметю. В.С.]. Там пировали всю ночь: вятские вотяки не скупились на угощение, только бы добыть своему Керемету жену. Ранним утром свадебный поезд отправился в обратный путь, увозя с собою кусок дёрна мерою в квадратный аршин, вырезанный в керемети. Эта курьёзная свадьба имела однакож для чуринских стариков очень печальные последствия. На беду случилось, что на следующий год у вотяков малмыжских хлеб уродился, а в Чуре нет. Тогда против стариков, участников женитьбы Керемета, поднялась страшная буря: их публично оплевали, обругали псами, собирались бить, и, вероятно, если бы не заступничество местных властей, их избили бы жестоко; потому что чуринские обитатели до следующих урожаев не могли забыть преступления своих односельников»[89].
Изложив один к одному большую часть приведённых Д. П. Островским сведений, В. М. Бехтерев сделал такой вывод:
«Трудно понять, какой смысл имел в данном случае кусок земли: может быть, он представлял символ богини земли и плодородия, и тогда эта оригинальная свадьба имела бы, может быть, тот смысл, что, обвенчавши Керемета на Муму-Кальцина [так! В.С.], вотяки могли надеяться, что тем умилостивят Керемета, и плодородие под влиянием его новой супруги возвратится в страну»[90].
С этим предположением В. М. Бехтерева согласились и М. Бух[91], и Д.Д. Фрэзер[92]. Больше подобного рода трудов вятский уроженец не писал, а все последующие были посвящены медицинским темам[93].
1.6. Врач-литератор К. И. Завойский
В 1893 году в Военно-медицинскую академию, одним из преподавателей которой был заведовавший кафедрой психиатрии В. М. Бехтерев, поступил уроженец Малмыжа Константин Иванович Завойский (18731919).
В 1893 году в Военно-медицинскую академию, одним из преподавателей которой был заведовавший кафедрой психиатрии В. М. Бехтерев, поступил уроженец Малмыжа Константин Иванович Завойский (18731919).
О его отце в своей документальной повести научный сотрудник Научно-исследовательского центра «Курчатовский институт» Наталья Евгеньевна Завойская пишет:
«Семья И.А. Завойского редко жила на одном месте. Сам он, окончив Вятскую семинарию, что было достоверно традицией рода более двух веков, снял священнический сан и поступил на государственную службу. Начинал он письмоводителем в окружном управлении Нолинского уезда. Затем был столоначальником в Вятке. В 60-е годы переехал в городок Малмыж, где и женился на старшей дочери священника К. С. Семакина Екатерине»[94].
В Малмыже коллежский секретарь И.А. Завойский служил полицейским надзирателем. Здесь и родился его сын Константин, проживший в городе на Шошме свои первые годы. Вместе с семьёй он в 1880 году оказался на Холуницких заводах (ныне город Белая Холуница Кировской области), откуда после окончания двух классов был отправлен в Вятку для обучения в гимназии, найдя приют в квартире своей родственницы.
Став по окончании Вятской гимназии студентом Военно- медицинской академии, К. И. Завойский в 1898 году успешно окончил её, после чего началась его служба военным врачом в различных военных округах от Варшавского до Приамурского. Прибыв на Дальний Восток в январе 1900 года, он принимал участие в военных действиях по подавлению в Маньчжурии так называемого боксёрского движения.
Здесь во враче, с гимназических лет неравнодушном к изящной словесности, пробудился писательский талант. На основе полевых дневников он «талантливой рукой»[95] написал ряд статей, посвящённых событиям, в которых участвовал, состоянию медицины в маньчжурских краях, жизни и быту местного населения. В 19041905 годах эти «живые зарисовки»[96] печатались в ведомственном «Военно-медицинском журнале» и в таких престижных изданиях, как «Русский антропологический журнал» и «Этнографическое обозрение»[97].
Публикации оказались очень актуальными, т. к. в это время шла русско-японская война, в самом начале которой К. И. Завойский был переведён по службе в город Могилёв- Подольский (ныне в Винницкой области Украины). Вместе с ним из Маньчжурии туда переехали жена Елизавета, дочь Татьяна и сын Борис. В 1907 году здесь, на берегах Днестра, семья Завойских пополнилась ещё одним ребёнком Евгением, который станет академиком, одним из крупнейших отечественных физиков, открывшим электронный парамагнитный резонанс.
Не видя возможности реализовать свои интеллектуальные силы в провинциальном городке, Константин Иванович по собственному прошению был переведён в университетскую Казань. Здесь он стал трудиться младшим врачом на заводе азотной кислоты. Изучение санитарно-гигиенических условий работы на этом предприятии были обобщены в кандидатской диссертации, изданной в 1912 году в Казани[98].
Работа над темой продолжилась в Санкт-Петербурге, где, будучи прикомандирован к Военно-медицинской академии, К. И. Завойский и защитил в 1914 году в стенах своей альма матер диссертацию на соискание учёной степени доктора медицины[99].
Заниматься наукой дальше помешала Первая мировая война. С её началом вернувшийся в Казань медик получил назначение на должность главного врача полевого подвижного 438-го госпиталя. С ним он и прошёл «почти трёхлетний ад бессмысленной мясорубки», в которой «был сломлен и физически, и морально»[100].
Несмотря на голод и одолевавшую его болезнь, К. И. Завойский бескорыстно оказывал медицинскую помощь жителям Казани до самой своей смерти.
1.7. Вокруг Л. Н. Толстого
Во время учёбы в Казанском университете (с 1844 по 1847 год) малмыжскую землю мог посещать юный Л. Н. Толстой. Его казанские родственники Владимир Иванович и Пелагея Ильинична (урождённая Толстая) Юшковы владели в Малмыжском уезде рядом селений, в частности Калинином и Гоньбой[101].
Если он приезжал к ним в гости, то, конечно же, не мог не посетить Малмыж, где впоследствии жил известный земский деятель Авксентий Петрович Батуев (18631896)[102], в архиве которого, по утверждению Е.Д. Петряева, «остались письма Л. Н. Толстого»[103].